ГЛАВА 10. ИЛЬЯ

Я настолько был увлечен выражением ее лица, что не заметил, упустил важное. Как и остальные, потому что все остальные также увлеченно наблюдали за нами, мной и Настей.

А Настя заметила…

Когда я открыл коробочку, где лежало кольцо, ее чудесные глаза изумленно округлились. А потом в них вдруг промелькнул дикий испуг и неподдельный страх. Причину страха девушки я осознал только тогда, когда она внезапно прыгнула. Прыгнула, как делают это гимнастки – легко, изящно, стремительно, раскидывая руки так, будто парят птицей в воздухе.

Настя закрыла меня от пули. Закрыла собой.

Стреляла Ленка. Ее мишенью был я. Глупая сестрица Вадима пронесла в клуб пистолет. Своих не досматривают, чем она и воспользовалась.

Будучи завсегдатаем тира, она умела стрелять. Умела заряжать оружие и определять точку поражения на выбранной цели.

Все разом пришло в движение. Стрельников выбил оружие из рук Елены, Спартак скрутил ее. Кто-то кинулся к телефонному аппарату, который стоял здесь за барной стойкой. Кто-то кричал. Для меня же все внешние звуки исчезли, я ничего не видел, кроме белого лица моей Насти и кровавого пятна, промочившего ткань светлого платья. Пуля попала ей в живот.

– Вызовите скорую! – завопил я, прижимая к себе девушку, теряя разум от горя.

Настя потеряла сознание. Личико заострилось, веки болезненно подрагивали. Ее пульс бился совсем слабо. А кровь из раны выталкивалась сильно.

– Прижми. Прижми к ране салфетку, – сунул мне в руки марлевую повязку Вадим.

– Скорая уже едет, – сообщил Герман.

Марля быстро пропитывалась алым, и я не смог сдержать воя. Не отпускал ее запястья, боясь, что не услышу пульса. Всего меня изнутри раздирало адской душевной болью, вены горели, жгли кожу пламенем. В голове хоровод из боли, агонии и черноты. Моя девочка едва жива, почти не дышит. И все из-за меня. Это я допустил, что произошло такое. Во время пожара на лесопилке, она сказала, что просила Бога покарать меня. Так вот какова на самом деле кара. Расплата за мой эгоизм.

Я целовал ее милое и такое любимое лицо, умоляя очнуться. Прикладывал ее холодные пальчики к своей мокрой от слез щеке. Настя оставалась безмолвна. В какой-то миг мне показалось, что пульса больше нет, и я вновь закричал. Закричал страшно, дико, сбрасывая чью-то руку со своего плеча.

– Илья, скорая приехала. Медики уже в здании, – лицо Спартака было сурово. Я знал почему. Он винит себя. Он отвечает за безопасность. Но я не мог его винить. Никто не мог знать, что так выйдет. Мы все видели, что Ленка неадекватна, но все закрывали глаза, предпочитали не замечать, она же своя… Только лучше бы она убила меня, лучше бы попала в того, в кого целилась. Зачем Настена прыгнула, зачем закрыла меня? Я хотел жить, но не такой ценой. А без нее моя жизнь и не будет жизнью вовсе.

– Разойдитесь. Дайте пройти, – требовательно расчищал себе дорогу врач. За ним следовали санитары с носилками.

Я не мог отойти от Насти, не мог отпустить ее руки, и разжал пальцы только после того, как прибывший доктор произнес: – Дорога каждая секунда.

В скорую залез вслед за медиками, не слушая возражений. За руль я сейчас сесть был не в состоянии, а отпустить ее одну было выше моих сил.

Слышал, как Герман инструктирует водителя, куда везти девушку. Небольшая частная клиника на выезде из города, клиника не для всех, которую мы сами и отстроили.

– Илья, я дозвонился до больницы, операционную уже готовят, – успел он сказать мне прежде, чем санитар запер дверь автомобиля Скорой помощи.

Машина тронулась, и врач принялся вставлять в нос Насти какие-то трубки. Его помощник воткнул иглу в вену на ее правой руке. На мои попытки узнать, что они делают, отмахивались и просили не мешать.

Настя так и не приходила в себя. Мне стало трудно дышать. В груди пекло немилосердно. Я неотрывно глядел на девушку, повторяя про себя слова молитвы, требуя, прося, умасливая, умоляя Бога вернуть Настю, забрать меня, но только не Настю.

Скорая остановилась. У клиники уже ожидали хирург и двое санитаров. Мою девочку переложили на больничную каталку и тотчас повезли в операционную. Врач со скорой на бегу вводил в курс дела коллегу. Услышанное приводило меня в ужас, по всему выходило – шансов 10 к 90.

Мне пришлось остаться в больничном коридоре, в операционную меня решительно не пустили.

– Вы понимаете, что я должен сообщить в милицию? – с непроницаемым взглядом спросил меня медик со скорой.

– С нами в зале был капитан милиции, – обессиленно опустился я на один из сетчатых железных стульев, расставленных вдоль стены. – Он забрал в участок стрелявшую женщину.

– Ясно, – собрался врач уходить, но неожиданно мягко дотронулся до моего плеча. – Всегда есть надежда.

