– Разбился прошлой зимой, катаясь на санках, так и не сказал, какой мальчик в него врезался. Он прожил всего неделю после этого. Я помогала ухаживать за ним, ему было очень больно, но он терпел. Джимми отдал мне свои книги, и собаку, и пестрых кур, и большой ножик, и сказал: «Прощай, Полли», поцеловав меня на прощание, а затем… Джимми! Джимми! Если бы он только мог вернуться!

Глаза бедной Полли наполнились слезами, губы дрожали, и, дойдя до этого «прощай», она не смогла продолжить, закрыла лицо и зарыдала, словно у нее разорвалась сердце. Том не мог придумать, как проявить сочувствие, поэтому встряхивал бутылочку с камфарой, пытаясь найти подходящие слова, но Фанни пришла ему на помощь, она обняла подругу и принялась гладить и целовать, пока ее слезы не прекратились. Полли сказала, что не хотела никого расстраивать и больше так не будет.

– Я думала о моем дорогом брате весь вечер, потому что Том напоминает мне о нем, – добавила она со вздохом.

– Я же совсем на него не похож, – удивился Том.

– Немного похож.

– Я бы хотел, но ты говоришь, что он был хороший.

– Ты тоже хороший, когда хочешь. Ты добрый и терпеливый, и, когда ты ведешь себя разумно, нам нравится за тобой ухаживать. Правда, Фан? – спросила Полли, чье сердце все еще сжималось от боли. Ради брата она готова была отыскать добродетель даже в Томе.

– Да, я, если честно, в последнее время его вообще не узнаю. Но когда он выздоровеет, то ведь снова станет несносным, – ответила Фанни, которая не очень верила в раскаяние брата.

– Что бы ты понимала, – проворчал Том, снова ложась, потому что он резко сел, когда Полли сравнила его с любимым братом.

Эта простая маленькая история произвела на Тома глубокое впечатление, а душещипательный финал тронул его за душу, которую большинство мальчиков так тщательно скрывает. Очень приятно, когда тебя любят и тобой восхищаются. Приятно думать, что по нам будут плакать, когда мы умрем. Тома охватило внезапное желание вести себя так же, как тот мальчик, который не сделал ничего замечательного, но был так дорог своей сестре, что она плакала по нему, спустя целый год после его смерти. Джимми был прилежным и умным, люди называли его «славным парнем», и он так стремился быть хорошим, что обошел даже Полли, которую Том втайне считал образцом добродетели.

– Я бы хотел иметь такую сестру, как ты, – вдруг вырвалось у него.

– И я бы хотела иметь такого брата, как Джим! – воскликнула Фанни, чувствуя упрек в словах Тома и зная, что она его заслужила.

– Но вы же есть друг у друга, к чему завидовать? – сказала Полли, Том и Фанни внезапно задумались, почему им не так хорошо вместе и не так весело, как было Полли и Джиму.

– Фан только о себе и думает, – сказал Том.

– А Том – вредина, – возразила Фанни.

– Не говорите так. Если что-то случится с кем-то из вас, другой очень об этом пожалеет. Я сейчас жалею о каждом грубом слове, которое говорила Джимми.

Две крупные слезы тихо скатились по щекам Полли. Думаю, именно они полили сладкое чувство, называемое братской любовью, которого до сих пор не было в сердцах брата и сестры. В тот день они ничего не сказали, ничего не задумали и не признали своих ошибок, но когда они расстались на ночь, Фанни нежно погладила раненую голову брата (Том никогда бы не простил ей, если бы она поцеловала его) и сказала шепотом:

– Надеюсь, ты хорошо выспишься, дорогой Томми.

И он кивнул ей в ответ, сердечно сказав:

– И тебе того же, Фан.

И больше ничего. Но и это значило очень много, потому что голоса их были ласковыми, а в глазах горели те чувства, которые делают любые слова неважными. Полли заметила это. Она не поняла, что была тому причиной, но ей было так приятно, что она спокойно уснула, хотя Джимми не было рядом и он не мог пожелать ей доброй ночи.

