Общий поступательный процесс «потеснения» капиталистического мира оказался нарушенным неуступчивостью Финляндии. Встреча ее представителей на предмет переговоров о территориальных уступках или даже территориальном обмене и заключения договора, аналогичного договорам с прибалтийскими республиками, ничего не дала. Беседа была краткой, как сообщалось официально, едва ли не 15–20 минут, прервавшись, очевидно, сразу же по выяснении непримиримых позиций. Чувствовался характер Сталина – обидно было после таких «успехов» натолкнуться на сопротивление крохотной Финляндии. Дальше последовали, разумеется, «провокационные действия финской военщины» на советской границе, и в декабре месяце началась война.

В отличие от польского похода здесь ставился уже вопрос не о «хорошем ударе», а о чем-то вроде небольшой карательной экспедиции. Приличие требовало. Сама война, стоившая СССР многих десятков тысяч убитыми и соответствующего числа раненых, была названа всего лишь «военными действиями». Их осуществление было возложено на Ленинградский военный округ. Штаб последнего давал и сводки о ходе военных операций. Это положение сохранилось на все время войны, хотя уже после первых недель пришлось вводить в действие войсковые части других округов, вплоть до сибирских.

На второй день «военных действий» «населением занятых районов» было провозглашено новое правительство Финляндии, чем окончательно юридизировано положение карательной экспедиции, призванной уничтожить «клику финских буржуазных правителей», продавшихся международным империалистам. Властью финского народа, при помощи великого Советского Союза, на их место пришло правительство, отражающее народные интересы. Помощь Советского Союза была налицо. Новое правительство также. Чьи интересы оно отражало, должно было показать будущее. Что касается настоящего, то договор с Советским Союзом оно действительно заключило. Содержание последнего было напечатано в газетах и еще до этого весьма эффектно передано на французском и русском языках по радио. Передача на французском языке, представлявшая собой нечто новое и совершенно неожиданное, произошла до русской передачи, так что все было обставлено даже интригующе. Одно было неясно, населением каких занятых районов провозглашено это правительство. На Карельском перешейке советские войска прошли всего лишь до Териок, т. е. несколько дачных остановок. Немного больше могли они продвинуться и на отдельных участках восточной безлюдной границы. Самое же главное, что в первые два дня войны стал очевиден ее особый характер и, в частности, поголовный уход или увод всего населения.

Оставалась неизвестной и резиденция нового финского правительства. Однако это были детали, о которых, по военно-стратегическим соображениям, советское правительство говорить подробно не намеревалось. А раз так, то гражданам советской страны приходилось также молчать, что было им не так уже трудно. Заключив договор с новым финским правительством, замолчало и само советское правительство. Ежедневные сводки о военном положении давал, как известно, штаб Ленинградского военного округа. Он же отвечал изредка на издевательства и «клевету» заграничной печати по поводу неудачи с завоеванием маленькой Финляндии, указывая, что имеет свои собственные планы, в которые рекомендует другим не вмешиваться.

Новое финляндское правительство сразу же после своего образования приняло два существенных решения. Первое – это воссоединение с советской Карелией. Второе – создание народной армии Финляндии. Отсутствие финского народа при формировании финской народной армии не могло явиться, конечно, препятствием, так как была советская Карелия, часть будущей Финляндии, откуда можно было брать солдат. Для доказательства, что это солдаты финской, а не Советской армии, на них надели нечто вроде погон, о возможности появления которых в то время Красная армия еще не помышляла. Когда на улицах Ленинграда появились одиночные фигуры финских народоармейцев, то было интересно и занятно. Позже это примелькалось. Ко мне заходил даже в квартиру один такой народоармеец в погонах, мобилизованный студент одного из моих институтов, сдать экзамен. Он не был карелом, но родился где-то поблизости от них, почему и попал в народную армию Финляндии. Новое финское правительство подробно, правда, не говорило о принципах комплектования этой армии, так как предпочитало тоже молчать.

Кто говорил, так это корреспонденты газет, но о продвижении советских войск они также ничего не могли сказать. На Карельском перешейке всю зиму по существу простояли перед линией Маннергейма. На востоке после глубокого продвижения со стороны Ухты последовал жесточайший разгром наступавшей Советской армии и ее отход на исходные позиции. Дальше же все замерло.

Оставались только военные эпизоды. Они представляли неограниченное поле для показа и воспитания советского патриотизма. Были и другие темы, например, народное правительство Финляндии. Говорить о восторгах и проявлении патриотизма финского народа в связи с этим правительством было трудно из-за нахождения его по ту сторону фронта. Однако жизнь разносторонняя. Нет финского народа, зато есть финские пленные, хоть и одиночные. Среди них встречаются офицеры. Можно говорить об их «классовой ограниченности и просто тупости» в вопросе свершившегося внутриполитического переворота в Финляндии. В самом деле, одному офицеру, чуть ли не полковнику, протягивают в руки газету с содержанием договора между новым правительством его страны и СССР, а он молчит и не желает как-либо реагировать. Это ли не классовая ограниченность, достойная внимания советской печати и советских граждан.

