Китайские «Анналы Западной Хань», подтвержденные археологическими находками, свидетельствуют о том, что несколько сотен римских легионеров, попавших в плен к парфянам после битвы при Карре в 53 году до н. э., сначала сдались конфедерации племен Сюнну, а затем китайцам. В конце I века до н. э. они основали римский город Лицзянь в северной Ганьсу. Но это еще не все: обнаружение останков египетской колесницы на раскопках близ Эдо, современного Токио, могло бы стать удивительным доказательством того, что древние египтяне, по крайней мере за три тысячелетия до Марко Поло, достигли Азии (возможно, даже Японии), так же как они, предположительно, добрались до Южной Америки, повлияв на цивилизации доколумбовой эпохи.

Отказавшись от географии как от науки прогресса, средневековая Европа регрессировала по сравнению с древними цивилизациями, и особенно по сравнению с арабами, которые, напротив, в те же века избрали ее стержневой наукой наряду с астрономией.

Этот огромный исторический пробел замедлил ход цивилизации; умственный застой сохранялся даже после публикации «Книги чудес света». На протяжении еще двух столетий географы XIV и XV веков игнорировали этот труд, считая его недостоверным или даже не имея возможности его прочесть. Лишь в Каталонском атласе^[50] 1375 года книга была взята в расчет, в нем была предпринята попытка заполнить пустоту, которую оставили за Уралом и Гангом картографы предыдущих веков. И это было не случайно: Испания в то время начинала зарождаться как европейская держава.

Слепой догматизм западной средневековой мысли не только не позволил воспользоваться ценными сведениями, изложенными в «Il Milione» Марко Поло, но и не принял во внимание отчеты о путешествиях некоторых его авантюрных предшественников, среди которых были два монаха-миссионера: итальянец Иоанн де Плано Карпини, отправившийся из Лиона в 1245 году с письмом Папы Римского «к Королю и народу Тартар», и фламандец Вильгельм Рубрук, направленный в Тартарию в 1253 году по поручению короля Франции. Также были проигнорированы сведения из знаменитой Книги Сулеймана 851 года и книги арабского путешественника Абу-Заид-аль-Хасана, опубликованной в 878 году.

В то время как труды арабов могли показаться экзотичными и устаревшими, то работы этих двух миссионеров представляются более достоверными, чем повествования Марко Поло. Путешествия Иоанна де Плано Карпини и Вильгельма Рубрука свидетельствуют о заинтересованности Римской церкви в установлении властных отношений с Великим ханом монголов, безусловно, с целью защиты христианского мира, которому в то время объективно угрожала монгольская военная экспансия.

Однако отчет итальянского монаха должен был оставаться в тайне, не внося вклад в научное понимание географии. По сути, это была «политическая» миссия с целью убедить монгольского правителя заключить мирный договор с Папой Римским, а не исследование неизведанных земель. Поэтому, текст предназначался не для широкой публики, а для внутреннего пользования церковью.

То же касается и отчета Вильгельма Рубрука, посланника к Великому хану от короля Франции Людовика IX Святого^[51], движимого скорее ужасом перед татаро-монгольскими нападениями на христианскую Европу, чем стремлением к власти и союзу.

И снова путешествие и книга Марко Поло выделяются как случай, оторванный от контекста своего времени, не в последнюю очередь потому, что родной город Марко Поло, Венеция, уже тогда был исключением по сравнению с остальной Европой. Поэтому стоит задаться вопросом, мог ли другой «случай Марко Поло» произойти в иное время, в другом городе или даже в другой стране, кроме Италии.

Ответить на этот вопрос сложно, а может, и невозможно. Но несомненно, что венецианская специфика XIII века признается историей повсеместно. В эпоху общей политической косности, явно обуславливающей и принижающей культуру, Венеция была исключением, уже тогда находясь в авангарде. Это республика, чья сила исходила от моря, торговли, путешествий, приключений. Таким образом, Марко Поло и Венеция – два идеально подходящих друг другу случая, оба причастные к тому далекому корню светлой латинской цивилизации, уничтоженной варварами, но, очевидно, все еще тлеющей под пеплом.

Венеция – это еще и пример светскости, свободы от религиозных устоев, современности по сравнению с городами и государствами, которыми управляли недалекие правители или папская власть. В контексте XIII века такой статус Венеции был поистине уникальным и во многом схожим с положением других итальянских приморских городов-республик. Это была попытка вырваться из культурной изоляции, в которую погрузилась варварская Европа, внутренний бунт потомков искалеченной, но не полностью уничтоженной цивилизации.

Однако Венеция, как и другие итальянские морские республики, восставшие против средневекового мракобесия, была отягощена долгим мраком политической и социальной ночи, окутавшей Европу суеверными догмами. Любой, кто осмеливается выйти за границы, установленные невежеством, считается чуть ли не опасным иконоборцем, безумным бунтарем, страшным еретиком. Всю свою жизнь Марко Поло подвергался подобным обвинениям. Несмотря на то, что его книгу жадно читали при княжеских дворах, в лучшем случае его воспринимали лишь как добродушного «сказочника». И все же искра любопытства в сонной и затуманенной Европе начала XIV века была зажжена.

Марко Поло просто выполнял свой невольный исторический долг, рассказывая о том, что он видел, слышал и пережил. Чудеса тех земель, которые другие называли неведомыми, для него были простыми истинами: это были края, по которым он странствовал, земли, где он останавливался и находил приют, дружественные территории среди гостеприимных народов.

Его доверие к Великому хану Хубилаю^[52], его любознательное внимание ко всему увиденному, но прежде всего – его восхищение великой Империей, принимавшей его на протяжении 17 лет, сделали его самым искренним символом связи между Западом и Востоком.