Глава 5
Неприятности

Обычно, когда дети ведут себя неправдоподобно хорошо, то через некоторое время они склонны повторить какую-нибудь, казалось бы, забытую шалость. В течение недели после происшествия с Томом дети вели себя совершенно по-ангельски. Бабушка даже заволновалась, что с ними непременно должно что-то случиться. Но милой старой леди не стоило бояться, поскольку чрезмерная добродетель не может существовать чересчур долго и войти в привычку, если речь не идет о маленьких ханжах из нравоучительных книжек. Как только Том снова встал на ноги, вся компания немедленно свернула на кривую дорожку, что привело ко множеству несчастий.

Все началось с «глупости Полли», как потом эту историю назвала Фан. Однажды вечером, когда Полли сбежала вниз, чтобы встретить мистера Шоу и помочь ему снять пальто, в дверь позвонили, и в руках Полли оказался прекрасный букет тепличных цветов. Девушка так и не привыкла к городским нравам и сама открывала дверь.

– Ого, это еще что такое? Не рановато ли ты обзавелась поклонниками, моя маленькая Полли? – засмеялся мистер Шоу, видя, как покраснела девочка, нюхавшая цветы.

А потом Полли заметила записку, наполовину скрытую гелиотропом. Если бы она не была такой «глупой», как потом сказала Фан, сообразила бы, что делать. Но видите ли, Полли была честной маленькой девочкой, и ей не приходило в голову что-либо скрывать, поэтому она ответила прямо.

– Это не мне, сэр. Это Фанни. От мистера Фрэнка, как я понимаю. Она будет так рада!

– Значит, этот щенок смеет посылать ей цветы?! – вскричал мистер Шоу далеким от радости голосом, разворачивая записку.

Полли сомневалась, что Фан это понравится, но она не посмела сказать ни слова. Девушка вспомнила, как показывала отцу забавные валентинки от мальчиков и как они вместе над ними смеялись. Но мистер Шоу не засмеялся, прочитав сентиментальные стихи, сопровождавшие букет. Он спросил тоном, который напугал даже Полли:

– И долго это у них длится?

– Я не знаю, сэр, честно. У Фан в мыслях нет ничего дурного. Как жаль, что я проговорилась, – пробормотала Полли, вспомнив обещание, данное Фанни в день концерта. Она совсем забыла об этом, потому что девочки постоянно проводили время со «взрослыми мальчиками», как она называла мистера Фрэнка и его друзей. А теперь она вдруг вспомнила, что мистер Шоу это запретил.

«Наверное, она разозлится, – подумала Полли. – Но ведь у девочек не должно быть секретов от отцов».

Мистер Шоу скомкал розовую записку, сунул в букет и холодно велел:

– Скажи Фанни, что я жду ее в библиотеке.

– Зачем ты это сделала?! Какая же ты глупая! – вскричала Фанни, разозлившись и испугавшись одновременно.

– А что мне оставалось делать? – растерялась Полли.

– Сказала бы, что букет для тебя, тогда не было бы никаких проблем.

– Но это была бы ложь.

– Ой, ну не говори глупостей. Ты втянула меня в неприятности и должна мне помочь.

– Я сделаю все, что смогу, но лгать ни за что не стану, – Полли заволновалась.

– Тебя никто и не просит. Просто придержи свой язык, и я все улажу.

– Тогда мне лучше не ходить вниз… – начала Полли, когда снизу раздался строгий голос мистера Шоу, похожий на голос Синей Бороды:

– Так ты идешь?

– Да, сэр, – быстро ответила Фанни и схватилась за Полли, – ты должна пойти со мной, я умираю от страха, когда он говорит таким тоном. Полли, дорогая, побудь рядом.

– Хорошо, – согласилась Полли, и они обе спустились, умирая от страха.

Мистер Шоу стоял перед камином и выглядел довольно мрачно; букет лежал на столе, а рядом с ним находилась записка, адресованная «Фрэнку Муру, эсквайру», с яростным росчерком после слова «эсквайр». Указав на это впечатляющее послание, мистер Шоу свел черные брови:

– Я намерен немедленно положить конец этой чепухе. Если это еще раз повторится, ты отправишься в школу при канадском монастыре.

От этой ужасной угрозы у Полли перехватило дыхание, но Фанни уже слышала подобное раньше и дерзко ответила:

– Я ничего ужасного не делала. Что я могу поделать, если мальчики присылают мне подарки, как и всем другим девочкам?

– Дело не в подарках. Я запрещаю тебе видеться с этим Муром. Он не мальчик, а уже взрослый парень, и я не хочу видеть его рядом с тобой. Ты это знала и ослушалась меня.