– Спасибо. Это все, что мне сейчас и остается – надеяться, – стиснул я запачканные кровью ладони в кулаки.

Минуты, часы тянулись невыносимо медленно. Я гипнотизировал дверь, из которой никто не выходил и откуда не доносилось ни звука.

Через какое-то время в клинику прибыли мои друзья. Таисия села рядом, крепко обняла меня. Было видно, что она плакала.

– Я в участок заезжал, – ходили желваки на скулах Спартака. – Елена пистолет у одного из своих любовников стащила. Выстрелила в Илью по принципу «раз не мне, то не доставайся никому». Ревет теперь. В сумочке у нее запрещенные препараты нашли. Илья, я так виноват. Погрузился в историю с Озеровой и позабыл о своих прямых обязанностях. Никогда в клубе не было ни оружия, ни наркоты.

– Не вини себя, Спартак, – нервно тер переносицу Вадим. – Уж если кто и не досмотрел, так это я. Знал ведь, что сестра на Илюхе помешана. Подозревал и то, что она подсела на какую-то дрянь. Теперь понимаю, Ленка врала ловко, притворялась, на все мои расспросы у нее правдивые сказочки были припасены.

– Прекратите, – сжал я голову, так мне было плохо. – Сейчас все это неважно. Важно, чтобы Настя выжила. Иначе я сам прибью Ленку. Голыми руками задушу. И плевать, что посадят.

– Илюш, я в справочнике телефон Шубиных нашел, сообщил им, – взглянул Герман на наручные часы. – Думаю, они скоро будут здесь.

Я только кивнул. Безусловно, родственники Насти должны знать.

Ее родители, брат с сестрой появились в ту минуту, как из операционной вышел врач.

Я вскочил на ноги, с острой надеждой ища на его лице намек на положительный исход.

– Операцию мы провели, – ни на кого конкретно не глядя, сообщил хирург. – Но девушка в коме. Прогнозов дать не могу.

– Это ты во всем виноват! – налетела на меня с кулаками Маринка. – Настя была права, когда говорила, что опасно связываться с таким, как ты. А я дура ее не слушала. А она была права! Права! – начиналась у девушки истерика.

Я позволял ей колотить меня, так как полностью признавал правоту ее слов. Максим оттащил Марину, принялся успокаивающе гладить сестру по спине. Обычно румяный парень был сейчас бледен, ясные глаза его потухли.

– Кровиночка моя! – запричитала вслед за дочерью Ольга Леонидовна. Мать сестер бросила на меня злой взгляд. – Зачем ты забрал ее у нас? Зачем увез? Она ведь говорила, что не хочет с тобой ехать!

– Ольга, перестань, – одернул жену Игорь Евгеньевич. Отец моей Насти растерял сейчас весь свой лоск, сдулся, сгорбился. – Мы сами отдали ему нашу дочь. Нечего снимать с себя ответственности.

Словно робот уладил я пребывание Насти в самой лучшей палате, договорился о раздвижном кресле для себя. Покидать мою девочку не намеревался ни на минуту. Оплату у меня не взяли, не сразу сообразил, это оттого, что я один из учредителей клиники.

– Вадим, – отдал ему ключи от своего дома. – Привези какой-нибудь одежды мне сменной. И к Наталье Петровне зайди, скажи, чтоб за собаками присматривала, пока нас с Настей не будет.

Специально так говорил – «нас с Настей». И в мыслях повторял так же. Мы с ней можем быть только вместе и никак иначе.

Я оставался в больнице день, три дня, неделю.

Однажды попросил Вадима пригнать мне девятку и на бешеной скорости с открытыми до упора стеклами гнал по трассе. Чуть не потерял управление машиной. Ударил по тормозам, съезжая с дороги. Шины смяли придорожные кусты, выбрасывая на асфальт комья земли.

Мир без нее просто невыносим. Мир живет прежней жизнью. Только не для меня. Без нее все пресно и безвкусно. Без нее я не могу дышать, не могу существовать.

– Настя, – всматривался в ее неподвижное личико. – Я готов сжечь весь мир ради тебя, но не смог защитить от себя самого. Я выполню твое желание. Отпущу. Верну родителям. Отвезу к тете. Куплю тебе дом. Как скажешь, так и сделаю. Я исчезну из твоей жизни и больше никогда не побеспокою тебя. Клянусь. Только очнись, пожалуйста.

От мучительного отчаянья и яростного бессилья сжал стакан с водой, стекло лопнуло, на гладком полу образовались лужицы и горки осколков.

– Илья, – слышал в своей голове галлюцинации ее голоса, направляясь к выходу с намерением позвать кого-нибудь, убрать осколки или самому найти веник.

Взялся за дверную ручку и вдруг вновь явственно услышал.

– Илья.

Наверное, я в один прыжок оказался у ее кровати. Так и есть… Веки слегка приоткрыты, пальчики подрагивают.

– Настюша? Ты… Я сейчас… Сейчас врача позову, – засуетился бестолково, не справляясь с собственным сердечным ритмом, путаясь в собственных ногах и едва различая предметы мебели вокруг.

– Илья, – прервал мои хаотичные действия ее тихий голос. – А ты можешь не возвращать меня родителям?