Вскоре начался сеанс. Катя еще не до конца понимала, на что шла, потому что в кинозал она заходила с воодушевлением, а вот через двадцать минут после начала фильма сдалась в прямом смысле этого слова:

– Можно выйти? – шепнула Морозова, в очередной раз закрывая от страха глаза.

– Нет, – с непоколебимым выражением лица ответил Нойманн, смотря ровно в экран.

– Если это месть за восточную кухню, то это жестоко! – поджала губы девушка, а затем с прищуром проследила за действиями Нойманна.

А Нойманн с видом знатока уже отодвигал подлокотник между своим и Катиным сидением.

– Что ты делаешь? – шепнула она.

– Можешь разве что уткнуться в мою рубашку. Глаза тоже нечестно закрывать, даже если тебе страшно.

– Где это написано? Что за правила?! – возмутилась Катя, пока сзади на нее не шикнули добродушные соседи по фильму.

Макс одарил ее спокойным взглядом, мол, как хочешь, а затем невозмутимо вернулся к просмотру фильма. С открытыми глазами было сложно смотреть фильм ужасов про страшных существ, больше напоминающих змей, которые заползали первопроходцам пещеры под одежду и превращали их в мумий, и однажды Катя все-таки прикрыла глаза.

«Немцы все злопамятные?», – с опасением подумала Катя, краем глаза посмотрев на Макса. Мужчина так и не опустил подлокотник, говоря о том, что его предложение в силе.

Недолго думая, на самом страшном моменте Катя прижалась к Максу и прикрыла глаза. Наказание оказалось довольно страшным, и теперь Катя думала лишь об одном: как сегодня засыпать одной в квартире и не просыпаться от каждого шороха?

Через несколько минут ее талии коснулась широкая рука мужчины, и тогда Нойманн склонился к Кате:

– Посидим еще пару минут и поедем, – пообещал немец, и Катя спокойно выдохнула, прижимаясь к сильному плечу.

Глава 11

Вскоре баварка выезжала с темной парковки торгового центра. В сумерках Катя только слышала, что по капоту баварского автомобиля стучат сильные капли дождя, но на улице царила темнота.

– А какая была хорошая погода днем, – тихо произнес Макс, с особой осторожностью минуя пешеходный переход и выезжая на главную дорогу.

Непогоде мужчина был удивлен не меньше Кати. Вероятно, ливень начался еще когда они пришли в ресторан, потому что все улицы буквально были затоплены. Катя с волнением посмотрела на Нойманна:

– Я боюсь, что в такую погоду мы не доедем до моего дома. Макс, давай я вызову такси, а ты поедешь обратно к Эриху? – спросила девушка, уже доставая телефон и вспоминая номер такси.

– Я отвезу тебя до дома, ты не поедешь на такси в такую погоду, – возразил Макс, смотря на дорогу через неустанно работающие дворники. Кажется, что они двигались тридцать километров в час, ведь на дорогах были огромные пробки.

– И все же я вызову такси, – с волнением произнесла Катя, когда они попали в очередной затор, – как ты потом будешь добираться обратно в центр? К тому времени все улицы затопит, а машины начнут плыть по течению.

– Значит, поплывем, – с улыбкой произнес Нойманн, давая понять, что не отпустит Катю одну по такой погоде, – все, Катя. Ты из машины только выйдешь, а уже по колено окажешься в воде. В незнакомой обстановке я вожу с особой осторожностью, так что будь спокойна.

– Но дороги у тебя дома получше будут, – буркнула девушка, скосив взгляд на немца.

– Не стану возражать, – усмехнулся Нойманн, пропуская соседний отечественный автомобиль в свой ряд, – кстати, я тоже не люблю фильмы ужасов.

– Что? – удивилась девушка, – а зачем мы пошли на этот сеанс, если мы оба не любим ужасы?

Катя покраснела и прищурилась, кажется, раскрыв все замыслы Макса.

– Я не люблю, а вот ты – боишься, и это разные вещи. Те десять минут, что ты прижималась ко мне, а я имел возможность обнять тебя – стоили восточной кухни.

Нойманн коснулся теплым взглядом Катю, а затем полностью переключил свое внимание на дорогу, оставив девушку в растрепанных чувствах.

