Сны Эйлиса. Игра Льора (страница 11)
Софья достаточно прожила в неправедном мире Земли, чтобы узнать многое о хитростях и вероломстве что мужчин, что женщин. Все хотели получить что-то для себя, найти выгоду. И лишь немногие, к которым относились ее мама и папа, просто радовались обществу друг друга. При мысли о самых родных людях из просоленных глаз снова покатились слезы.
«Как же они теперь там? Что будет с ними, когда они вернутся и не застанут дома никого? И что, если уже навечно… Останется ли хоть что-то от их счастья?» – думала Софья и начинала ненавидеть себя, а заодно и тот день, когда впервые изобразила Эйлис. Зачем? Будто поддалась какому-то зову, точно это умирающие цветы и далекие грозы напитали серый графит в деревянной оболочке. Из-за каких-то рисунков она уничтожила все их счастье, обрекла весь их род на безвременное угасание.
И оттого мысли о Раджеде вновь приобретали только негативный оттиск, как в искаженной карикатуре с преувеличенно уродливыми чертами. Но ему-то что… Разве дорожил он хоть кем-то? Разве видел кого-то, кроме себя самого? Кажется, он даже не замечал, как страдает его собственная башня, как доносятся крики осыпающихся лепестков.
А Софью пронзали насквозь эти звуки, навалились нестерпимой какофонией чужой боли. После нескольких часов поисков каждая из стен уже казалась знакомой, пальцы помнили все шероховатости и трещины. Лишь цветов оставалось все меньше и меньше. Призраки растений различались по оттенкам: серебряный, прозрачно-красный, зеленоватый… Они кружились, как преданные возлюбленными виллисы.
Рудник раскрыл все свои тайны, каждый его камень ощутил легкий вес усталых ног. Оставалось лишь несколько балюстрад вокруг пропасти, на дно которой Софья спуститься не решилась. Все остальное она изучила уже по десять раз в поисках выхода. Деревянные лестницы, несколько вагонеток, разбитая порода и витражное окно посреди незримого моста – больше в пещере ничего не было.
Внезапно яркое сияние заиграло короной над верхней точкой рудника, что превратился в личный кошмар, вечный тупик. Что-то менялось. Что сулили эти перемены? Новые муки? Новые страхи? Или возможность спастись?
Софья поспешила на свет, обнаружив дверь в самом верху пещеры. Раньше ее не было, уж в этом она не сомневалась, успев выучить наизусть каждый метр ловушки. Покрасневшие глаза обожгло ярким светом парадной залы. Все вокруг играло палитрой оранжевого и золотистого, каждый сантиметр блистал переливами драгоценной мозаики.
«Что же он опять замышляет?» – обреченно подумала Софья, озираясь по сторонам, но непроизвольно отметила величие убранства. Все стены составляли картины, набранные из кусочков янтаря разных размеров. Мозаика поражала своей тонкостью и масштабами, представший зал оказался огромным. «Янтарь… Словно в музее…» – подумала Софья, невольно сравнивая увиденное с красотами своего мира. Даже самые богатые дворцы не могли похвастаться гигантскими залами из янтаря, да еще и настоящими картинами с изображением то ли чудесных танцев, то ли ритуальной охоты неизвестных богов.
И все же таилось во всей роскоши льора что-то неестественное, поддельное. Не чувствовалось работы мастеров, самого духа жизни. Вероятно, все создала праздная игра, забава великой магии. Бездушная, без искры вдохновения. Она же разливалась в садах, она же готовила изысканные блюда.
Посреди обширного помещения вновь маячил накрытый стол, тоже изукрашенный янтарем. Но Софья расценивала его только как очередную опасность. Она отметила, как странно изменилось восприятие вещей: теперь каждая новая комната виделась ей как угроза. Она входила в шикарный зал, как солдат, который идет на штурм здания. Но из оружия у нее оставалась только слабая вера в то, что дух ее достаточно крепок, а ангел-хранитель не бросит и в чужом мире.
