У него не было любимого цвета, но темный изумруд ее платья мгновенно стал им. Оно прикрывало ее лучше, чем полотенце, так почему ее кожа словно… сияла? Да и с волосами она что-то сделала, потому что обычно они были собраны в растрепанный пучок. А теперь падали на плечи и прямо… струились? И блестели.

Черт, а потом она посмотрела на него, сжав алые губы.

Алый.

Пожалуй, это его любимый цвет.

«Возьми себя в руки».

– И что, ты полчаса с родителями трепалась?

– Да. Они думают, что я совсем сбрендила.

– Чего?

– Они мне не верят. Что я на тебя работаю. – Она порылась в сумочке. В сумочке же? Она больше напоминала кошелек, но в ней лежала целая куча всего. Помада, маленькая расческа, капли для глаз. Зеленый цилиндр, напоминающий ручку, и спиртовые салфетки. Инсулин? Перед приездом в Сан-Антонио он немного почитал про диабет первого типа и знал, что инсулин можно вводить разными способами. Поскольку помпы он не заметил, Джозефина, видимо, делала уколы. – Сначала им было весело, – продолжила тем временем та. – Но теперь папа думает, что во время урагана я ударилась головой. А мама считает, что я сбежала с парнем, но есть подозрение, что она выдает желаемое за действительное. В общем, они готовы звонить в ФБР.

– Ладно, это можно легко уладить. – Он махнул рукой на ее сумочку. – Давай, звони им. С видео.

– Серьезно? – Она нерешительно открыла сумку. – Сейчас?

– Да, сейчас, – нетерпеливо ответил он. – Или ты еще полчаса будешь волосы укладывать?

– Как приятно, что ты заметил.

Она сжала губы, подавив смех, хотя могла бы не сдерживаться. Он давно не слышал ее смеха, да и тогда ее наверняка развеселил кто-то из болельщиков. Он бы не отказался сам хоть раз стать причиной ее веселья.

– Ладно, была не была, – сказала она, и в коридоре раздался знакомый звук подключения. – Мам, пап, привет. Кое-кто хочет с вами поговорить.

Уэллс взял телефон и хмуро поглядел на экран.

– Вы вырастили дочь, которая не способна собраться вовремя даже за четыре часа. Надеюсь, вы довольны.

С экрана на него уставились женщина в розовых бигуди и мужчина в фартуке.

На плите у них за спиной что-то шкворчало.

– Это же… – начал мужчина, откладывая лопатку. – Крошка Ру, так ты правда там с Уэллсом Уитакером.

– Да, пап, я знаю. Я так и сказала.

«Крошка Ру?» – беззвучно шепнул Уэллс Джозефине.

Та закатила глаза.

– Как тебе удалось сделать берди на пятой лунке в Пеббл-Бич в двадцать первом? Ты специально вышел на раф?

Уэллс задумался.

– Да. Мне не понравился угол после драйва, поэтому я обошел оставшийся фейрвей и занял более выгодную позицию на грине.

– Гениально! Я так и знал! – воскликнул отец Джозефины, но тут же выронил телефон, и тот грохнулся на пол, открыв Уэллсу вид на их типичный флоридский дом.

Он прищурился.

– Господи, сколько растений.

– Поосторожнее с моими братиками и сестренками, – с каменным лицом сказала Джозефина. – Они все слышат.

Гольфист покачал головой.

– В общем, сами видите, она не сбежала и не тронулась умом. Но если будет так опаздывать – ее могут уволить.

С этими словами он отключил вызов и вернул его Джозефине.

– Готова?

Она забрала телефон, глядя на него ошарашенным взглядом.

– Ты даже не попрощался.

– Я в курсе. – Он положил руку ей на поясницу и повел к лифту, стараясь не двигать большим пальцем, хотя тот так и чесался. – Когда прощаешься, обязательно начинают думать, что ты снова им позвонишь. Я на это не попадусь.

– Кто ж тебя так обидел, Уэллс?

Он проигнорировал кольнувшее сердце и вызвал лифт.

На удивление, одна из шести дверей открылась практически сразу. Уэллс вздохнул, увидев в кабине толпу народа. Они явно приехали посмотреть на турнир, ведь при виде Уэллса у них отвисли челюсти. Он бы подождал следующего лифта, но Джозефина без колебаний вошла внутрь, и поскольку он не собирался отпускать ее одну, ему оставалось только пойти за ней.