Катя ведь обещала себе, что это будет их последняя встреча, но отчего же тогда так больно было прощаться?

Остальной путь Катя с Нойманном преодолели молча. Порядка двух часов они добирались до периферии города, и вот они почти доехали до ее дома, а ливень, самый настоящий сильный ливень даже не собирался прекращаться.

– Wir sind angekommen, Katja.⁸

(– Мы приехали)

Катя вздрогнула и вынырнула из своих мыслей. Макс смотрел на нее с улыбкой, пока до девушки доходило, что он сказал.

– Да, – согласилась она с запозданием.

– О чем ты задумалась?

Слушая размеренный шум сильного дождя, Катя пожала плечами. Ей отчего-то было грустно, и Катя знала причину. Это их последняя встреча, и Катя не хотела признаваться себе в том, что… привязалась.

Нойманн приложил все усилия к этому, возможно, сам того не подозревая.

Макс же, наоборот, думал о том, как красива Катя и как волнительно ему находиться рядом с ней, но, к сожалению, ему пора было возвращаться к Эриху и отдыхать. Он признался себе, что вождение и многочасовые пробки дались ему тяжело, но Макс бы все равно ни за что не отпустил Катю в такую погоду даже на такси.

Нойманн позволил себе отвлечься от мыслей, чтобы еще раз взглянуть на нее…

«Интересно, опять сбегать надумала? И снова решила прощаться навсегда?», – усмехнулся немец.

Макс уже сполна отдал себя во власть чувств к этой девушке, он давно перестал противостоять им, но Катя – нет, эта девушка не перестала. Она продолжает упорно игнорировать его взгляды и мимолетные касания, она продолжает игнорировать Его.

– Катья… – позвал Макс, а в это время по крыше автомобиля не переставал колотить нещадный ливень.

Он заглушил автомобиль у ее дома, но она так и не заметила этого. Морозова лишь задумчиво смотрела перед собой.

Катя вздрогнула от неожиданности, когда на ее колено опустилась мужская ладонь костяшками вниз. Макс предлагал ей свою руку и молча ждал, пока она вложит свою ладонь в его пятерню.

Мужчине казалось, что без ее прикосновения он сегодня не уснет.

Одернув платье и прикрыв свои утонченные колени, Катя и в этот раз проигнорировала его.

– Пожалуйста, не сопротивляйся самой себе, – прошептал Макс, приблизившись к девушке, чтобы заглянуть в ее серые бездонные глаза.

Макс тут же все понял. Она потянулась к ручке, он – к блокировке. Щелчок замков в баварке прозвучал раньше, чем Катя успела что-либо сделать. Девушка посмотрела на Нойманна: в ее взгляде не было страха к мужчине, в них было волнение от охвативших ее чувств.

– Максимилиан, – Катя называет его по настоящему имени, а Макс сходит с ума от ее глаз, от ее шепота и от того, как звучит его имя в ее устах.

За окном лютый холод, лютый холод в сентябре! Но ей стало жарко. Ему – тоже.

Облизав пересохшие губы, Катя в ответ посмотрела на губы Макса – на тонкие и суровые губы. Макс не был похож на мальчика с обложки журнала, он был мужчиной – суровым и прекрасным мужчиной одновременно.

Макс больше не хотел сопротивляться своим чувствам, он возложил эту ношу на хрупкие плечи Кати, а сам же поддался порыву и многодневному желанию прикоснуться к ней. Еще в доме Тирбаха он хотел поцеловать Катю. Еще тогда.

И трех секунд хватило, чтобы завладеть ее губами: секунда на приближение, секунда на прикосновение и секунда на противостояние. Ее руки тут же уперлись в его грудь.

– Ка-атья, – недовольно протянул Макс, позволив себя отстранить, но лишь ненадолго.

В ту же секунду он вновь завладел губами девушки, которая уже не могла и не хотела сопротивляться чувствам, охватившим ее.

– Ты многого не знаешь, – шепнула она, предупреждая.

Мало ли что он не знает? В данную минуту он хотел ее целовать, а не думать о запретах. Все остальное он узнает потом. Непременно узнает… если не станет поздно.

