– Мы друг друга поняли? – спокойно поинтересовался он. Если бы плюнул в рожу – наверное, я бы лучше себя почувствовала. Потому что такой дурой не ощущала себя давно.

Он наклонил голову, и мне на мгновение показалось, что в этом кресле сидит Астахов Дмитрий Семёнович собственной персоной, сделавший пластическую операцию. Следующие его слова укрепили мою уверенность в том, что этого человека я буду ненавидеть ничуть не меньше, чем отца.

– Вы потрудились приехать ко мне в офис, Диана Дмитриевна, –  в голосе его звучало абсолютное равнодушие, даже сарказм вышел из чата, –  и мне потребовалась всего пара минут, чтобы узнать всё, что мне интересно. Я надеюсь, что вы тоже в должной мере удовлетворили своё любопытство, потому что на вас у меня времени больше нет.

На вас. Времени больше нет. Две минуты?!

– Любопытство?! – процедила я. – Не льстите себе, я просто хотела проверить, какого хрена меня на вас потянуло.

– Не забудьте свои ценные бумаги, –  произнёс он мне в спину, а я испытывала такое безумное желание врезать по этой непроницаемой, самоуверенной, но этого не менее красивой физиономии, что руки сводило.

– Оставьте себя на память, –  выплюнула я, вылетая из его кабинета.

Самоуверенный ублюдок. Мудак хренов. Да что он вообще о себе возомнил?!

– Ди, ты ебнутая! – выдала Ники, когда я вдавила педаль в пол, выворачивая на скоростную полосу шоссе под истеричные сигналы.

– Сама ты ебнутая, – огрызнулась я.

– Обязательно было так делать?!

– По той полосе мы бы еще два года ехали.

Я бы могла сказать иначе, но у Ники психологическая травма. Она попала в аварию в детстве, провалялась в реанимации хер его знает сколько, чудом выжила, ей заново собирали нос и руку… в общем, наверное, меня должна мучить совесть. Если бы она у меня была.

– Прости, – буркнула я.

– Охренеть. Ты головой ударилась?

– С чего бы?

– Ди Астахова никогда не извиняется.

Я бросила на нее скептический взгляд, но продолжить разговор мы не успели. Прямо мне под колеса бросился какой-то дебил на «Лада-Гранте», из соседней полосы. Можно сказать, карму проверил. Я успела ударить по тормозам, сзади меня тоже оказались проворные. В общем, никто никого не поцеловал в жопу только благодаря счастливой случайности. Зато дебил среднестатистического уровня потрепанности жизнью выскочил из своего таза на колесах и устремился ко мне:

– Ты чего творишь, овца?! Думаешь, тебе все позволено?! Открой дверь! Дверь открой, я сказал! Насосала – так думаешь, все прокатит?!

Ники закрыла лицо руками.

А я открыла дверь. Ну он же просил – я открыла, прямо ему в грудь и живот, со всей дури. Силу удара мне тренировал Олег и еще несколько знакомых, так что свалился он прямо к моим ногам на проезжую часть. Из соседних машин уже начали выскакивать люди.

– Я твой номер запишу! У меня связи в полиции! – захрипело это говорящее чмо.

Для закрепления воспитательных работ я пнула его по яйцам и сказала:

– Надеюсь, и в травме тоже. Еще раз ко мне сунешься – сосать будешь сам. Долго, старательно и по кругу. Въехал?!

Дверью «Порше-Кайен» я снова шандарахнула так, что Ники только головой покачала.

– Ты чего сегодня такая нервная?

– Я нормальная.

– Нормальная она, ага. Тебе уже штрафа четыре придет, как минимум.

– Не мне, а папочке, эта тачка конечно моя, но типа его. И квартира его. Я вообще живу на свете по доверенности.

Мы проехали кольцо, только тогда она снова сказала:

– Опять терки с отцом? Настолько?

Да если бы.

Проклятый Шмелёв, чтоб его импотенцией накрыло до конца жизни!

– Нет. Просто не в настроении.

– А. Ага. Угу. Понятно.