Внутри было тесно – настолько, что когда лифт, дернувшись, пришел в движение, ему пришлось упереться рукой в стену над головой Джозефины, лишь бы с ней не столкнуться. С такого расстояния изгиб ее верхней губы выглядел еще четче. А справа на лбу, прямо у самых волос, затаилась маленькая веснушка. Боже, а ее кожа…

«Господи. Возьми уже себя в руки».

Пришло время напомнить себе одну очень важную вещь. Формально Джозефина работала на него. То есть пора было заканчивать думать, чувствительная ли у нее шея и трогала ли она себя в ванной. Отныне эти мысли были под запретом. Он, конечно, не самый высокоморальный гольфист – да и человек тоже, – но он не станет пользоваться своим положением.

Так что было бы обалденно, если бы она перестала пахнуть цветами и украдкой бросать на него взгляды прекрасных зеленых глаз.

– Из каких глубин ада они высрали это прозвище? Крошка Ру? – проворчал Уэллс.

Она поперхнулась, и он тут же пожалел о своем тоне.

– А. Ну, они с детства звали меня Джоуи, а так в народе называют маленьких кенгурят, вот «крошка Ру» ко мне и прилипло.

– Идиотское прозвище.

– Получше твоих.

– Это какие?

– «Козлина с клюшкой», «говнящийся гольфист» и мое любимое – «ворчливый Гилмор».

Кто-то позади него хрюкнул от смеха. Кто-то еще кашлянул.

Джозефина прикусила губу, содрогаясь от смеха. Интересно, стала бы она смеяться, прижми он ее к стене и прикуси за губу?

«Выяснять это ты не будешь».

Хотя… вдруг она думала о том же? Взгляд его кедди скользнул к его губам, а затем метнулся в сторону, и на ее щеках заиграл румянец. Он что, совсем спятил? Знал же, что она ему нравится, но все равно взял ее на работу, предполагающую постоянную близость. Зачем?

– Уэллс, – хрипло сказала она, – приехали.

Оглянувшись, он осознал, что лифт опустел и они остались одни. А он все зажимал Джозефину в углу. Крохотную кабину наполняли музыка и смех, доносящиеся снаружи, а он даже не слышал. Мысленно выругавшись, он отступил и жестом указал на дверь.

– После тебя.

– У-у-у, – ухмыльнулась она, проплывая мимо, – осторожнее, а то начнут называть тебя галантным гольфистом, принцем подачи…

Уэллс фыркнул, легко нагнал ее и зашагал рядом по освещенному фонарями коридору.

– Ты же так хотела пощеголять опозданием. Не буду лишать тебя удовольствия.

– Долго будешь мне это припоминать? Пока не придумаешь что-нибудь новенькое?

Они остановились у входа в зал, дожидаясь, пока люди перед ними назовут свои имена девушке с планшетом.

– Типа того. А что, есть варианты?

– Я кладезь для шуток, Уитакер, но совсем на халяву уж не рассчитывай.

Уэллс вдруг пожалел, что согласился пойти на бессмысленную вечеринку. Лучше бы пригласил Джозефину на ужин. Может, еще не поздно? Гольфисты часто ужинали с кедди. Никто бы не удивился. Даже наоборот. И Уэллс был абсолютно уверен, что общаться с ней будет куда приятнее, чем с людьми по ту сторону этих дверей.

– Слушай, там одни пафосные закуски будут, буквально на один зуб. Может, лучше…

Ахнув, Джозефина вцепилась в его руку, глядя куда-то в зал.

– Господи, это же Дзюн Накамура.

Пришлось резко менять тему:

– И что?

– Как это – что? Да ничего, просто парочка выигранных «мейджоров». – Ее глаза сверкали. – У него невероятно точные удары.

Она, что… фанатела? По другому игроку?

Зависть впилась в горло ржавым гвоздем.

– Куда подевалась Белль Уэллса? – повысил он голос.

– Надеюсь, он завтра будет выступать перед нами, чтобы можно было сходить посмотреть. Есть идеи, что написать на плакате?

– Ничего, Джозефина. Не будет никакого плаката.

Она расплылась в ухмылке.

– Ты же говорил, что не реагируешь на подколы? А хмуришься так, что я начинаю сомневаться.

Уэллс уставился на нее.

