– Оставь, – кивнул Каллистрат на узелок и нахмурился, – Не тужи, Василий, снадобье я привезу, в аккурат завтра поеду, через два дня вернусь, вот тогда и приходи, часа в три пополудни. А завтра я к вам своего лекаря пришлю, он тут у меня проездом из Верхови́нцев будет, к вам и заглянет. Ну, утри слёзы, брат Василий, крепись! Бабушке своей ты первый помощник, так вот и крепись. А на-кось вот тебе…

Спиридонов открыл крышечку стоявшей на широком столе диковинной вазочки на ножках, как звериные лапы, и отсыпал Васятке в ладонь леденцов. Погладив мальчика по голове, Каллистрат отворил дверь кабинета и кликнул парня, который словно тут и стоял, наготове:

– Ну, Антип, вот тебе забота: парнишку отведи на выход, там посади, а сам покуда сходи к Акулине, пусть соберёт…

Дальше Васятка не слыхал, что Каллистрат негромко говорит парню, которого назвал Антипом, сам он аккуратно складывал в добытую из кармана чистую тряпицу подаренные леденцы. Один он смаковал, его мягкий приятный вкус холодил рот, и Васятка остальные решил бабушке Устинье отнести, ей нужнее.

– Понял, Каллистрат Демьяныч, – сказал Антип приятным голосом и улыбнулся Васятке, – Ну, Василий, идём, провожу тебя малость.

– Благодарствуй, Каллистрат Демьянович, – Васятка поклонился в пояс Спиридонову, – Дай тебе Господь всякой благодати и охрани от зла!

Тут Васятке то ли приблазнилось, то ли ещё чего приключилось у него с глазами, а только показалось ему, словно вокруг Каллистрата что-то лопнуло, словно пузырь какой невидимый был, рассыпался он чёрным прахом и тут же сгинул.

Каллистрат сам это увидал, или почуял, а только вздрогнул он, а после вздохнул свободно, будто его груз какой-т от себя освободил. Посмотрел Каллистрат с удивлением на мальчика, но промолчал… После кивнул Антипу, и тот повёл Васятку в ту же самую прихожую, где он только недавно ожидал Спиридонова.

Глава 4.

Антип провёл мальчика по коридору, и указал ему на одну из тех мягких скамеек пурпурного сукна, что стояли в прихожей с зеркалами:

– Покуда присядь тут, а я сейчас управлю, что мне Каллистрат Демьянович велел, и вернусь. Никуда не уходи.

Васятка послушно кивнул и поглядел в зеркало, никакой страшной зеркальной тропы он в этот раз не увидал, в отражении стоял он сам, и Антип, только вот вокруг Антипа словно искры играли. Такое бывает, когда сидишь у речки на утренней заре, глядишь на удочку, а неподалёку в воде плескает рыба, али ещё кто, и от этого вверх летят брызги, а в них играет своими лучами восходящее на небосвод солнце.

Благостно стало Васятке, покойно. Он сел на краешек обтянутого дорогим сукном сиденья, пощупал за пазухой два узелка – один с монетами, а другой с леденцами. Надежда поселилась в его душе, может этот лекарь, что дядька Каллистрат пришлёт, не станет говорить, что нет лекарства от старости, и каждому своего веку отмеряно, а вместо пустых разговоров бабушку вылечит.

Минут пять прошло, как показался откуда-то из коридора снова этот… Спиридонов назвал управляющего Пахомом Кондратьевичем, вот он и стоял снова перед Васяткой, скрестив на груди руки и сердито хмурясь.

– Ну? Чего опять тут расселся? Али нечего делать? Кто дозволил тебе на кушетку садиться?! Для таких, как ты, вон, скамья поставлена, туда и садись! Тоже, важная птица!

– Каллистрат Демьянович так велел, – Антип вернулся вовремя, и сердито глянул на управляющего, – Я его наказ исполняю, Пахом, оставь мальчика. Али у тебя самого дел мало? Что за забота тебе такая, его гонять?

Покраснел Пахом, набычился, но возразить ничего не посмел, а Васятка хотел было в зеркало глянуть, хоть и страшно было, но Антип загородил от мальчика и зеркало, и самого Пахома. Васятка хотел поглядеть во второе зеркало, за его спиной, но не поспел – управляющий вышел, сердито махнув рукою, а Антип повернулся к нему.

– На вот, это вам с бабушкой, – Антип дал мальчику какой-то свёрток, – Пойдём, я тебя провожу, там тебе ещё Акулина собрала кой-чего, как Каллистратом Демьянычем наказано, да самому тебе не донести.

