– Вообще-то я сейчас в столице нашей родины, – приуныл Петр. Он и в самом деле рассчитывал вернуться в Сирию и озадачить завербованного им несколько лет назад напарника по багдадской цирюльне, оказавшегося бывшим офицером иракских спецслужб и одно время обеспечивающего охрану Саддама Хусейна. Был даже эпизод в биографии Ясема Тарека, когда Хусейн подарил ему белый «Мерседес», чтобы загладить «шалость» одного из сыновей, прострелившего полковнику Тареку кисть руки.

– И че будем делать? – многозначительно спросил Горюнов, пряча пачку сигарет в карман. Он подкинул на ладони зажигалку и поймал. – А что, Тверь хороший город, школа там хорошая, где я учился. Много достопримечательностей, церквей. Опять же лето скоро, купаться можно. Там даже памятник Крылову есть, нашему великому баснописцу…

– Петр, это уже не смешно! Доски мемориальной в твоей школе нет?

– Так мы же бойцы невидимого фронта. Жаль вот только пули и осколки, что мне прилетали, оказались вполне себе видимыми, настоящими. Боль они причиняли не призрачную.

– Ну что ты добиваешься? Вызвать Тарека в Москву, как ты понимаешь, я не могу. Из Сирии мы его сейчас отозвали. Велик риск его потерять. Тучи там сгущаются. Делать запрос с перечнем вопросов от тебя – это вызовет, во-первых, массу вопросов у нашего руководства, а во-вторых, займет много времени. А у тебя ведь со временем как всегда напряженка. И с выездом за границу у тебя сложности… Но если бы ты, паче чаяния, вдруг прогуливался по Парижу, мог бы «случайно» повстречать Тарека и пообщаться с ним с глазу на глаз. А я мог бы подсказать, где прогуливаться. Ну или не ты, а твой Зоров. Они ведь знакомы лично. Ты же тогда встречался с Тареком в Ростове на конспиративной квартире вместе со своим замом.

Горюнов молчал, прикидывая варианты.

– Посоветуйся со своим руководством, – генерал встал, демонстрируя, что разговор окончен. – Позвони мне по результатам.

– Не стоит, – Петр тоже поднялся. Ему хотелось оставить подвешенным вопрос о судьбе Мансура, решенный в общем-то. Подергать нервишки Александрова. – Вы же сами сказали, что у вашего руководства возникнет вопрос, зачем нам встреча с вашим агентом. Кто в здравом уме разрешит ее? Только с его куратором. Так ведь? Не стоит, – покачал он головой, с удовольствием заметив, как покраснел Евгений Иванович.

– Мне кажется, что ты все еще злишься за свой провал, – с досадой заметил он.

– Правильнее сказать, за то, что вы организовали мой провал, чтобы не было провала у нашего Теймураза. В итоге Теймураза турки убили все равно. Все зря.

– Просто так Звезду Героя не дают, это к вопросу, что «зря», – процедил Евгений Иванович. – А Теймуразу дали.

– Посмертно, – напомнил Горюнов уже от двери. Он справедливо опасался, что генерал сейчас в него чем-нибудь запульнет. – Всего доброго, – уже из-за двери сказал Петр.

По тому как быстро ретировался Горюнов, майор Витя понял, что к генералу сейчас лучше не соваться. Но Александров сам позвонил ему. Витя сделал знак, чтобы Петр задержался. Тот опасливо остановился у выхода из приемной.

– Петр Дмитриевич, – майор повесил трубку, у него порозовели скулы. – Генерал просил передать, что он вам слишком много всегда позволял. Вот и результат. – Витя пожал плечами.

Водитель курил у машины в ожидании полковника, едва завидев его, торопливо бросил окурок.

– Домой, Петр Дмитрич?

– В управление.

Уже темнело на улице. По дороге, по пробкам, через хмурую слезливую вечернюю оттепель, они пробирались обратно к Уварову, который ждал звонка от Горюнова. Но не самого полковника, возникшего на пороге кабинета собственной персоной. Все в тех же джинсах и рубашке. Значит так и не заезжал домой. По мрачному выражению его лица стало ясно, что быстрых результатов ждать не приходится.

– Не-не-не, – сказал Уваров, едва узнал о затее Горюнова. – О Париже забудь! Мне совершенно не хочется ни потерять тебя, ни международного скандала. Схватят тебя на границе…

– Во-первых, я не в международном розыске, – поморщился Петр. – А во-вторых, у нас многие «погорельцы» ездили с легкой маскировкой и надежными документами, и все прекрасно им сходило с рук. Линзы, чуть подкрасить волосы, очки с простыми стеклами. Сбрить бороду – меня мать родная не узнает.

