Перед глазами всплыли строчки из письма родителей Егора: «…мы вырастили такого идейного комсомольца… вместо настоящей жизни партийные лозунги… времена героических подвигов и поступков прошли… каждый сам за себя… ты думаешь, что сможешь изменить мир…»

Хм… а может судьба и правда дала мне шанс, чтобы я сумел изменить хоть что-то в этом мире? Чтобы вот такие Зверевы и похожие на них, сбежав за границу в девяностых, не поливали помоями великую страну. Как тот же Окуджава, который сам себя называл «красным фашистом», сидел в Прибалтике, ожидая новостей о распаде Советского Союза, требовал расстрелять Белый дом.

Отчего-то именно предательство Окуджавы задевало меня всегда сильнее всего.

Я скрипнул зубами. До сих пор болело. Такие, как Александр Еремеевич и Лиза Баринова хуже врагов. Враг он, что – он идёт напролом, иногда хитростью берёт, стратегией. А эти… Этих кроме как подлецами, по-другому не назовёшь. Такие мерзавцы в глаза улыбаются, за глаза гадости поют. Да и спиной к ним нельзя поворачиваться, тут же столкнут в пропасть.

Чтобы… Стоп, Саныч, что-то тебя не в ту степь несёт.

– Вы приезжайте, как обустроитесь на новом месте, я вам город покажу.

Внезапно наступила тишина. Я сообразил, что Любочка ждёт ответа.

– Что? А, конечно, всенепременно приеду. Особенно если вы лично покажете мне Новосибирск, – улыбнулся я синеглазке. – Вы ещё устанете от меня, – шутливо пригрозил. – Я вам надоем своими приездами.

– Да ну что вы, – когда Люба улыбалась, на её щеках появлялись очаровательные ямочки, отчего сердце у меня немного замирало. – Разве хороший человек может надоесть?

Я улыбнулся, но промолчал. К чему огорчать светлое существо своими старческими тёмными мыслями? У неё вся жизнь впереди, нахлебается по уши всякого-разного. Главное, чтоб в людях не разочаровалась, это хуже всего.

– Уважаемые пассажиры. Наш самолёт идёт на посадку. Пристигните, пожалуйста, ремни.

Мы с Любочкой завозились, пристёгиваясь. Впрочем, как и все пассажиры в салоне. Я смотрел в иллюминатор, разглядывая огни аэропорта. Любопытно, что меня ждёт в Новосибирске? Кто-то встречает молодого специалиста? Или Егор Зверев знал, как и на чём добираться в далёкое село с лошадиным названием. Ладно, разберусь на месте. Документы имеются и то хлеб.

– Уважаемые пассажиры, наш самолёт совершил посадку в аэропорту города-миллионника Новосибирска. Температура за бортом двадцать три градусов Цельсия, время пятнадцать часов двадцать две минуты. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. Надеемся ещё раз увидеть вас на борту нашего самолёта. Сейчас вам будет подан трап. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки.

– Ну вот и прилетели.

Любочка выдохнула и распахнула ресницы.

– Ужасно боюсь взлётов и посадок, – пояснила синеглазка. – А вы?

– А я нет, но очень хорошо вас понимаю, – кивнул девчонке. – Помогу вам достать сумку.

– Спасибо.

Мы с девушкой дождались, когда почти все покинут салон, и только после этого покинули свои места. Я стащил вниз девичий саквояж и свою сумку, и мы покинули самолёт. Спустились по трапу и отправились в здание аэропорта. Там я помог жизнерадостной Любочке получить багаж. Да и сам сообразил, что Егор не мог лететь с одной ручной кладью. Надеюсь, память моего тела подскажет, как выглядят теперь уже мои вещи.

Надежды мои оправдались, я распрощался с Любочкой, заверил её в нашей скорой встрече. Синеглазка сунула мне в руку бумажку с адресом и растворилась в летнем дне. Я выдохнул, прикидывая, чем заняться. Перво-наперво нужно посмотреть, как называется деревня или село, куда распределили моего идейного комсомольца.

Но всё оказалось куда как проще. Когда я задумчиво рассматривал зал ожидания, высматривая свободное место где-нибудь в тихом углу, заметил мужичонку в возрасте в куцем пиджаке с короткими рукавами, в картузе с пластиковым козырьком, в сапогах и солдатских штанах. Но не это привлекло моё внимание.