На дворе Антип повёл Васятку к конюшне, там стояла небольшая бричка, запряжённая невысокой справной лошадкой с гривой, сплетённой в длинные красивые косы. Васятке лошадка шибко понравилась, он не стерпел и подошёл погладить, не спросив разрешения. Лошадёнка будто своего увидела, стала тыкаться мордой в парнишку, да радостно эдак, приветливо.

– Что, Зыпка, занравился тебе Василёк-то, я гляжу, – усмехнулся Антип, – Ну, тем и хорошо теперь его домой повезёшь.

К бричке прибежал какой-то человек, он положил внутрь мешок, поставил ещё корзину и небольшой бочонок, потом поманил Васятку и указал ему садиться в бричку. Васятка послушно забрался в повозку, рядом с ним сел Антип и взял вожжи. Зыпка резво заиграла копытами по пыльной дороге, Васятка глядел на дома и людей что останавливались поглядеть на спиридоновскую бричку.

Ехать было недалече, и скоро стояла уже Зыпка возле дома Гороховых, что у самой околицы. Антип кивнул Васятке, чтобы тот бежал в дом проверить бабушку Устинью, а сам стал выгружать гостинцы, что Каллистрат Демьяныч послал.

Устинье вроде и полегче стало, пока Васятки дома не было, она и каши впечь наладила, и всё поглядывала в окно с беспокойством, где мальчишка запропал, как бы чего не приключилось.

– Здравствуй, хозяюшка, Устинья Петровна, – Антип вошёл в дом и поклонился хозяйке, – Меня Каллистрат Демьяныч послал, и просил кланяться от него. Завтра доктор городской у него проездом будет, ты уж дозволь к тебе его отправить, о здоровье твоём справиться. И гостинцев прислал, прими, не побрезгай.

– Благодарствуй, Антип, и Каллистрату поклон передай за заботу, – Устинья кивнула парню, – Присядь, немного отдохни. Как отец твой с матушкой, скажи? Давно их не видала.

– Ничего, спасибо, все в здравии, – Антип кивнул, – Однако недосуг мне у вас гостить, на обратной дороге мне ещё поручение дано. А скажи, матушка, Васятка от чего в приходскую школу не приходит? Не видал я его там…

– Ох, Антипушка, – вздохнула Устинья, – Ходил ведь он в ученье… да забижают его шибко дети, вот я и не стала пускать. Сама учу, что могу. Писать он умеет, Закон Божий наизусть знает, память у него хорошая. Да вот вишь как… блаженным прозвали, так оно и пошло.

– Матушка, пусть приходит. Я теперь сам за этим пригляжу, никто не посмеет обижать! А коли надо станет, сам буду к вам сюда приходить. Учиться ему надобно, время нынче такое, куда неграмотному, только в батраки дорога.

Пока взрослые говорили, Васятка всё глядел на Антипа. Что-то в нём было, не мог Васятка того распознать, а только вот стоит перед ним обычный парень, а ежели чуть приглядеться, он словно в серебряную накидку облачён. Как же так, дивился Васятка, закрывал глаза и ждал, что морок рассеется. А когда открывал, то по его велению снова всё было так, как то обычный человек видит.

Антип ещё тишком поговорил с Устиньей, потом улыбнулся Васятке, потрепал его по вихрам и уехал, ласково погоняя послушную Зыпку. Васятка висел на плетне и глядел им вослед, как завивается дорожная пыль и мутнеет в ней силуэт Антипа.

Лекарь от Калистрата Спиридонова приехал рано утром, у двора Гороховых остановилась красиво украшенная крытая повозка, с козел соскочил мальчишка, чуть постарше Васятки. Он поспешно отворил дверь и потянул повозку. Из повозки на землю ступил невысокий полный человек в платье дорогого сукна, Васятка такого и не видывал. Человек глядел на мир через одно стекло на глазу, что показалась мальчишке смешным, он сощурил глаза и тоже попытался глядеть одним глазом, ох и чудно́!

Доктор важно прошёл в дом в сопровождении мальчика и пробыл там недолго, Васятка в дом не ходил, бабушка Устинья так велела, вернулся в избу только после того, как уехала повозка доктора.

– Бабушка, что же доктор сказал? Антип говорил, что доктор этот городской, поди знает про всякие болезни.

– Ничего, Васятка, не тужи. Все мы под Богом ходим, сколько он нам даст дней, ни одним больше не проживём, – сказала Устинья, но глаза её были грустными, беспокойными.