– Может, Зорова отправим? – все еще сомневался Уваров. – Мне думается, что мы зря связываемся с этой историей. Вязнем, как будто в топь попали, дна не нащупаешь. А в бесплотной попытке его нащупать, захлебнемся тухлой тиной.

– Образно, – похвалил Горюнов в своей иезуитско-ироничной манере. – И все же, Анатолий Сергеевич, давайте побарахтаемся. Договоримся, если мой приятель мне никак ситуацию не подсветит, прекратим в этом копаться до тех пор, пока не поступит дополнительная информация.

– Тебе просто не хватает адреналина. И в Париж хочется. Признайся!

К вечеру Уваров выглядел размягченным, улыбался умиротворенно, словно человек, которого несколько часов парили в бане. Только морщина на лбу, глубокая, напряженная, указывала на то, что Горюнов ему прибавляет головной боли своим присутствием и своими перпендикулярными решениями.

– С Зоровым мой приятель говорить не станет. Тем более выходить на него мне придется через еще одного моего, – Петр тут же поправился: – бывшего моего человека. А тот будет разговаривать только со мной.

– Погоди, я так понял, что Александров обеспечит тебе встречу с Тареком…

– Нереально. Это все пустые слова с его стороны. Он просто опасается кое-чего и пытается меня умаслить. Не будем нервировать Евгения Ивановича, нынешнего куратора моего иракского приятеля, и вообще… Незачем им знать в деталях о наших изыскания относительно Джанант. Скинули с барского плеча, потому что сами не знают с какого бока подступиться, так пускай потом волосенки на голове рвут. Нет у них сейчас хороших спецов, – ревниво заметил он.

– Ну конечно, с тех пор как ты к нам перешел, – почти серьезно согласился Уваров. – Ладно, обмозгуем, как лучше тебя заслать в Европу, а ты езжай пока домой. Иначе жена тебя уже со сковородкой встретит. Нельзя играть на нервах женщины, тем более законной супруги. Ты ведь утром сообщил ей о прилете?

– Зная свое начальство, не стал обременять Сашку лишней информацией. В боях на сковородках она не специализируется. Она мастер художественного слова. Виртуоз. Хотя не гнушается и силовых приемов, как то кидание полотенцами, носками и тому подобным домашним скарбом, – Горюнов помялся: – Анатолий Сергеевич, раз уж я сегодня оседлал ваш лимузин, может, ваш Юра меня и в дом-два подкинет?

– Валяй, я в ближайшие часа два и не планирую домой. Сегодня здесь до двадцати одного пробуду. А там как пойдет. Теперь еще твою парижскую гастроль надо обставить. Затягивать с этим не станем. Вопрос двух-трех дней. Ты мне в Сирии больше нужен.

* * *

– Что это у тебя за кактусы? – на широком подоконнике стояло пять горшков с одинаково корявыми растениями. Петр, наклонив голову, их рассматривал. Колючки отражались в оконном стекле, превратившимся почти в зеркало, поскольку верхний свет в кабинете включен, а за окном темень. Отражалось и узкое смуглое бородатое лицо Горюнова.

– Это алоэ, – рассеянно отмахнулся Ермилов. Горюнов свалился на него внезапно, как всегда не вовремя. Работы много. При Петре свои вопросы по отделу ДВКР он решать не мог. То и дело выходил из кабинета пошептаться с кем-то из сотрудников в коридоре.

– Зачем тебе столько? Водку, что ли, гонишь?

– Ты в своем репертуаре, – вздохнул Ермилов, погладив себя по лысеющей голове, правда он всегда утверждал, что это просто высокий лоб. Он смущенно взглянул на друга серыми чистыми глазами. – Как ты умеешь сваливаться на голову невпопад.

– Мне говорили, что ты все глазоньки проглядел, – продолжал ерничать Петр. Он уже прошелся по кабинету, как ураган, полистал книги со стеллажей, осмотрел четки, висевшие на гвоздике, привезенные Ермиловым когда-то с Кипра, укололся о кактус, ощетинившийся цербером около компьютерного монитора, накурил, обнаружил желтый мячик для тенниса и ловко подкидывал и ловил его.