Сердце, стоявшее в горле, вернулось на место, но билось все же слишком быстро.

Она дразнила его. Делала вид, будто поддерживала другого.

А он взял и повелся.

В этот момент Уэллс осознал сразу несколько вещей. Во-первых, Джозефина искренне ему нравилась, пожалуй, слишком уж сильно. Во-вторых, он начал подозревать, что рано или поздно сможет ей доверять. По-настоящему доверять. Его кедди редко задерживались рядом, потому что он отказывался верить, что они: а) знают больше, чем он, и б) желают ему добра.

Единственным исключением был Бак Ли. Он же был единственным человеком, которому Уэллс доверял. Но оказалось, что дружба Бака держалась исключительно на его победах.

После этого Уэллс поклялся, что больше никогда и никому не поверит.

Он и не собирался.

А сейчас, впервые за долгое время, вновь захотел поддаться искушению.

Во многих смыслах этого слова.

Глава 10

Вечеринка Открытого чемпионата Техаса стала для Джозефины аналогом закулисья «Грэмми». Здесь собрались сливки гольфа: спортсмены, которых она видела только по телевизору или со стороны, вдруг оказались на расстоянии вытянутой руки, расхаживая в окружении пафосных светильников и белых пышных пионов в вазах. Хотя, стоит признать, никто здесь не мог сравниться с Уэллсом Уитакером, ее вечно недовольным спутником, но ему это знать было не нужно.

Она была его кедди и не могла больше фанатеть открыто. Это было бы непрофессионально.

Но пять лет безумия было сложно забыть, поэтому в качестве небольшого знака уважения она посвятила ему педикюр, решив, что босой он ее все равно не увидит.

Ну… по крайней мере, во второй раз.

Уж она постарается.

Возможность поработать кедди в таком крупном турнире выпадала раз в жизни, и она не собиралась упускать ее, постоянно… думая об Уэллсе. О мелочах, которые она никогда бы не заметила, не пообщайся с ним ближе. Например, как трепетно он относится к бывшему наставнику. Как только речь заходила о Баке Ли, Уэллс машинально опускал взгляд. Еще она заметила, что Уэллс иногда бывал джентльменом: привел ее на вечеринку, предложил работу мечты, проверил холодильник на наличие сока… но при этом уравновешивал свою доброту бесконечным ворчанием и жалобами.

Джозефину вырвал из мыслей Уэллс, который взял с подноса проходящего официанта бокал шампанского и протянул ей, а затем грубовато бросил официанту принести ему безалкогольного пива. Вскинул бровь, как бы показывая, что ждет комментариев Джозефины, но та лишь ответила ему прямым взглядом.

– Спасибо, – сказала она, поставив фужер на соседний столик, – но я сегодня пас. Поверь, ты не захочешь потом вылавливать меня на танцполе.

– О, – сказал он, кашлянув. – Даже не знаю.

– Серьезно. Зрелище то еще.

– Как твой работодатель, я должен понимать, с чем мне предстоит столкнуться.

При слове «работодатель» они молча переглянулись. Сейчас их разговор не походил на общение начальника и подчиненного, но завтра утром на поле все могло измениться. Джозефина вздохнула.

– Я готова танцевать только под одну конкретную группу. Но как ее услышу – все, пойду вразнос.

Уэллс практически рассмеялся – впервые за все время, что она его знала.

– Ты же понимаешь, что я спрошу о группе?

– А я говорила: хочешь меня дразнить, будь добр приложить усилия.

– Дай угадаю: какие-нибудь «Спайс Гёрлз»?

– Холодно.

– Тимберлейк.

– Еще холоднее. Прости, но ты ни за что не угадаешь. – Поджав губы, Джозефина огляделась и только сейчас заметила, что большинство взглядов прикованы к ним. – Ну что, раз твои друзья не рвутся к нам подходить, придется самим к ним идти?

Уэллс отпил безалкогольное пиво, которое принес официант, и Джозефина несколько секунд пялилась на его крепкое горло, пока насилу не смогла оторваться.

– Думаешь, у меня есть друзья? – Он вытер рот тыльной стороной ладони. – Как мило.

– Тебя вообще все здесь бесят?

– Тебя потерпеть можно.

В животе запорхали бабочки. Да нет, быть такого не может. «Можно потерпеть» – это не комплимент.

– Помимо меня.