Понял Васятка, не поможет доктор, нет у него снадобья подходящего… Загрустило сердечко, заплакало, жаль бабушку ласковую, добрую. Кому он, блаженный, опосля нужен будет!

В ту ночь неспокойно Васятке спалось, сны его посещали странные, да такие яркие, словно наяву всё происходит. Там и управляющий спиридоновский был, страшный, с пастью раззявленной, языки оттуда словно змеи далеко вились, того и гляди ухватят…

Измаялся, вся подушка по́том изошла от страха, но к утру сжалились над Васяткой сновидения – приснилась ему матушка. Плакала, гладила Васятку по голове, а после научила, как надобно сделать, хоть и страшно это…

Глава 5.

По утру проснулся Васятка уставшим, словно бы его работать всю ночь заставили. Устинье вроде бы полегчало после тех порошков, что ей доктор городской-то оставил, только что не спалось ночью, в груди теснило, озноб пробирал.

– Бабушка, почто ты сама с горшками занялась, неможется ведь тебе! – сетовал Васятка, – Меня бы разбудила, я бы сам управился, умею ведь.

– Да не вовсе я немощная, – улыбнулась Устинья, – Уж с кашей управлюсь как-нибудь. А ты глянь, Василёк, погоды то какие нонче стоят! Ведь уж осень на дворе, а как хорошо.

Василёк кивнул. Он сидел над кашей в задумчивости, приснившееся ночью никак не выходило у него из головы… Устинья приметила это, но молчала, с парнишком такое бывало, что ж, все мы в своих думах.

– Антип сказал, чтоб ты в церкву на ученье приходил, – сказала ласково Устинья, – Я вот рубаху тебе новую достала, поди в воскресенье-то, сходи, уважь его.

– Хорошо, бабушка, сделаю, как велишь, – кивнул Васятка, и подумал, что Антип ему понравился, добрый он, хороший, только вот не навредил бы ему этот… чёрный, что управляющим у Спиридонова служит.

– Поди что ли Белку у речки привяжи, пока ещё зелено там, – Устинья пригляделась к мальчику, – А ты уж не захворал ли часом?

– Бабушка, я Белку привяжу по-за огород, к речке не поведу. Там давеча дядька Сысой стадо гнал да подзадержался, всё и объели. А ещё… бабушка, дай мне хлеба с собой, да соли. Я к Каменной Краюхе пойду, к вечеру оборочусь.

– Это зачем в этакую даль? – забеспокоилась Устинья, – Да ещё и одному парнишку, небольшому! Чего там делать? И не думай!

– Бабушка, мне шибко надо, – опустив голову проговорил Васятка, – Уж ты не серчай на меня, а я всё одно пойду. Ты за меня не бойся, я скоренько обернусь.

– Да пошто тебе туда? – Устинья удивилась, Васятка никогда ей не перечил, всегда слушал, – Ежели так надобно, давай Антипа хоть бы попросим, чтоб вместе, он добрый, не откажет.

– Бабушка… один я пойду, – упрямо сказал Васятка.

Поняла Устинья, что не отговорить ей мальчишку, видать резон у него какой-то есть на это, да и сама Устинья чуяла, изменилось что-то… то ли на селе, то ли вовсе… уж было подумала, что это она так перед кончиною холод чует, который расползается по округе. Видать придётся отпустить Василька, хоть и стучит неспокойно сердце!

Мальчик встал из-за стола и достал из сеней старый отцовский заплечный мешок. Он хоть и был кое-где заплатан, но ничего, крепкий ещё. Васятка стал складывать туда огниво, что ещё дед оставил, баклагу воды налил, свернул отцов истёртый армяк, который матушка на Васятку перешила да для тепла подбила шерстью. Идти то не близко, мало ли, может и дождик застанет, хотя небо было чистое, солнце пригревало пригорки не по-осеннему. Погода будто благоволила Васяткиной задумке, только вот бабушка глядела беспокойно.

Собрался он рано, Сысой Клешнин с помощниками только отсвистали своими кнутами, выгоняя за околицу деревенское стадо. Опоясался Васятка отцовой перевязью, тесак евойный приладил, взял из рук бабушки обёрнутый в чистую тряпицу хлеб, соль в узелок завязал, Устинья ему ещё яиц крутых положила и сала кусок. Чего ж голодному мальчишке шастать, раз уж такое придумал. И чего ему вздумалось на гряду идти, неужто и правду Антип сказал, что придумал Васятка золотого корня добыть!