– Что тебе вообще понятно? – разозлилась я. Как будто Ники была виновата в том, что Шмелёв – мудак, а я не могу выкинуть его из головы.

– Просто зная тебя, я вижу две причины твоего состояния. Первая – отец, – Ники загнула свой тонкий наманикюренный пальчик. Она предпочитала нюд и никогда не носила экстра длинные ногти. Вот и сейчас у нее на ногтях был цвет, который я обычно называла «бежевый никакой». Но ей шло. Ей вообще шла вся нежнятина, как продолжение образа. – Вторая – Никитос. Но обычно это ты его вгоняешь в такое состояние, а не он тебя.

– Ха-ха, очень смешно.

Но Ники была права. Это Никита выпадал из-за меня в нерастворимый осадок, а теперь вот… Про третью причину не знал никто, и говорить о нем я не собиралась. В принципе. Даже лучшей подруге.

– Проехали.

– Проехали так проехали. Ты только, пожалуйста, не переедь кого-нибудь, пока мы до дома добираемся.

Я чуть ли не зарычала, как папашины любимые доберманы. Натасканные на то, чтобы драть в клочья всех неугодных. Но Ники же своими словами, сама того не зная, подкинула мне идею. В таком состоянии мне домой нельзя. Даже пока я ее отвезу, она живет с отцом в коттеджном поселке, вряд ли меня отпустит. А отпустит меня, только если…

– Хочешь со мной в клуб? – спросила я.

– В тот самый?

– В этот который.

Ники хмыкнула.

– А почему бы и нет. Только заскочим домой. Я переоденусь.

– Да мне бы тоже надо. Я, как видишь, слишком официально для такого одета.

– Слишком одета, – фыркнула Ромашка. – Я еще в универе заметила.

Я усмехнулась. Ники давно просила меня сводить ее туда – ради интереса, но… все было не так просто.

– Я сейчас наберу Роба. Скажу, что приду сегодня. Но тебе придется пройти собеседование, учти.

– Господи. – Ники снова закрыла лицо руками. – А красная комната там есть?

– Есть даже зеленая. И постер Кристиана Грея.

– Лучше бы Дориана. – В постер Кристиана Ники явно не верит, и правильно. В БДСМ тусовке эту историю вообще не особо жалуют. Считают сопливой хренью.

– Дориан там есть свой собственный. Псевдоним. Вдохновлялся известным всем персонажем.

Подруга закатила глаза, а я уже смахнула вверх и нажала быстрый дозвон.

– Роб, привет. Это я. Сегодня загляну в клуб, ты будешь?

– Буду, – коротко отвечает он.

– Я возьму с собой Ники? Помнишь, я тебе о ней рассказывала? У нее пока будет просто гостевой.

– Ты знаешь правила, Диана.

Когда он так со мной говорит, у меня по коже бегут мурашки от предвкушения. Рядом с Робом я готова быть девочкой, стоящей на коленях, только рядом с ним. Представить меня на коленях, наверное, можно исключительно в горячечном бреду, но и такое бывает.

– Да, я сброшу тебе все данные, она готова на собеседование в любое время.

– Хорошо.

Он отключается раньше, чем я успеваю сказать «ик». По правде говоря, Роб единственный, кому позволено так со мной себя вести. Ключевое слово – позволено,  но это правила игры, и я их приняла.

Шмелёву я ничего такого не позволяла, в том числе смотреть на меня как на дерьмо.

Да мать твою!

Мы приезжаем к Ники к пяти. Она собеседуется, потом мы перекусываем сэндвичами, которые сделала их домработница, переодеваемся, делаем макияж, спускаемся – и-и-и-и возвращается ее отец, Савицкий Леонид Ефремович. Я его так и называю: Леонид Ефремович, подчеркнуто-почтительно (в уме держим издевательски), но он меня терпеть не может. Считает, что я на Ники плохо влияю. Как-то он даже не постеснялся мне об этом сказать, видимо, чтобы его мнение было зафиксировано для отчетности в моем маленьком убогом мозгу (я вижу эту характеристику в его глазах).

Если честно, мне пох.

И на его мнение, и на его характеристики.

– Никита, куда ты собралась?