Низкорослый мужичок переминался с ноги на ногу и теребил в руках картонку. Дядька нервно оглядывал пассажиров, крутил головой. Видно, с непривычки. На его тощей шее красовался широкий жёлтый галстук в крупный чёрный горох. Время от времени мужик подсовывал под ворот заскорузлый палец и оттягивал туго завязанный узел.

Я улыбнулся, мазнув по бедняге взглядом, и отвернулся. Но тут же нахмурился. Точно, не показалось. На картонке химическим карандашом кто-то старательно вывел теперь уже моё имя «Егор Зверев». Ого, да пацана, похоже, встречают. Ну, тем лучше для меня, не придётся искать транспорт.

– Здорово, отец, – широко улыбнулся я, вырастая пред мужичком в галстуке.

– Здорово, коли не шутишь. Чего надо? – дядька не ответил на улыбку, окинул меня подозрительным взглядом.

– Да вот прибыл я. Принимайте.

– Кого? – удивился мужичок.

– Егора Зверева.

– Да где ж он? Ты его знаешь? Так покажи, сделай милость, торчу тут как дурак с мытой шеей, никакой мочи уже нет эту удавку терпеть, – взмолился дядька и сильнее закрутил головой.

– Да вот он я, стою перед тобой, отец. Я и есть Егор Зверев.

– Ох, ты, поди ж ты, здоровый ить какой!

Дядька аж присел от избытка эмоций, хлопнул картонкой себя по коленке.

– Ну, пойдём, Егор Зверев, коли не шутишь. А то документ покажь! – хитро прищурился на меня.

– Можно и документ, – покладисто согласился я, достал паспорт пацана и показал недоверчивому встречающему.

– Егор Зверев. Похож, похож. Ну пошли, что ли, Егорка.

– куда?

– Дык в машину. И с ветерком до Жеребцово. Эх, прокачу, – мужичок довольно улыбнулся щербатым ртом. – Бывал у нас-то?

– Нет, в первый раз.

Я подхватил свои пожитки и зашагал за дядькой.

– Как звать-то тебя, дядь?

– От садовая голова. Так Митрич я. Василь Митрич. Можешь Митричем звать, или дядь Васей. Митричем привычней, – чуть подумав, уточнил мужичок.

– Ну, Митрич так Митрич, – согласился я. – Вот и познакомились. – Где машина-то?

– Да вон она, родимая! – гордо сказал Митрич и махнул рукой.

– Ох, и ничего себе! – искренне восхитился я.

Передо мной стояла светло-голубая «Победа» седан. Знаменитый ГАЗ-М–20. Раритет, но как новенький. «М-да, вот такой временной парадокс, однако», – хмыкнул про себя, любуясь покатым багажником и передом с внушительной горбинкой.

По слухам, «Победу» хотели назвать «Родиной». Но вроде как Сталин, когда ему презентовали модель и название, поинтересовался у директора автозавода, мол, почём Родину продавать будем? По мне, так это всего лишь красивая легенда. Но как знать.

– Залазь, – приказал дядя Вася. – Нам тут недалече.

Я любовно погладил крыло и забрался в салон автомобиля.

«Недалеко – это хорошо. Значит, и впрямь не Тмутаракань, – мелькнула мысль. – К чему тогда эти страдания? Новосибирск – областной центр. Не в тайгу ж Егорку услали, все близко к цивилизации».

Спустя пару часов я понял, как ошибался.

Глава 4

– Вылазь, товарищ учитель, – радостно гаркнул Митрич. – Приехали?

– Не понял, куда приехали?

– Так на еродром, куда ж ещё? – искренне удивился дядь Вася. – Чичас вот коробки загрузим и полетим.

– Куда полетим? – я сидел и тупил, не понимая, чего от меня хочет Митрич.

Вокруг не наблюдалось ни одной деревни. Только вертолёты и прочие кукурузники.

– Мы куда приехали-то? – попытался я выяснить у своего провожатого.

– Так говорю же, на еродром. Коробки чичас погрузим и вперёд, в Жеребцово. С ветерком, – хекнул мужичок. – Вылазь, говорю, поможешь, – и смотрит на меня так выжидательно.

– Помочь – это мы завсегда рады, – хмыкнул я, выбираясь из салона «Победы».

Похоже, остановка далеко не конечная. Видимо, Митрич привёз на аэродром какие-то нужные вещи, сейчас разгрузимся и поедем дальше. Но тогда почему дедок сказал «полетим»?

– Держи, учитель, – Митрич с кряхтением вытащил из багажника одну коробку внушительных размеров. – Тута на ФАП наложили. А вот здеся для животинки лякарства, – пояснил дядь Вася, доставая коробки и ставя их на землю. – Вона видишь, вертуха стоит? Синенькая.

