Квазиморда вышла и заперла за собой дверь. Я и не строила иллюзий, что мне дадут возможность смыться в первую же ночь, но все равно щелчок проворачиваемого замка резанул по нервам. Кинулась к окну и разочарованно выдохнула. Комната на первом этаже, но решетка с внешней стороны такая крепкая, будто здесь собирались держать серийного маньяка, а не хрупкую девушку. За окном темно, хоть глаз коли. Видно только тропинку, присыпанную белым гравием вдоль дома, а за ней – стена деревьев. Не парк – целый лес. Судорожно сглотнула. В любом случае бежать в пижаме не вариант. Слезла с подоконника, подошла к шкафу. Внутри платья на плечиках, все белые и будто для гимназисток из прошлого века. На полках нижнее белье и пижамы. Тоже белые. От белого цвета меня уже тошнило. Но я взяла пижаму и пошла в ванную.

Снова расплакалась. Ненавижу слезы. Когда мама умерла, я плакала и не могла остановиться. Отец забрал меня тогда из школы на месяц, но и через месяц я сидела на уроках, слушала, что говорят учителя, даже что-то запоминала, а по щекам ползли слезы, сами собой.

Ненавижу Романова и за то, что он снова заставил меня плакать.

Убью его! Я знаю как. Отец меня учил. Я его Маленький Инквизитор, я справлюсь.

Вымывшись, застирала в раковине пижаму с пандами и развесила на полотенцесушитель. Это все, что у меня осталось от дома и папы. Пижама с мордами черно-белых мишек с зелеными бамбуковыми стеблями в зубах.

В замке провернулся ключ. Я решила, что Квазиморда вернулась дать какие-то наставления, вышла в спальню, как была в одном полотенце, обмотанном вокруг груди.

На пороге стоял Романов.

– Я решил, что кое-что мы можем прояснить прямо сейчас.

Он скинул черный пиджак и потянулся к пряжке на ремне.

Глава 3

Я крепче вцепилась в полотенце и отступила на шаг, если Романов захочет что-то сделать со мной, его не остановит хлипкая дверь в ванную комнату, а в коридоре наверняка ждет Дима.

Но в черных глазах Романова было что угодно, кроме похоти. Усталость, злость, разочарование, но не алчный блеск, как у самца, почуявшего самку. И тем не менее он расстегнул ремень, вытащил из брюк и положил на тумбочку, посмотрел на меня:

– Я не буду тебя трахать, Карина, но думаю, что у тебя могут возникнуть неправильные мысли. Например, ты захочешь сбежать или причинить вред моим людям. На каждый твой поступок последует равноценный ответ. И наказание ты назначишь себе сама. Отец не зря называл тебя Маленьким Инквизитором, верно? Но я расширю твои полномочия, ты будешь не только расследовать свои преступления, но и судить, и назначать наказание. А я буду тебя карать,. – Романов снова окинул меня равнодушным, усталым взглядом, положил ремень на тумбочку рядом с кроватью. – А это напоминание о том, что тебя ждет, если ослушаешься.

Он вышел из спальни и запер за собой дверь.

Я дрожала от страха, от боли, от ненависти к Романову. Подбежала к тумбочке и швырнула ремень через всю комнату, он свернулся в углу, как ядовитая змея. В кровать так и легла, завернутая в полотенце, сил переодеваться в пижаму не осталось. Думала, что не смогу заснуть, но провалилась в сон, едва положила голову на подушку.

Рано утром в спальню ворвалась Квазиморда и прочитала мне лекцию о том, что в доме все встают строго в семь. Даже пленники. Дождавшись, когда я выйду из ванной, она указала мне на стул напротив туалетного столика:

– Садись, Владислав Сергеевич ждет тебя к завтраку и велел привести тебя в порядок.

Она что? Собралась меня причесывать, как ребенка? В дверях показался Дима.

Утром он выглядел еще страшнее. Я послушно села на стул.

