Они с Мироном работали уже несколько лет и пора было Зорову перестать отчитываться через голову начальника направления, работающего по ИГ. Но судя по тому, чем попрекал Горюнова генерал, Мирон жаловался на несоблюдение инструкций по безопасности. «Заботливый, сукин сын», – подумал о Зорове полковник, предвкушая, как возьмет его за жабры, когда доберется до майора в Хмеймиме.

По дороге к Александрову в генеральской машине Горюнов задремал, поразмыслив и решив, что неплохо в сущности быть генералом. Он так угрелся и удобно устроился на генеральском месте, что водитель его с трудом растолкал, когда они приехали.

Едва долговязая фигура Горюнова возникла в приемной Александрова, помощник генерала стремглав выбежал из-за письменного стола и с любезным выражением гладковыбритого скуластого лица замер перед ним. Петр помнил, что Александров называл его Витей и что он майор.

Глянув на майора Витю взглядом скромного героя, Горюнов спросил:

– Евгений Иванович у себя?

– Так точно, ждет вас.

Генерал заметно постарел и похудел, но все еще оставался на своем посту – ему пока не давали уйти со службы, слишком большой опыт. Он поднял глаза на Горюнова и снова уткнулся в бумаги, разложенные на столе, только рукой махнул то ли приветственно, то ли предлагая найти себе стул в череде стоящих вдоль длинного стола, напоминающего взлетную полосу, залитую дождем – в полировке отражались люминесцентные лампы, как сигнальные огни. Петр подумал, что улететь бы прямо сейчас обратно в Сирию, добраться до конспиративной квартиры в Латакии и завалиться спать. И гори все синим…

– Что ты хотел? – вывел его из задумчивости генерал. Он выбрался из-за стола и протянул ладонь для рукопожатия.

Петр стиснул его руку в своей жилистой и костлявой, пытаясь прочесть на невозмутимом лице бывшего шефа хоть какие-то перспективы откровенного разговора.

– Я хотел? – переспросил он. – Вас по-моему не удивило мое появление. Ваш майор Витя сказал, что вы меня ждете. Откуда весть о моем прибытии в Москву дошла до вас?

– Как высокопарно однако! Садись. Так что ты хотел?

– К примеру, узнать, как там мой Мансур?

– Откуда я знаю? – вспыхнул Евгений Иванович. – Домой приедешь и расспрашивай его. Он же твой сын.

– То есть вы оставили мальчишку в покое и заодно вашу затею сделать из него нелегала?

– Ну как тебе сказать… – Евгений Иванович отвернулся, и Горюнов увидел, как его затылок порозовел под седыми коротко стриженными волосами. – Ты же сам все понимаешь. Когда идет подготовка необходима полная конспирация.

– Допустим. А что если… – Горюнов поискал глазами пепельницу и крякнул досадливо, не увидев вожделенного объекта, решил повременить. – Мансуру еще семнадцать. – Он мечтательно посмотрел на потолок, обклеенный квадратными светло-бежевыми плитками.

Петр здорово лукавил. Зарифа привезла мальчишку в Москву, спасая от сотрудников MIT, разузнавших, что Мансур сын Горюнова, «перевербованного» турками и получившего псевдоним Садакатли^[14]. Мальчишку митовцы хотели использовать в качестве рычага влияния на русского разведчика-нелегала. Не вышло. А когда Петр оформлял документы на Мансура в Москве, то уменьшил ему возраст на два года, благо сын выглядел намного младше своих лет. Уже тогда Горюнов догадывался, какой интерес у того же Александрова и иже с ним вызовет паренек, родившийся в Турции, знающий в совершенстве турецкий и курманджи, выросший в среде курдов РПК.

– У меня мать пожилая в Твери, – продолжил развивать мысль Горюнов. – Отправлю-ка я его туда, за бабушкой ухаживать.

Генерал обернулся, уперся руками в стол перед Горюновым и набычился:

– Ты меня пытаешься шантажировать?

– Да Боже упаси! Я просто поделился с вами своими семейными проблемами. Своими. Семейными, – оттенил он с милой улыбкой. И напомнил: – Мансурчик несовершеннолетний. Захочу, так в бараний рог его сверну. А я ведь могу его задавить.

