Глава 5

Утром у меня было немного приватного времени во время утренних водных процедур, когда за мной никто не наблюдал. Медсестра терпеливо ждала снаружи. Дверь в санузел была открыта, так что она не нервничала и не особо за мной приглядывала. Да и стояла я к ней спиной, так что руки мои она видеть не могла. Спасенный вчера пузырек был заткнут за пояс больничной пижамы. Если избавиться от него, то только сейчас. Зачем он мне и что с ним делать? Если выйду в коридор, то медсестра наверняка его заметит. Он достаточно сильно торчал и бросался в глаза даже под пижамой. Если же оставлю в номере, спрятав под подушку или матрас, то его найдет уборщица или кто там еще заправлял мне кровать каждый раз, пока я сидела у доктора на приеме.

Пока я расслабленно рефлексировала, моя рука сама потянулась к струе воды и наполнила пузырек, а затем я неожиданно присела и засунула его за раковину, аккуратно поставив на сифон для слива воды. Заметить его теперь можно было только если лечь на пол под раковиной.

«Все страньше и страньше», как сказала бы Алиса. Я сама не понимала свой гениальный план, который, судя по многоходовости, действительно был крайне продуман. Вопрос только кем и зачем.

По пути в кабинет врача я отметила обугленную дыру в кресле для охранника. К вопросу о продуманности плана – один бросок окурка привел не только к тому, что я зачем-то подготовила пузырек для подмены лекарства, но и добилась того, что охранник теперь сидел в самом конце коридора, возле кабинета врача и намного дальше от моей палаты.

По пути к нему мне вдруг стало любопытно: как они так разруливают все визиты пациентов к врачу, что я ни разу по пути не встретила ни одного больного? Или тут я одна на весь этаж?

На этот раз на столе врача лежал допотопный катушечный магнитофон. Я такой только в старых фильмах до этого видела.

– С вашего позволения, я хотел бы записать наш сегодняшний разговор.

– А у меня есть выбор? – холодно поинтересовалась я.

Он развел руками. Тогда я спросила:

– Для кого?

– Что?

– Кому вы хотите прокрутить запись?

– А… это для себя, чтобы потом ничего не забыть.

Я ему не поверила. До этого, он вполне комфортно чувствовал себя со своими дурацкими записями ручкой в папке. Магнитофон нужен для второго гномика, перед которым врач отчитывается о моем состоянии. Дорого бы я заплатила, чтобы узнать кто обо мне так заботится. Или, наоборот, арестовал меня здесь, чтобы добиться… чего?

– Итак, вы подумали над нашей проблемой? – спросил он.

– Нашей?

– Конечно, мы же оба хотим, чтобы вы вылечились. Вы пробовали анализировать вопрос, на котором мы вчера остановились? Кого вы потеряли после ваших воображаемых перемещений?

– Если они воображаемые, то я никого не теряла! Нет. Если честно, то от ваших капельниц голова как не своя. Вся в тумане. Я ни о чем думать не могу. Что вы мне колите? Зачем?

– Препараты тормозят вашу психику и предотвращают дальнейший распад. Без них вы опять пойдете вразнос. Деградация личности продолжится, и вы очень скоро превратитесь в овощ. То, что вы сейчас чувствуете себя более-менее адекватно – заслуга этих лекарств. Но давайте начнем сеанс. Пожалуйста, перечислите всех ваших близких знакомых и родных по очереди.

Я пожала плечами:

– Папа, мама… ну те, кого я таковыми считала, потому что физиологических родителей не видела. Наста… то есть Анастасия – это ваша императрица в молодости. Мирра – ее начальница в Тресте, ставшая потом моей подругой и верной соратницей. Дальше сложнее – остальные персонажи есть не во всех реальностях. Часто встречался Том – жених Насти. Но не всегда. Еще я помню Ника – в некоторых воспоминаниях он учил меня премудростям ныряльщика. Вроде все, если не считать уж совсем далеких персон вроде девушки Ника и так далее.