А сейчас Нойманн желал прижимать ее такое хрупкое и одновременно красивое тело к своему. Хотел, и она тоже желала, ведь Макс бы никогда не сделал что-то против ее воли. Просто он – взрослый мужчина, который становится мальчишкой в ее присутствии, и его одолевают те чувства, которые ранее он умел держать в узде. И одно Макс точно знал наверняка: никогда ранее он не целовал девушку столь жадно, безумно и бездумно.

Катя принимала поцелуй, поддавшись мимолетному порыву. Ведь это их последняя встреча, так почему бы не сделать ее запоминающейся? Ей настолько нравились его губы, что только в самых скрытых мечтах она желала попробовать их на вкус. Эти губы всегда придавали точность суровому лицу Нойманна, именно они часто улыбались ей, Кате, когда они были наедине.

Только один поцелуй, всего один… за которым должно последовать прощание.

Катя выдохнула:

– Как ты поедешь? Погода разбушевалась, Макс…

– С мыслями о тебе, – прошептал Нойманн, зарываясь своей пятерней в ее густые русые локоны, а другой рукой он прикоснулся к ее плечу, постепенно направляясь к запястью.

Гром пророкотал где-то издалека, за пределами их автомобиля, а в Кате вдруг вспыхнула та самая острота чувств, едва теплая широкая ладонь мужчины коснулась края ее невесомого платья. Там, где одежда граничит с оголенным коленом.

Катя положила свою ладонь поверх ладони Макса, но остановить их обоих, кажется, было уже невозможно.

Глава 12

Ливень беспощадно стучал по крыше автомобиля, укрывая двоих влюбленных от чужих глаз. Впрочем, на улице в такую погоду и днем с огнем не сыщешь, не так ли?

Ливень тарабанил по крыше, прося Катю одуматься и вспомнить о том, что Макс – иностранец. Вспомнить о том, что в Германии у него семья, что он непременно уедет и уедет уже совсем скоро. Буквально через несколько дней.

«Зачем ты позволяешь подняться его руке выше? Зачем позволяешь ему касаться тебя так, словно ты – принадлежишь ему?», – пронеслось у нее в голове, но… мимолетно.

Макс стиснул зубы, когда почувствовал огромное возбуждение и тесноту в собственных брюках. Он понял одну простую вещь: Максу не нравится Катя, он даже в нее не влюблен.

У него было другое чувство к ней. Более веское, чтобы… чтобы остаться в России ненадолго. Чтобы приучить к себе девушку, привязать ее к себе, а затем увезти. Именно так! И вместе с этой вдруг осенившей его мыслью Нойманн с силой сжал бедро девушки, губы которой не отпускал из своего плена вот уже которую минуту.

Катя вскрикнула, отшатнувшись от Нойманна.

Он не сумел сдержать свои порывы.

«Теперь на ее нежной коже точно останется синяк… Черт, я ведь не должен был так сильно увлекаться Катей и тем более увлекать ее за собой в этот темный, черный и нескончаемый омут», – подумалось немцу, но с запозданием.

Нойманн не должен был продолжать. Макс вспомнил, что вскоре ему придется покинуть Россию.

– Verzeih mir⁹, – глухо бросает он.

(– Прости меня)

Учащенное дыхание, бешеное сердцебиение и плен, в который их обоих захватило безумие. Захватило и отпускать, похоже, не собиралось.

На улице стало совсем темно, а ливень лишь усиливался.

Девушка одернула платье, Макс включил печку. Им было жарко, но ветер и дикая погода совсем скоро могли это исправить. К тому же, Максу еще предстоял долгий путь к дому Эриха.

– Наверное, к девяти вечера пробки уже быть не должно, – произносит мужчина, сжимая руки в кулаки от непреодолимого желания и тяги к этой девушке, сидящей рядом.

– Если бы, – без надежды отвечает Катя, посматривая на Макса, – передавай привет Эриху…

Она видела, как Нойманн стиснул зубы. Он сидел на водительском сидении подобно пружине – только тронь его руку, и мужчина подскочит, набросится и, будет его воля, поцелует ее еще раз. Лицо его застыло маской равнодушия, глаза – прикрыты, дыхание… впрочем, это учащенное дыхание Катя прекрасно слышала, и оно выдавало их с головой.