– Не очень-то получалось у тебя его отговорить от профессии нелегала все эти годы, – неуверенно напомнил генерал, чувствуя, как этот небритый тип, которого он знает больше двадцати лет, выкручивает ему руки, не сходя со стула и не меняя расслабленной позы.

– Я на самом деле и не пытался. Пока что. А теперь вот что-то сомнения одолели. Это, знаете, как в природе у ворон. Они запоминают, что в прошлом году в их гнезде вылупились чужие птенцы, а потому в нынешнем году упорно отгоняют кукушек от своих гнезд. Неприятные воспоминания их тревожат, – Горюнов поморщился и снова поискал глазами пепельницу, достав смятую пачку сигарет из кармана и положив ее на «взлетную полосу» полированного стола.

Евгений Иванович посмотрел на Петра долгим взглядом, обошел стол вокруг, поднял трубку телефона.

– Витя, принеси нам с Петром Дмитричем чайку, пожалуйста. И сахару побольше, – он повесил трубку и добавил: – Ты же любишь сладкий?

Они молча дождались, когда майор принес чай. Пока ждали, генерал достал из шкафа пепельницу и поставил перед Горюновым. Улыбнулся и похлопал его по плечу. Можно было подумать, что он заискивает, но Петр не был так наивен.

Александров демонстративно положил в чашку гостя пять ложек сахара, размешал, как маленькому, убрал ложку и подал чашку Петру.

– Петя, так что ты хотел?

«Петя» смекнул, что золотую рыбку он хорошо почистил, замариновал, поджарил, теперь она готова исполнять желания, а заодно утолить его информационный голод.

– Меня тут озадачили кое-какой справкой из вашей службы. Мягко говоря, неполной.

– Ты толкаешь меня на должностное преступление? – ласково спросил Евгений Иваныч. – Ну, продолжай…

– Это напоминает математическую задачку. Есть три персонажа, сидящие в Пакистанской тюрьме. Один из них пошел на сотрудничество с местным полицейским, связанным, вероятно, агентурными узами с… – Горюнов отпил чая, – возможно с легальной разведкой, а может, и с нелегалом. Нам дали выдержки из разговора полицейского и одного из заключенных той тюрьмы.

Петр сделал паузу, позволяя генералу вспомнить, если тому есть что вспоминать. Телефоны в кабинете генерала молчали, и Горюнов сделал вывод, что Евгений Иванович попросил майора Витю пока отвечать на звонки. Кроме кремлевской связи. Но по ней Александрова, к счастью, пока не беспокоили.

– Допустим. Слышал я об этом. Ты не упомянул один существенный нюанс в отношении этих трех, да и полицейского. Хотя, не важно. И что тебя не устроило в той справке?

Горюнов понял, что генерал намекает на пол этих четверых – все они женщины. А главное, справка, переданная в УБТ проходила через руки Александрова. Или, во всяком случае, с ним советовались, кому в УБТ лучше адресовать диктофонную запись.

– Поговорить бы с тем заключенным лично. Кстати, где он теперь?

Генерал промолчал, а Горюнов продолжил мечтать:

– А еще лучше с тем полицейским. Он меня очень заинтересовал.

– Уж не думаешь ли ты отправится в Пакистан? Самоуверенный наглец! – фыркнул Евгений Иванович. – Забудь! Никто тебе адреса, пароли, явки не даст. Вот ты своего Тарека кому-нибудь отдал бы?

– Евгений Иванович, зачем мне дали эту Джанант? Где мне ее искать? – уже не таясь спросил Петр.

Генерал рассмеялся и развел руками:

– За что купили, за то и продали. Одно могу сказать, услугами Тарека ты можешь воспользоваться. Хотя ты ведь и без меня с ним связь имеешь? Ну, молчи-молчи. И не только ведь с ним? Придержал кого-то про запас с прошлых лет? Ладно, скажу так: девушка непростая, ну, это ты и так понял. Наши специалисты долго крутили запись и так и эдак, разбирали на составляющие, думали использовать сами. Но в итоге пришли к выводу, что дело будет слишком трудоемкое, да и по сути это специализация УБТ. Ну а там и про тебя вспомнили. Так вот единственное, что выудили из всей этой болтовни. Смущает татуировка…

– Меня тоже, – вставил Горюнов.