– Нет. Не подходит никто из описанных. Вы говорите о них отстраненно, безэмоционально и спокойно. Мне нужен тот, кто вызывает яркие чувства. До дрожи в пальцах и озноба в позвоночнике. Тот, о ком вы очень не хотите говорить, и даже вспоминать его, так как с ним связаны травмирующие воспоминания. Я подозреваю, что те самые воспоминания, что привели к распаду вашей личности. Они вытеснились и заменились на фантазии о других мирах, а ощущение вины, связанной с этим человеком, привело к расщеплению вашего «я».

– Другие миры – это не фантазии! – крикнула я.

– Естественно, вы в этом сейчас уверены. Но не будем сейчас погружаться в дискуссии – нам важен главный вопрос: кого вы прячете от самой себя?

– Никого! Я больше никого не помню! А чтобы вы больше не трындели тут что я все фантазирую, то я вспомнила, как могу вам доказать кое-что. Проверьте-ка у меня пульс.

Я протянула ему руку. Врач недоуменно посмотрел на меня и взял за запястье. Некоторое время он молчал, отсчитывая про себя. Потом нахмурился, прислушиваясь к ощущениям в пальцах.

– Странно. Словно эхо какое-то.

– У меня двойной пульс. Потому что я не человек. И если вы обнаружили это только сейчас, у меня много вопросов к вашей квалификации. Вообще у вас странная больница. У человека в коме ни анализ крови не взяли, ни пульс не измеряли. У вас как, ЭКГ уже изобрели? – ехидно спросила я.

– Что?

– Электрокардиография. Ну исследование сердца…

– Я понял. Да, у нас есть такое оборудование.

– Ну вот сделайте мне кардиограмму и удивитесь. Я не человек. У меня нет группы крови, у меня двойной пульс от двух сердец, так что от ЭКГ у вас вообще волосы дыбом встанут. Причем второе сердце вы не найдете, даже если вскроете мне грудную клетку. Это тоже можно придумать? – с триумфом произнесла я и осеклась.

Во время моей пафосной речи врач вообще не проявил удивления. Он только сделал вид, приподняв брови, но актер из него был никакой. У меня было стойкое ощущение, что я не сказала для него ничего нового. Он все это знал. С самого начала знал. Все они сделали: и ЭКГ, и и анализ крови.

– Что за цирк тут вообще происходит? – сердито спросила я

– Вы о чем?

– Да вы издеваетесь надо мной! Твердите, что я все придумала, хотя прекрасно осведомлены и о ныряльщиках, и о моих особенностях! Зачем?

Он, не моргнув глазом, ответил:

– Для терапии. Да, естественно я в курсе, как и все наши граждане, что наша императрица умеет перемещаться между мирами, благодаря чему наша страна в развитии намного опережает всех соседей и занимает лидирующее положение в мире. Ваш рассказ о перемещениях для меня не новость, но мое сомнение должно было вывести вас из равновесия, потому что вся ваша история – это сложная смесь реального и вымышленного. Фантазией вы замещаете какую-то травму. Моя задача – понять какую именно. А также заставить вас усомниться в том, что вы помните, чтобы настоящие воспоминания всплыли на поверхность.

– А в чем вы еще мне врете?

– Ни в чем, – не моргнув глазом ответил он, – я предельно честен. Вы спросили, я ответил.

– С кем вы совещались у моей постели, пока я была в коме? – быстро выпалила я.

– С директором больницы. Он же ее владелец. Мы частное заведение.

– Как его зовут?

– Карл. Карл Финстернис. И что это вам дало? – ехидно спросил он.

– Ничего, – смущенно произнесла я.

В кабинете повисла долгая тяжелая пауза.

– Давайте поступим так, – он достал карандаш и листок из папки, – я хочу попросить вас нарисовать.

– Что именно?

– Что угодно из тех историй, что вы понарассказывали. Любое воспоминание. Но максимально подробно.

– Но я не художник. Я не умею рисовать. Ладно там домик, дерево, фантастическое животное, как меня просили на собеседовании на работу. Но картину…

– А я вас и не на выставку собираюсь отбирать. Мне важно не качество рисунка, а сюжет: что именно вы нарисуете. Если я что-то не пойму, то попрошу вас объяснить: что именно вы старались изобразить.

Я пожала плечами, взяла карандаш, твердую папку, которую он предложил в качестве планшета и листок бумаги.

