Поразительно, сколько барахла зачастую аккумулировали люди. Предметы первой необходимости, такие как инструменты, продукты и одежда, составляли лишь малую часть всех посылок. Многие из них содержали товары, сами по себе необязательные, но которые сегодня расценивались как жизненно важные благодаря рекламной индустрии: косметику, аксессуары для смартфонов, вещи, чья ценность определялась престижем дизайнерской этикетки. Они существовали для того, чтобы повышать самооценку, вызывать уважение окружающих, подчеркивать положение в обществе. Иные нельзя было назвать иначе, как блажью: пахучие соли для ванн, шоколадные трюфели, красивые безделушки. Была еще одна категория отправлений, существовавшая, казалось, в своем собственном измерении: книги, фильмы, картины и музыка – они заставляли людей чувствовать и фантазировать, помогали им вырваться из круга мелочного тривиального существования и вырасти над собой.

Природа, размышлял Эл, куда более рациональна в своих желаниях и потребностях. Выдры счастливо жили, даже не подозревая о существовании антивозрастных кремов, популярных романов и садовых ножниц.

Иногда Фиби просила взглянуть на фотографии доставленных им посылок. Озадаченный Эл позволял ей просматривать свою галерею. В конце концов, в его договоре не было пункта, запрещающего ему это делать.

Она заваливала его вопросами о местных жителях. Кто водит машину? Кто часто выходит из дома? У кого есть сарай? Как выглядят их сады и много ли деревьев растет вокруг?

Чтобы угодить Фиби развернутым ответом, он начал подмечать всевозможные мелкие детали, на которые раньше никогда бы не обратил внимания.

Сейчас, например, подъезжая к уже знакомому дому, он заметил облупившуюся белую краску на воротах – те, должно быть, вечно стояли открытыми, и их петли насквозь проржавели. Однако вывеска с надписью «Викарий» выглядела относительно новой. Шагая по дорожке с двумя свертками под мышкой, он прислушался к хрусту гравия под ногами. Позже он расскажет Фиби, что сад утопал в тени лавров, а под высоким забором примостился маленький провисший батут. Эл посмотрел на увитое плющом викторианское здание. Оно выглядело довольно просторным и казалось ему идеальным местом для проведения чаепитий. Преподобная Люси Доуз, с которой Фиби познакомилась на занятиях йогой, жила здесь со своим мужем, детьми и собакой. Дверь всегда открывала сама преподобная Люси в сопровождении чудесного черного лабрадора. Детей он ни разу не видел, хотя иногда слышал, как они играли наверху. Муж, казалось, в принципе избегал показываться на людях. («Могу его понять», – сказала на это Фиби.)

– Один для вас, другой для мистера Доуза, – сообщил Эл преподобной Люси, стоя в дверях.

Он все не мог отделаться от мысли, что она слишком молода и слишком женственна для викария. Свои кудрявые светлые волосы она убрала со лба двумя пластмассовыми заколками. У нее был неровный цвет лица, но это компенсировалось ее изящными, утонченными чертами. Ярко-голубые глаза намекали на чувственность ее натуры. Под простым темным платьем на ней была надета колоратка^[7]. Она улыбнулась и первым делом спросила о Фиби.

– У нее все хорошо, спасибо, – кивнул он. (Сегодня утром, когда он спросил Фиби, как она, она ответила: «Медоточиво, спасибо. А ты, папа?» На что он ответил: «Весьма ветхозаветно, благодарю». Но он не собирался пересказывать это преподобной Люси.)

Эл наклонился, чтобы погладить лабрадора, и тот посмотрел на него снизу вверх и ткнулся мокрым носом в его ладонь. Ему померещилось или пес действительно выглядел довольно печальным?

Преподобная Люси забрала у него оба свертка и позволила сфотографировать их в момент передачи.

– О, это, должно быть, книга, которую я заказала, «Бог и преодоление бед». Я нахожусь в вечном поиске мудрости, которой смогу поделиться со своими прихожанами.

Элу понравилась ее честность.

Вторую посылку она положила на столик в прихожей.

– А что там – понятия не имею.

Посылка для ее мужа была отправлена компанией «Смелдерс». («Они производят крупные серьги и массивные ожерелья, похожие на цепи, – сообщила Фиби. – Очень кричащие».) Он надеялся, что в коробке от «Смелдерс» лежит приятный подарок для преподобной Люси. Она не производила впечатления женщины, которая любит вызывающие украшения, но, возможно, это был всего лишь образ для прихожан. Может быть, они с мужем устраивали друг другу романтические вечера, во время которых она сбрасывала строгий воротник, распускала пушистые локоны и вешала на себя блестящие украшения. Он надеялся.