Полное имя Ники – НикитА, ее мама была поклонницей сериала про самую известную девушку-киллера. Ники свое имя ненавидит, а мне кажется, это прикольно.

– А можно я не буду отчитываться перед тобой за каждый свой шаг?

– Можно. Когда ты не с Дианой Астаховой.

Он тоже в летах, как мой папочка, но если мой выглядит как дворовой питбуль – подтянутый, цепкий, отец Ники слегка полноват и напоминает ньюфа-спасателя в отставке. Мое мнение: внешность обманчива. Прислонившись к стене, я складываю руки на груди, мне кажется, ожидается интересное представление.

– Диана моя подруга, и ты прекрасно это знаешь.

– А ты прекрасно знаешь мое мнение о твоей подруге.

– Папа! – рычит Ники.

Я все еще стою, рассматриваю его. Под конец он не выдерживает и переводит взгляд на меня.

– Если с моей дочерью что-нибудь случится по твоей милости…

– Я уже написала завещание, – отвечаю я и выхожу на крыльцо.

Пусть они дальше там без меня разбираются, а я пока покурю.

Коттеджный поселок в сентябре – красота. У нас тоже есть загородный дом, но эти места мне нравятся больше. Не только тем, что там нет мачехи и сводной кровинушки, но и живописными дорогами, запертыми в багряно-охровых коридорах. Скоро эти коридоры станут лысыми, а потом – белыми. Не говоря уже о горах, которые становится видно, если проехать чуть подальше.

Терпкий аромат сигарет взрезает свежий воздух, как повышенный голос Ники, доносящийся из дома. Иногда мне кажется, что я могла бы жить вот так, в таком вот месте, с каким-нибудь нормальным мужиком, но дым развеивается, и я понимаю, что нет. Не могла бы. А глюки ловить еще рано.

– Поехали! – зло рычит Ники, вылетая из дома и хлопая дверью.

Судя по всему, разговор с отцом не удался.

Мы приезжаем в клуб аккурат к открытию, и Ники на выходе выдают гостевой браслет. Это для новичков, впервые переступивших порог. Телефоны мы сдаем сразу, таковы единые правила для всех, сам Роб их устанавливал. Мы проходим в основной зал, и тут на Ники нападает ступор. Это нормально, здесь либо ступор, либо истерический ржач, и я рада, что у нее первое.

– Охренеть, – выдает она.

Для той, кто ни разу не видел Андреевский крест вживую, не слышал свист плети, рассекающей кожу, не видел сидящих у ног мужчин женщин в ошейниках, а у ног женщин – мужиков с зажимами на сосках и законсервированными в пояс верности членами, она отлично держится. Мы живем в таком веке, когда всем нам доступно все и сразу, но одно дело – фото, видео и влажные фантазии, совсем другое – реальность.

Клуб Роба – тоже элитный, сюда просто так не попасть. Здесь все очень на богатом, контингент соответствующий, так что за нее я не беспокоюсь. В отличие от отца.

– Э-э-э… и что мне тут делать? – спрашивает Ники. – Когда ты… ну… э…

Вообще-то она за словом в карман не лезет, но сейчас, видимо, слова у нее кончились.

– Наслаждайся. Наблюдай. Тебе понравится.

У меня в крови уже бурлит адреналин, и будь я проклята, если мне это не поможет забыть гребаного Шмелёва.

Пока я думаю про Шмелёва, на горизонте нарисовывается Роб. В нем под два метра роста, темноволосый, со стильной бородкой, в черной рубашке, жилете и брюках, в отполированных ботинках, он медленно идет к нам, и на него смотрят все. Все без преувеличения.

– Ты ебнутая, Ди, – снова выдает Ники. Но я вижу, что у нее тоже отвисла челюсть.

Нормальная реакция на того, кто вот-вот подойдет к нам.

– Ты сегодня это уже говорила.

Я знаю, что я ебнутая, но когда Роб приближается и командует:

– На колени, – весь остальной мир перестает для меня существовать.

И пустота отступает. Заполняясь бурлящим в крови адреналином и его почти что нежным прикосновением, когда на моей шее защелкивается ошейник.