– Мы почти не видимся, – начала Фанни.

– Это правда? – спросил мистер Шоу у Полли.

– Пожалуйста, сэр, не спрашивайте меня. Я обещала ничего не говорить, пусть Фанни сама расскажет! – воскликнула краснеющая Полли, поняв весь ужас своего положения.

– Неважно, что ты обещала, расскажи все, что знаешь об этой нелепой ситуации. Это принесет Фанни куда больше пользы, чем вреда.

Мистер Шоу немного смягчился, потому что смятение Полли тронуло его.

– Можно? – шепотом спросила она у Фанни.

– Мне уже все равно. – Фанни выглядела одновременно сердитой и пристыженной, от волнения и страха она завязывала узелки на носовом платке.

С большой неохотой, подгоняемая множеством вопросов, Полли рассказала все, что ей было известно о прогулках, завтраках, встречах и записках. Очевидно, все оказалось куда менее серьезно, чем ожидал мистер Шоу, ибо, пока он слушал, его лоб разгладился, а губы несколько раз дернулись, как будто он хотел рассмеяться. В конце концов, забавно наблюдать, как дети, подражая взрослым, играют в любовь, словно речь идет о новомодной игре, а не о прекрасном, могущественном и святом чувстве.

– Сэр, прошу вас, не ругайте Фан слишком сильно! Она совсем не такая глупая, как Трис и другие девочки! Она не поехала кататься на санях, хотя мистер Фрэнк подначивал ее и ей сильно хотелось поехать! Она раскаивается, я знаю, и если вы ее простите на первый раз, такого больше не повторится! – очень искренне попросила Полли, закончив свой короткий рассказ.

– Ну что я могу поделать, раз ты ее защищаешь. Фан, усвой вот что: бросай всю эту чушь и займись учебой, или тебе придется уехать. Но Канада зимой – это не шутки, скажу я тебе.

Мистер Шоу погладил дочь по щеке, надеясь увидеть признаки раскаяния, но Фанни чувствовала себя оскорбленной и не собиралась извиняться. Она капризно сказала:

– Теперь-то я могу забрать свои цветы?

– Нет! Они отправятся по обратному адресу с запиской от меня. Больше этот щенок не осмелится к тебе подойти.

Позвонив в колокольчик, мистер Шоу отправил несчастный букет, а затем повернулся к Полли и сказал очень серьезно:

– Постарайся показать моей дурочке-дочери хороший пример, ладно?

– Но что я могу сделать, сэр? – спросила Полли, готовая помочь, но совершенно не представляющая, с чего начать.

– Пусть она будет как можно более похожей на тебя, моя дорогая; ничто не доставит мне большего удовольствия. Теперь идите, и забудем об этой глупости.

Они ушли, не сказав ни слова, и мистер Шоу больше ничего не слышал об этом деле, а вот несчастную Полли Фан отругала так, что бедняжка всерьез задумалась о том, чтобы собрать вещи и отправиться домой на следующий же день. У автора просто не хватит духу рассказать об ужасных нотациях, которые она выслушала, об оскорблениях, которые вытерпела, или о холодности, которую ей пришлось переносить следующие несколько дней. Полли никому ничего не сказала и молча переносила все неприятности, глубоко в душе считая, что подруга несправедлива к ней.

Том, выяснив, в чем дело, встал на сторону Полли, что привело к неприятности номер два.

– Ты не видела Фан? – спросил молодой джентльмен, заходя в комнату сестры, где Полли лежала на диване, пытаясь забыться благодаря интересной книге.

– Внизу, принимает гостей.

– А ты почему не с ней?

– Мне не нравится Трис, а с ее чудными друзьями из Нью-Йорка я и вовсе не знакома.

– Сказала бы прямо, что и знать не хочешь.

– Так невежливо говорить.

– Да и плевать. Полли, иди повеселись вместе со всеми.

– Я лучше почитаю.

– Это невежливо.

Полли рассмеялась и перевернула страницу. Том с минуту насвистывал, затем глубоко вздохнул и положил руку на лоб, который все еще украшал черный пластырь.

– Голова болит? – участливо спросила Полли.

– Ужасно.

– Тогда тебе лучше прилечь.

– Не могу. Мне неспокойно, и я хочу, чтобы меня «лазвлекали», как говорит мелкая.

– Я дочитаю главу и займусь тобой, – сказала жалостливая Полли.