Софья старалась не смотреть на еду, а вид лебедей, застывших на золотых блюдах, и вовсе нагонял тягучую тоску. Хотелось верить, что они лишь порождение ловкой магии. Представлять, как белых горделивых птиц поймали и ощипали, казалось слишком печальным. Восприятие истончилось, и ныне любая мелочь доводила до дрожи. Софья нервно вздохнула, но выпрямилась и сжала кулаки: во главе стола вновь восседал сам янтарный льор. Он появился внезапно, точно из потайного лаза или из очередного зеркала.
Раджед хитро улыбался, положив острый подбородок на тыльные стороны сложенных ладоней, локтями опираясь на драгоценную столешницу. Он буквально сливался с залом, превращаясь в часть панно.
Охотник и лань. Король и его игрушка. Да только последняя все никак не признавала за собой эту унизительную роль. Стояла уставшей тенью рудника в покрывшейся угольной пылью одежде. Наверное, под глазами у нее залегли темные круги и слезы оставили дорожки на чумазых щеках. Но Софья не желала выглядеть жалкой, потому выпрямила спину, даже в таком виде сохраняя природное благородство. Эта новая встреча означала лишь одно: ее не оставили на руднике, с ней продолжали издевательски забавляться.
«Софья, ничего не бойся. Выход там, где кроется твой страх», – вдруг прозвучал знакомый голос. Показалось, что она увидела в сознании прозрачные печальные глаза Сумеречного Эльфа. Кем же являлось это существо? Он не помогал, но слова придали уверенности, хоть и вызвали новое беспокойство. Хотя голос звучал отчетливо, как по телефонной связи, а не как галлюцинация. Значит, за ней все-таки приглядывали.
– Лиитэ, полагаю, вы замерзли, – развел руками Раджед, откидываясь в высоком кресле с красной обивкой и янтарными набалдашниками на подлокотниках. Обилие солнечного камня уже начинало раздражать. Похоже, это было любимое обиталище хозяина замка. И он решил показать его только теперь, обойдя стороной в прошлый раз. Наверное, надеялся сыграть на резком контрасте красоты и уродства собственной башни. Просчитался! Не действовало, не восхищало.
– Спасибо, нет, – холодно ответила Софья, пытаясь прочесть на лице чародея хоть что-то, но на нем лишь застыла маска лукавства. Она придавала льору сходство с лисом в сочетании с оранжевыми глазами и рыжевато-пшеничными волосами. Наглый, хитрый лис-оборотень, принявший облик человека.
– Мне лучше знать, ведь это моя башня. На руднике очень холодно, – ответил Раджед. – Примерьте хотя бы это скромное подношение. Раз уж мы дали друг другу время на раздумья, не хотелось бы, чтобы вы превратились в ледяную статую.
С этими словами к ногам Софьи упала длинная шуба из лисьего меха. Почему-то показалось, стоит только надеть ее – и сама превратишься в рыжую обманщицу. Софья отступила на шаг, пусть еда и тепло манили, подтачивали стойкость. Но хотелось зарыться лицом в теплые мамины руки, попробовать ее обыкновенные блюда. И ни о чем не думать. Та жизнь осталась как будто в далеком сне, Эйлис забрал ее, заставляя размышлять о том, что окружало. Рядом оказался только льор, похититель. И от врагов подарки не принимают.
«Какие раздумья? О чем здесь гадать? На что он надеется? Что кнутом и пряником заставит полюбить себя? Что я останусь с ним? Глупец, безумец. Палач», – отрывисто рассуждала Софья. Мысли отзывались гулко в смерзшемся комке сознания, нестройные и короткие, почти без оценки. Они служили теперь как констатация фактов, не более того. А из чувств уцелели только боль и накатывающий страх пополам с гневом.
Она вспомнила запрет Сумеречного Эльфа, касавшийся еды. Ослепительная шуба из пушистого плотного меха внушала не восхищение, а те же опасения, что и заколдованные яства. Софья вспомнила все сказки, которые когда-то рассказывала ей бабушка.