– В любом случае, мне пора, – махнул рукой он. – Очень много доставок сегодня.

Следующая остановка на его маршруте находилась всего в пяти минутах езды, в самом центре деревни. На дороге пришлось притормозить, пропуская вперед стаю уток, которые пересекли проезжую часть, неуклюже зашлепали по травке и друг за дружкой плюхнулись в пруд.

Посылка для мистера С. Добсона была увесистой и твердой – строительный набор, предположила Фиби. Его дом занимал место в ровной шеренге из трех почти одинаковых зданий, построенных в неопределенные годы. Их блеклые галечные фасады невозмутимо взирали на воды Дарлы. Эл несколько раз постучал в дверь. Ответа не последовало, только из дома донесся лай. Придется оставлять посылку снаружи. Он стал искать подходящее для этого место, когда заметил мужчину, подрезавшего непослушную веточку на безупречно опрятной изгороди соседнего сада.

Благодаря доставке на прошлой неделе Эл знал, что его зовут мистер Дж. Бовис.

– Доброе утро! – окликнул он мужчину. – Извините за беспокойство, но не могли бы вы передать это мистеру Добсону?

Дж. Бовис, дородный мужчина с пунцовым лицом, выглядел недовольным.

– Просто оставьте на пороге. Он разберется.

– Так и сделаю.

Эл прислонил сверток к входной двери, сделал рутинную фотографию и отступил, когда изнутри донесся очередной взрыв лая.

– Чертова псина, никогда не затыкается, – проворчал мистер Бовис.

– Красивые гортензии, – заметил Эл, разглядывая цветы из-за живой изгороди.

Мистер Бовис просиял.

– Спасибо! И впрямь хороши, а? Моя гордость и отрада! Они и пруд с рыбками. – Он махнул секатором в сторону большого декоративного пруда с лилиями, охраняемого каменной цаплей. Рядом с прудом высилась чопорная восьмиугольная беседка.

– Я и сам немного увлекаюсь садоводством, – признался Эл. – Но больше люблю выращивать овощи. Фасоль мне удается на славу.

Лужайка мистера Бовиса представляла собой безупречно ухоженный участок параллельно выкошенных полос поразительно искусственного оттенка зеленого. Такой стиль садоводства разительно отличался от предпочтений Эла. И все же было приятно находить что-то общее с новыми знакомыми.

Работа была почти закончена. Оставалось заехать лишь по одному адресу.

Он остановился возле дома в низине, который, как и его собственный, выходил черным ходом к реке, только с другого ее берега. Миниатюрный коттедж напоминал детский рисунок: крутые мезонины, квадратные окна и входная дверь, смело выкрашенная в кобальтовый синий цвет. В саду росла молодая яблоня. С ее ветвей свисали китайские колокольчики, которые мелодично позвякивали, покачиваясь на ветру.

Он постучал в дверь.

Кристина так же удивилась, увидев его, как и он ее. Он, конечно, прочел имя на пакете, но ему и в голову не пришло, что мисс К. Пенроуз может оказаться его новой знакомой.

Ее волосы были влажными и пахли лимоном. На плечах у нее висело полотенце, а сама она куталась в лютиково-желтый саронг^[8], который доходил почти до пола.

Ошеломленный ее мокрым видом и внезапной близостью, он забормотал:

– Здравствуй, э-э-э… Здравствуйте, Кристина. Я принес вам посылку.

Она вздохнула, печально глядя на сверток.

– Мой заказ кошачьего корма. Спасибо. Не то чтобы он мне теперь пригодился.

– Хотите вернуть заказ? – уточнил он. В его обязанности входило не только доставлять посылки, но и возвращать их.

Она заколебалась.

– Послушайте, Эл, я только что вымыла голову, и мои волосы будут выглядеть как пакля, если я не нанесу на них средство и не воспользуюсь феном. Но прошу вас, зайдите на минутку.

– Ну, я…

Он легко мог бы уйти, сказав, что его ждет работа, но на сегодня у него не было больше доставок. И какой бы странной она ни казалась, что-то в Кристине возбуждало его любопытство. Пока он колебался между желанием остаться и желанием поскорее уйти, она затолкала его внутрь.