Что же нарисовать? Хотелось что-то такое яркое, впечатляющее. Но даже приступить было страшно: выйдет то полная фигня.

И тут моя рука самопроизвольно слегка дрогнула и поставила на бумаге штрих.

– Ой, а ластик у вас есть? – спросила я.

– Если ошибетесь – не страшно, – улыбнулся он, но все-таки достал из ящика стола ластик и протянул мне.

Я потянулась за ним левой рукой, отвлекшись от карандаша в правой и она чуть задрожала как будто от напряжения и неудобной позы. Когда я взглянула на листок, там уже мелкими ровными штрихами был начат непонятный мне рисунок: на бумаге проявился угол какого-то предмета.

Моей рукой кто-то управлял. Когда я отвлекалась, этот кто-то получал больший контроль над конечностями и явно пытался что-то сказать.

Что ж. Если со мной врач зашел в тупик, то может позволить общаться с доктором моему альтер эго? Я постаралась максимально расслабить руку. Отпустить и не мешать.

И на листке бумаги начало появляться отчетливое изображение. Угол, как оказалось, принадлежал помосту для казни. Неизвестный художник, управлявший карандашом, очень неплохо изобразил и палача, и зрителей, и даже мою собственную испуганную физиономию. На бумаге был изображен момент, когда мне на голову накинули петлю и собирались уже открыть люк в помосте.

Я с удивлением уставилась на готовую картинку. Да, безусловно, я помню этот момент. Одна из неудачных ветвей моей судьбы. Ту меня схватили в империи как шпионку и все-таки повесили.

– А вы говорили, что рисовать не умеете. Никогда бы не заподозрил за вами подобной скромности, – с удовольствием и удивлением произнес врач. – Вы позволите? – он протянул руку, и я отдала ему листок.

Минуту он разглядывал изображение.

– Очень хорошо! Мне кажется, мы нашли нужный метод, – с удовольствием сказал он, подошел к шкафу и достал оттуда плоскую коробочку, которую положил передо мной на стол.

– Цветные карандаши? – удивилась я. – Как в детском садике?

– Да. Вот вам альбом, – он достал из стола склейку белой бумаги размером примерно с лист А3, – и домашнее задание: рисуйте. Рисуйте все, что вспомните, что взбредет в голову. Не задумывайтесь, отпустите себя. Действуйте интуитивно. На этом мы сегодня закончим. Не хочу сломать тот тоненький мостик к вам настоящей, что мы нащупали. Завтра покажите мне не менее пяти рисунков.

Я встала и подошла к выходу, но у двери обернулась, заставив занервничать сестру-конвоира.

– Если вы частная клиника, то кто оплачивает мое пребывание у вас?

Врач развел руками:

– Финансы не моя забота. Я просто не знаю. Вам нужно будет спросить это у директора, когда вы с ним увидитесь.

По пути в палату у меня прихватило мочевой пузырь и мне снова удалось уговорить медсестру проводить меня в туалет в коридоре. Пока я мыла руки, то совершенно неосознанно сунула под резинку пижамы небольшой обмылок с раковины: так, чтобы никто не заметил.

Происходившее со мной и пугало, и интриговало одновременно. Периодически мое тело начинало действовать против моей воли, и это точно были разумные действия с далеком просчетом. Даже в трезвом уме я бы никогда не смогла придумать тот план, который реализовывал неизвестный в моей голове.

Оставшись ненадолго в своей палате в одиночестве, я легла на кровать, расслабилась и таинственный гость в моем теле тут же начал действовать, захватив полный контроль над телом. Отстраненно, словно находясь в трансе, я смотрела за его приготовлениями: моя рука сунула один из карандашей в щель у ножки кровати, так, чтобы он изрядно торчал наружу. Затем я положила обмылок на пол, раздавила ногой и размазала по кафелю так, чтобы не было заметно. Отмерив ровно два шага, я положила на пол ластик, а затем забежала в туалет, вынула из-за сифона желтый пузырек и вместе с ним прыгнула в кровать. Успела ровно за секунду до того, как распахнулась дверь и в комнату вошли две медсестры – конвоир и та, что ставила капельницы.