Можно спорить о причинах, побудивших написать эту книгу: то ли из страха перед заточением, то ли в попытке скорее вырваться на свободу, поразив генуэзцев своими знаниями и рассказами. Безусловно, Рустикелло, проведший в тюрьме четырнадцать лет и к тому времени оставшийся одним из немногих выживших после разгрома пизанцев при Мелории^[53], должен был увидеть в этих историях шанс на долгожданное освобождение.

По тем или иным причинам можно с уверенностью утверждать, что «Книга чудес света» мессира Марко Поло, какими бы фантазиями ни дополнял ее искусный Рустикелло и что бы ни говорили критики, остается повествованием о его реальных приключениях.

В действительности, существует английская школа мысли, отрицающая путешествие Марко Поло ко двору столицы Ханбалыка^[54] и, следовательно, его странствия по Китаю и Манги^[55], двум огромным регионам, составлявшим в то время Китайскую империю. Согласно этой школе, Марко Поло никогда не выезжал за пределы Персии, а все, о чем он поведал в своей книге, является лишь информацией, почерпнутой от персидских путешественников, если вообще не вопиющим плагиатом двух уже упомянутых арабских книг IX века.

Аргумент англичан заключается в предполагаемом отсутствии конкретных документов, подтверждающих путешествие Марко Поло, что порождает споры о подлинности его книги.

Однако, несмотря на утверждения некоторых английских историков, существуют документы, которые с полным основанием подтверждают истинность его слов. Защита Марко Поло и «Il Milione» не входит в мои обязанности, поскольку они способны защитить себя сами и при необходимости найдут множество защитников по всему миру. Тем не менее, в знаменитой английской школе исследований Поло прослеживается попытка скрыть иное отношение к истории. Печально известный британский дух завоевания, предвестник империализма и колониализма, породил персонажей, сильно отличающихся от Марко Поло: воинов-завоевателей, торговцев-колонизаторов, пиратов, захватывающих чужие империи, а не свободных путешественников республики, стремящихся к распространению знаний и культуры.

Действительно, если взглянуть на Европу того времени, то вполне логично, что Марко Поло мог быть только итальянцем. В разгар эпохи Возрождения, когда англичане, испанцы, французы и португальцы занимались грабежами, Венеция отправляла посольства по всему миру, а Флоренция привлекала художников и основывала банки по всей Европе.

Но, как ни парадоксально, существует и обратная сторона медали, которая и составляет суть моего аргумента. За пределами Италии книга Марко Поло превратилась в инструмент агрессии для алчных завоевателей. Если в течение двух столетий она покоилась в библиотеках избранных, то начиная с середины XV века, Il Milione подстегивала амбиции правителей небольших, обедневших европейских королевств.

Подробные описания огромных богатств Катая и Манги, особенно золотых крыш Чипангу, распаляли жадность королей Испании, Португалии, Англии и Франции. В Европе на закате Средневековья разгорелся порочный огонь колониализма, распространилась доктрина завоевания, жажда завладеть чужими сокровищами стала законом правления, правилом новой морали.

Мир перестал быть плоским и стал круглым, и это необходимо было доказать безрассудными походами. Ажиотаж, вызванный сказочными историями Марко Поло, открыл новые горизонты ранее неизвестных стран. «Миллион» раскрыл существование необъятных богатств, империи Великого Хана, оплачиваемой всем, что она имеет, – практически всем. Читатель превратил «Книгу чудес» в идеальное руководство для отважных искателей легендарных и давно забытых сокровищ.

Зарождается новое искусство – картография, возрождается интерес к неизведанному, к далеким землям и границам. Люди безрассудно устремляются в море, Европа пускается в кругосветные плавания, получая щедрую плату за свои знания. Великий океан, омывающий неведомые земли, оставался таким же загадочным, как и для римлян пятнадцатью веками ранее. Ни Атлантический, ни Индийский океаны не считались настоящими океанами – само это слово звучало таинственно, как и существование Тихого океана. Новости о походах викингов не достигали сонных дворов того времени. Мир по-прежнему оставался таким, каким его знали древние, – миром неизменных карт, не выходивших за Геркулесовы столбы^[56], за Гибралтар.

Мало кто осознавал, что история человечества стоит на пороге эпохального перелома. Впереди было много того, что только предстояло открыть, узнать, исследовать. Конец античной эпохи остался позади, когда три крошечные каравеллы, столкнувшиеся с неизвестностью океана, открыли современную эру, болезненный переход от мрака Средневековья к свету Возрождения. Но какова была цена для невинных народов Нового Света!

Христофор Колумб и век хищников

В то время как Италия погружалась в великое культурное возрождение Ренессанса в попытках восстановиться от варварства и дремучести Средневековья через возвращение господства духа, искусства, мудрости и благородства в правлении, остальная Европа поддалась соблазну мирового господства и порабощения слабых. Строились флоты, создавались армии завоевателей, накапливался порох, возрождалось вооруженное пиратство, готовое грабить неизведанные земли, о которых так захватывающе рассказывал Марко Поло. Послание о знаниях и уважении к разнообразию, проповедуемое в «Il Milione», превратилось в инструмент для грабежа.

Очарованный чтением об этих чудесах и движимый духом культурного авантюризма, продиктованного его теорией о шарообразности Земли, другой итальянец, Христофор Колумб, с любопытством пытается достичь золотых крыш Чипангу, описанных автором знаменитой книги, но так и не сможет их увидеть. Итак, за пределами Китая есть еще одна земля, которую нужно исследовать, и если Земля круглая, то ее можно легко достичь с Запада, согласно знаменитой фразе «Искать Восток на Западе».