Ермилов покряхтел, поулыбался, продемонстрировав ямочку на одной щеке, и решил:

– Ладно, нам тут все равно поговорить не дадут. Сейчас я заму кое-что перепоручу. Посиди. – На выходе из кабинета Ермилов уже который раз запнулся о сумку Горюнова. – А ты дома-то был? Или…

– Или.

– Ты в теннис играешь?

– Ха! Хочешь приобщить? – Петр покосился на ракетки в чехле, стоящие за диваном у стены.

– Да ты ведь хилый, курильщик, – подначил Ермилов. – Ракетку в руках не удержишь…

Ермилов затащил Горюнова в спортивный клуб на теннис, даже одолжил ему ракетку и запасной комплект спортивной формы, в которой худощавый Петр утонул. Стоило Ермилову объяснить как играть, и Петр стал обыгрывать друга.

– Собака, ну у тебя и реакция! – досадовал Ермилов.

– В арабском мире «собака» это одно из самых грязных ругательств, – напомнил Горюнов. – Хотя ты же любя… Эй! Не кидайся! – Петр легко поймал летящий в него мяч и пошел к пластиковой скамье, стоящей сбоку от сетки. Выпил воды, чувствуя легкую усталость. День, кажется, мог растягиваться до бесконечности. В спортивный клуб они попали уже к девяти вечера.

Ермилов повесил полотенце на шею и потоптался около Петра, постучал мячиком о корт.

– Предателей, шпионишек ловишь? – забавлялся Горюнов, закинув ногу на ногу и выставив костлявое колено, как у кузнечика. – Воруют наши секреты, воруют. Уморили они тебя…

– Смейся, смейся. Вот теперь сомневаюсь, стоит ли с таким паяцем делиться кое-чем?

– «Кое-чем»? – переспросил Петр, давясь смехом: – Кое-чем не надо, лучше чем-нибудь посущественнее.

– Ты понимаешь, – посерьезнел Ермилов, – у нас же в Сирии тоже сотрудники работают.

– Это звучит укоряюще. Ничего против военных контрразведчиков не имею, особенно в твоем обаятельном лице. Знаю, что работает ДВКР там лихо.

– Да погоди ты! У нас другие функции. Обеспечение безопасности военных, предотвращение нападений, недопущение утечек. Информацию же не будешь получать от агентуры от сих до сих. Попадает в сеть и не кондиция, что называется. Мы, скажем, ловим тунца, а попалась камбала. Плоская, глазом вращает ошалело. И вот загадка, стоит ли пустить ее на наживку для все того же тунца или лучше просто пожарить и съесть.

– Свежую лучше пожарить, – позабавился сравнением Горюнов и погладил себя по плоскому животу. – Твой теннис возбуждает аппетит. Сейчас бы селедочки…

– Два агента независимо друг от друга упоминали какую-то женщину. Их удивило, что она обладает большой властью. Ну что ты все улыбаешься? – не удержался наконец Ермилов. – Я тебе серьезно говорю.

– Извини. А женщину эту случайно не Джанант зовут?

Ермилов выглядел как человек, который долго готовил подарок, неумело запаковывал его в красивую бумагу, ленточками оборачивал в расчете на сюрприз, а когда подарил в предвкушении радости одаряемого, тот уже догадался, что сокрыто под оберткой и ничуть не обрадовался.

– Петр, тебя хоть чем-то можно удивить?

– Запросто! Вот если бы сейчас она вошла в этот зал, а еще лучше в такой юбочке, как у той девчонки, – Горюнов указал себе за спину на соседний корт и поцокал языком. – Так что еще про нее болтают?

– Она из Тикрита.

– Ого! А говоришь, нечем удивить. Это проверенная информация?

– В том-то и дело, – вздохнул Ермилов, пряча ракетку в чехол. – Проверять некому, да и не стояла перед нами такая задача. Пошли в раздевалку… Она вроде как сманивает опытных командиров в какую-то организацию. Все только слухи.

– А хоть кто-нибудь из ваших агентов видел ее лично? И все-таки, откуда узнали, что она из Тикрита?

– Слухи, – дернул плечом Ермилов, недовольный, что не может сказать более точно. – Поедем ко мне? Люська сулила борщ, если вернулась из суда вовремя.

Жена Ермилова, Людмила, работает адвокатом. Весьма успешная. Зарабатывает больше мужа-полковника, уязвляя тем самым коварно его самолюбие, но существенно пополняя семейный бюджет. Она даже купила красную дамскую машинку. Иногда Ермилову удается завладеть этим красным чудом автопрома, втиснув в него свою высокую фигуру, как сегодня.