– Выпьем по чашечке чая. Я, во всяком случае, выпью, да и вы выглядите так, будто вам не помешает. Я поставлю чайник, а вы займитесь заваркой.

Снаружи дом выглядел простецки, но внутри все оказалось по-другому. Он заглянул в гостиную и увидел, что все поверхности за редким исключением она задрапировала экзотическими покрывалами. На стенах висели гобелены и войлочные поделки вперемешку с рисунками, скорее всего, ее собственного авторства. Некоторые из них представляли собой реалистичные наброски диких животных, в то время как другие были размытыми и абстрактными.

Кристина загнала его на кухню и бегло прошлась по ней, указывая на кухонные шкафы:

– Заварка. Кружки. Жестянка с домашним печеньем из абрикосов и миндаля. Угощайтесь. Я вернусь через минуту. – Выйдя из кухни, она на секунду просунула голову обратно и указала на холодильник. – Молоко. Возможно, просрочено, так что на ваш страх и риск. Мне не нужно, спасибо.

Эл заметил на полу кошачью лежанку. Дно ее было покрыто белыми, черными и рыжими шерстинками. Рядом стояли две чистые кошачьи миски.

Он заварил чай и устроился за кухонным столом, покрытом разноцветной скатертью. Занавески на окнах напоминали индийские сари, а кружки, расписанные вручную спиралями, цветами и бабочками, были из местной гончарной мастерской. Кристина явно неровно дышала к прикладному искусству. Она была освежающе любопытной, решил он, чудаковатой и лишь немного пугающей.

Молоко действительно оказалось просроченным и плавало в кружке мелкими белыми крупинками. К счастью, на вкусе это не отразилось. Печенье с абрикосом и миндалем тоже было вкусным – в цельнозерновом, низкокалорийном и безлактозном смысле этого слова. Эл грыз печенье и поглядывал в окно на лужайку за домом, плетеные ивовые арки и непритязательную скамейку у берега Дарлы. Отсюда он мог слышать шум реки.

Его взгляд то и дело возвращался к фотографии в рамке, стоявшей на подоконнике. Улыбающаяся молодая семья: мужчина, женщина и ребенок. У мужчины были такие же, как у Кристины, темные волосы и густые брови. Брат?

К тому времени, когда отдаленный шум фена смолк, он как раз дожевал печенье.

– Уф, – выдохнула Кристина, появляясь снова. – Извините, что заставила вас ждать. Это не волосы, а сущее наказание.

Он подумал было сделать комплимент ее волосам, таким темным, пышным и блестящим, но решил промолчать, чтобы не прозвучать пошло. Хотя он действительно так думал.

– Что, никаких новостей? – осторожно поинтересовался он, указывая на пустую лежанку и кошачьи миски.

– Нет, никаких. Бедняжка Мява! Сегодня утром я не смогла заставить себя пропылесосить диван, потому что на нем были клочки ее шерсти, и… Я уже не верю, что когда-нибудь увижу ее снова. – Голос Кристины дрогнул, а лицо исказила гримаса. – И не смейте говорить, что это всего лишь кошка!

– Мне бы и в голову не пришло сказать что-то подобное, – запротестовал Эл.

– Хорошо. Извините. Я не хотела грубить. Просто многие люди этого не понимают.

В мгновение ока она сникла и обессиленно опустилась на стул. Эл не мог угнаться за тем, как быстро у нее менялось настроение.

Он вспомнил ее перекошенное лицо в день, когда он врезался в ее машину, и понял, что тогда она изо всех пыталась сдержать слезы. За маской гнева пряталось ее горе. Возможно, имело смысл сменить тему.

– Здесь прямо как в галерее искусств, – обвел он рукой пространство дома.

– Я предпочитаю искусство искусственности, – фыркнула она, по-видимому, приняв его слова за критику, на что он не рассчитывал.

Он пододвинул к ней чашку с чаем и еще раз попытался наладить контакт, указывая на фотографию:

– Я тут разглядывал этот снимок. Это ваша семья?

– Да, мой сын Алекс со своей женой и моим внуком. – Эл прокашлялся, пытаясь скрыть свое изумление. – Они живут в Швейцарии, поэтому я редко с ними вижусь. – Она сделала несколько глотков чая и опустила глаза.

Элу было интересно узнать подробности, но он не чувствовал себя вправе спрашивать.