Я огляделся в поисках вертолёта.

– Вижу. Ми–2, синий, – кивнул в ответ.

– Точна, – уважительно посмотрел на меня бойкий дедок. – Вот туда и тащи. Поближе ставь, Славка придёт, в кабину загрузим, – велел Митрич.

– Понял.

Я подхватил коробку и потащил её к вертолёту. Пока мы ждали неизвестного Славку, спели перетаскать все коробки. В процессе Митрич поручкался со всеми техникам, лётчиками, со всеми, кто находился на аэродроме или подходил к нам поздороваться.

Оказалось, дядю Васю здесь хорошо знают. Он, можно сказать, не просто «свой», а практически родной. Одному свёрточек передал, наказал, как травку заваривать. У другого за внуков поинтересовался, третьему велел жене кланяться. И всем радостно сообщал, что везёт меня в Жеребцово «учительствовать». Народ одобрительно кивал, знакомился со мной, перекидывался с Митричем парой слов и разбредался по своим делам.

– О, Славка, ты где ходишь? Лететь пора! – сурово нахмурив брови, проворчал Митрич, глядя за мою спину. Но видно было, дядь Вася нисколько не сердится, а ворчит так, по привычке.

– Здрасте, – поздоровался с нами мужчина лет тридцати в лётной кожанке. – Здорово, дядь Вась.

Молодой парень пожал мозолистую руку Митрича, повернулся ко мне и тоже протянул ладонь.

– Вячеслав Синицын, – представился подошедший.

– Егор Зверев, – ответил я.

– Ты поглянь-ка, Вячеслав он. Ишь ты. Славка ты и есть Славка, – хмыкнул Митрич. – Односельчанин это мой, – доверительно сообщил мне. – Эва, как вымахал. Забыл поди, как я тебя хворостиной-то гонял, за яблоки, – хитро прищурившись, заявил Василий Митрич.

– Да ладно тебе, дядь Вась, – смутился Синицын. – Чего уж вспоминать.

– А это вона, учителя нового к нам везу, теперича заживём! – представил меня Митрич.

– Ого, – Вячеслав уважительно на меня покосится. – Учитель – это хорошо. А предмет какой?

Я открыл было рот, но ответить не успел: за меня выступил дядь Вася.

– Какой тебе предмет? Учитель, говорю. Он по всем предметам мастак, верно, Егор… как тебя по батюшке-то?

– Александрович, – подсказал с улыбкой.

– Вот! Егор Ляксандрыч, значит, на все руки учитель! А ты давай, без дела не стой, открывай свою вертуху-то, грузить будем, – тут же без перехода, приказал Митрич.

И мы начали погрузку. Как говаривал кот Матроскин, совместный труд объединяет, и я с ним полностью согласен. Пока затаскивали коробки, Слава успел рассказать о себе. О том, что село у них хорошее, рядом лес и речка. Совхоз «Путь коммунизма» тоже не из последних. Люди работящие, школа небольшая, председатель – человек уважаемый, за своих односельчан горой стоит. Он, Вячеслав, после школы отучился на электрика, а в шестьдесят четвёртом рванул в город Бердск за мечтой.

Так как раз создали Новосибирский учебный авиационный центр ДОСААФ. В центре готовили лётчиков, вертолётчиков и десантников для Вооружённых сил Советского Союза на вертолётах Ми–1.

– Вот я и рванул за крыльями, – утирая пот со лба, закончил свой нехитрый рассказ Вячеслав. – Учился на Ми–1, а теперь вот на втором Мультике летаю.

Слава с уважением хлопнул по вертолёту.

– А хочешь в кабину со мной? – подмигнул мне пилот.

– Хочу, конечно, – улыбнулся я.

Конечно, я не стал рассказывать Синицыну о том, сколько и на каких Ми летал, прыжков с парашютом сделал. С удовольствием забрался в кабину, после того, как все загрузили и устроили Митрича практически с удобствами. Взлететь, правда, не успели. Едва лопасти начали набирать оборот, увидели механика, который что-то орал и махал руками, тыкая куда-то в сторону.

С трудом сообразили, что к нам везут ещё одного пассажира. Вернее, пассажирку. Ею оказалась молоденькая фельдшерица.

– Уф, еле успела! Уж думала, два час туточки торчать придётся, – забираясь в вертолёт, прокричала симпатичная девчонка, стрельнув глазками в нашу с Синицыным сторону.