На протяжении многих лет советская пропаганда и непосредственно советское правительство заверяли население, что страна обладает могучей, хорошо снаряженной армией, построенной по последнему слову военной науки. Пропаганда есть пропаганда, хотя благодаря ей и можно уверовать во многое. В советской же стране пропаганда дополнялась самой жизнью, существо которой заключалось в одном положении – все для войны. В этом можно было убеждаться на каждом шагу, начиная с состава производственных предприятий, большой процент которых был под номерами засекречен. Обследуя со студентами старые русские кустарные промыслы в Павлове, я мог убедиться, что и там есть секретные цехи, работающие на военную промышленность. Колоссальные средства отпускались на армию. Чего стоила одна авиация! Помимо материального снаряжения армии исключительное внимание уделялось подготовке командных кадров в большом числе военных школ, училищ, академий. Целый ряд гражданских учебных заведений представлял также прямой военный потенциал. Наконец, все были убеждены, что разведка СССР поставлена хорошо. Недаром же Коминтерн содержится.

Не только молодежь, но и более взрослое поколение думало, что завоевание Финляндии представит двух-трехнедельный военный эпизод. Военная молодежь, партийцы, что называется, рвались в дело, говоря стандартное: «Задание партии и правительства» и «Финляндия будет сокрушена». Считали, что для этого достаточно 2–3 корпусов. В кругах старой интеллигенции смотрели более сдержанно. «Орешек может оказаться твердым», – говорил мой старый учитель истории. Эту точку зрения разделял и сам я, руководясь следующими соображениями. Прежде всего крайне выгодное международное положение Финляндии. В Европе война, но все воюющие стороны, без исключения, на стороне Финляндии, а не на стороне СССР. Это обещало большую дипломатическую и военную поддержку. Перечисляя позже страны, которые посылали в Финляндию оружие и даже указывая кто, сколько и какое, Молотов не назвал, правда, Германию, но ее союзницу Италию – прямым образом.

Вторым и собственно главным моим соображением являлось неверие в высокие боевые качества Красной армии. Она обладала отличным людским материалом, по всей вероятности, техникой, но вряд ли имела хорошо слаженную организацию, наличие которой определяет успех всякой армии. Сомнительны были качества командного состава. О его низком уровне, общекультурном и непосредственно-специальном, говорили порой сами представители новой интеллигенции. Приходилось, наконец, считаться с недавним уничтожением лучшей части высшего командного состава армии; Тухачевского, Егорова, Блюхера, Орлова, Уборевича, Якира и тысяч командиров среднего состава, выдвинувшихся за время Гражданской войны, получивших боевой опыт, дополненный позже теоретическим образованием и службой в кадровых частях армии.

События, разыгравшиеся в зиму 1939–1940 года, превзошли самые пессимистические ожидания. Поражение армии, вступившей в северо-восточные районы Финляндии, и тупик, каким оказалась линия Маннергейма, заставили еще раз задуматься о всей политической системе, чересчур безответственной в своих действиях.

«Орешек» был, конечно, твердым. Будущие историки воздадут не раз должное крохотной героической Финляндии. Они отметят изумительную выдержку и большой ум ее государственных руководителей, сумевших понять и предвидеть все слабые стороны своего противника-великана. Они скажут много хороших слов и о настоящем патриотизме народа, поднявшегося как один человек на защиту своей страны. Эти качества, видимо, издревле присущи финнам. Ими объясняется, надо думать, предоставление Финляндии Александром I автономии, определившей ее место в составе Русского государства.

Все данные Финляндии, начиная с исключительно благоприятных для защиты страны естественно-географических условий, только усиливали требования к ее могучему противнику, обязанному, кроме хвастливых деклараций, подумать и о своем авторитете.

Первые же недели войны показали, что если Финляндия сумела хорошо оценить слабые стороны Советского Союза, то ее сильные стороны правительством последнего поняты не были. Доказательством является чересчур поспешное провозглашение нового финского правительства. Помимо ума и известной прозорливости руководителей советского правительства, стал вопрос о советской разведке. Она, видимо, тоже никуда не годилась. Многого не знали. Линию Маннергейма и связанную с ней систему оборонительных укреплений (сплошное минирование целых районов и т. д.) явно недооценили. И что самое скверное, не знали самих себя: ни своих военных, ни своих хозяйственных возможностей. Здесь сказался, очевидно, известный закон социально-психологической инерции: обманывая непрестанно население страны, невольно обманулись сами.

История войны с Финляндией в 1939–1940 годах показывает, что в планах советского командования фигурировали два варианта сокрушения противника. Первый – действие в лоб, т. е. прорыв линии Маннергейма на Карельском перешейке, взятие Выборга, форсирование линии Кюммене, взятие Хельсинки и овладение всей страной. Второй вариант заключался в сосредоточении войск на одном из северных участков восточной границы и проникновении в Финляндию, минуя ее укрепленные линии. Первый вариант требовал высокой военной техники и значительных людских жертв, второй вариант – подвижного, гибкого хозяйства, способного создать на севере исходные коммуникационные базы и поддержать углубляющиеся в Финляндию армии.

Верное своему принципу максимального выполнения всего и вся, советское правительство приступило к одновременному осуществлению обоих вариантов. Большое количество войск, стоявших на границах прибалтийских государств, приготовленных к вторжению туда на случай неподписания ими договоров с СССР, было переброшено на финляндскую границу. Часть их направилась в Северную Карелию, откуда было предпринято наступление, часть сосредоточена севернее Ладожского озера, где тоже были сделаны попытки наступления, и часть – на Карельском перешейке против линии Маннергейма.

Следя внимательно за развивающимися событиями, я считал, что данная война с маленькой Финляндией представляет собою экзамен для советской системы, не только ее армии, но и хозяйства. Советское правительство, привыкшее отчитываться перед безмолвным народом и самим собой, должно было показать себя на деле, когда заговорят не бесконтрольные давно наскучившие цифры, а действительные факты.