– По описанию Хатимы девушка богатая, образованная, а, стало быть, из высшего общества. А татуировки, как нам сказали специалисты, делали в большинстве кочевники…

– Мусульмане не признают татуировки. В том-то и дело. Это более древняя история. Видел я старух с синими наколками на носах, на лбу. Они их еще кое-где делают, но об этом умолчим.

– Ты старух раздевал, что ли? – пошутил генерал. – Как же ты дошел до жизни такой?.. Так все-таки, возникли сомнения. Несоответствие. Она бедуинка? Но они только сперва были за халифат, а затем ситуация поменялась. Какая-то тут загвоздка. Интересная история с «Вилаятом Хорасан». Хорошо бы девку эту отловить, уже хотя бы для того, чтобы пресечь канал, по которому боевики из Ирака и Сирии переходят в Пакистан и Афганистан. Ты же знаешь, у меня сын в Афганистане. Так Виталик по поводу этого «Хорасана» выражает большую обеспокоенность. Как и «Аль-Каида», как ИГ, как большинство подобных организаций… «Ведь если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно», – как говорил незабвенный поэт. Кому это нужно, в общем и целом, понятно. Тем же, кому понадобилось создавать предыдущие организации. В Афганистане американцы воюют с талибами, а «Хорасан», как филиал ИГ, противодействует талибам. Талибы благосклонны к шиитам, талибы – это только пуштуны, воющие за свои идеи на своей земле. А ИГ – сборная солянка, люди без родины, без дома, наемники.

Горюнов внимательно слушал Александрова. Евгений Иванович был в какой-то период нелегалом в Афганистане. Уж он-то хорошо знал талибов.

– Имя, – пробормотал Горюнов. – Почему они назвали ее имя полностью? Это подлинное имя? Если она такая опытная, такая авторитетная, как Хатима ее описывает, почему не соблюдает конспирацию?

– Согласен. Я подумал о том же, когда прочел стенограмму. Поэтому поначалу заподозрил фальшивку. Какая-то, понимаешь, Хатима случайно становится свидетелем одной судьбоносной встречи. Слышит и запоминает, – генерал поднял указательный палец, – имя этой таинственной леди, что не так-то просто. К тому же Хатима ведь не разведчица. С чего такая феноменальная памятливость?

– Это выглядит почти как шутка: «я не злопамятный, просто я злой и память у меня хорошая», – кивнул Горюнов. – Хотя, кто знает, на что способна отчаявшаяся женщина. Если надежды питала относительно Джанант, то уж имя запомнила. Тем более, Касид говорил о ней с придыханием. И что вас привело к уверенности, что это не подлог?

Евгений Иванович взглянул поверх головы Горюнова. Петр знал, что у него за спиной висят часы.

– Петя, полчаса еще и мне надо уезжать. Не взыщи. А что касается достоверности… Все тот же Касид с его восторженностью… Он говорил по телефону с кем-то и упоминал имя Джанант. Это имя должно о чем-то говорить собеседнику. Значит Джанант – фигура известная в кругах ИГ. Женщин они не жалуют, это не курды. У них бабы, конечно, воюют, адские машинки подрывают, поручения выполняют. Но Джанант явно по статусу нечто большее.

– Сколько ей лет по описанию Хатимы? – начал прикидывать Горюнов. – Около тридцати? Значит родилась она в конце восьмидесятых или в начале девяностых. Известной может быть не она сама, а ее старший брат или, что еще более вероятно, папаша Джанант. Кем может быть у нас папаша?

Генерал улыбнулся, соглашаясь с ходом мыслей Горюнова.

– Вот и я, прикинув возраст, подумал об ее отце. По возрасту папаша мог работать при Саддаме. Тебе виднее, ты же в Ираке работал.

– Захид, Захид, Захид, – повторил Петр, словно пробовал на вкус фамилию Джанант. Фамилий у иракцев как таковых нет, Захид – это имя ее отца. Но одного имени не достаточно, чтобы вычислить отца девушки. – Навскидку не помню такого среди чиновников того периода. Зато знаю человека, который мог бы вычислить этого Захида. Опять же имя ее деда нам известно. Джад.

– Я догадываюсь, что ты и сам можешь выйти на Тарека, – усмехнулся генерал. – Но он в Париже. Вот в чем загвоздка. А ты в Сирии.