– Что за патлы. – Квазиморда недовольно зарычала, пытаясь привести в порядок мои волосы. Лиля причесывала меня каждое утро, когда я ходила в школу. Хотя я сама давно научилась мастерить замысловатые прически из вьющегося, торчащего во все стороны безобразия на голове. Волосы у меня были в отца, такие же рыжие, почти красные, только если у него прямые, то у меня мелкие кудряшки. Глаза тоже в отца – зеленые, как болото. Мне всегда хотелось мамины, голубые, как осеннее небо, но от нее мне досталась только родинка в уголке правого глаза.

Квазиморда дернула расческой, я вскрикнула от боли, в зеркале заметила, как ее единственный глаз сверкнул от удовольствия.

Мерзкая садистская тварь.

– Будешь дергаться, налысо побрею, мне с тобой возиться вовсе не хочется.

– Я могу сама, – пробурчала себе под нос.

– Владислав Сергеевич хочет, чтобы ты выглядела как порядочная девушка, а не Маленький Инквизитор Трофима. – Квазиморда бросила недовольный взгляд на мои волосы. – Чтобы ничто в твоем виде не напоминало о том, кто твой отец и что он сделал. Хотя… ты вся одно сплошное напоминание, Маленький Инквизитор.

– Не называй меня так. Ай! – Я вздрогнула от сильного рывка.

– Не называйТЕ. – Квазиморда продолжила драть мои волосы. – К старшим надо относиться с уважением и обращаться на вы.

– Вы у меня семью отняли, со всем уважением, – рыкнула я зло.

Квазиморда ударила меня по голове расческой, несильно, унизительно.

– А сколько твой отец семей убил, а?! Дрянь! Сколько он жизней отнял?! Посмотри на меня! Кто, думаешь, мне так лицо разукрасил?! Твой отец! – выкрикнула она с остервенением.

– Разукрасил, значит, было за что, – прошипела я.

Увернулась от занесенной для удара руки. Но Квазиморда вцепилась в мои волосы и дернула к себе. Дима уже спешил на помощь старой падали. Хрен тебе! Схватила ее за руку и вцепилась зубами. Квазиморда вскрикнула, я толкнула ее к Диме и выбежала из спальни.

Белое платье длиной до колена не самая лучшая одежда для бега, как и туфельки на низком каблуке. Мне бы сейчас кеды и джинсы, но что есть, то есть.

Вчера я не успела осмотреться, запомнила только коридор, тоже белый, мать его. В этом доме вообще цвета другие есть? Впереди замаячила дверь. Испугалась, что запертая, но нет. Крутанула ручку, толкнула и оказалась в коридоре с чередой закрытых двойных дверей по бокам и столиками с фарфоровыми статуэтками. У них тут декор, мать его, а у меня от дома остались балки обугленные. Со зла смахнула ближайшую вазу и побежала дальше. Впереди показалась вчерашняя гостиная. Огромная. Свет лился из купольного стеклянного потолка наверху, у лестницы журчал фонтан с амуром. Мебель изящная, светлая и двери стеклянные, а за ними видно крыльцо и подъездную дорожку. За спиной грохотали шаги. Поскользнулась на мраморе и чуть не упала, удержалась, метнулась к дверям.

– Выйдешь наружу и следующую неделю будешь есть только хлеб и воду.

Я остановилась как вкопанная, пальцы, уже вцепившиеся в дверную ручку, заледенели. За шиворот словно льда насыпали, кожа пошла мурашками. Боялась повернуться. Вспомнилась вчерашняя ночь. Папа на коленях. Запах пороха.

Воображение живо нарисовало, что Романов стоит у меня за спиной с пистолетом и целиться в ноги. Боялась на него посмотреть, ждала выстрела в спину. Секунду, другую. Сердце в груди колотилось так сильно, что того и гляди выскочит, разобьет окно и убежит без меня.

– Нравится людей мучить? Вы с Квазимордой отличная пара, два садиста-маньяка, – выпалила на одном дыхании, и вся сжалась в ожидании расправы.

– Квазиморда, говоришь? – Голос раздался у меня за спиной так близко, что я почувствовала горячее дыхание Романова на шее.

Он положил мне руку на плечо и развернул к себе.

В жутких черных глазах горели веселые искорки, быстро сменившиеся яростной вспышкой. Он схватил меня за подбородок и вздернул.

– Ты забыла наш вчерашний разговор? – Романов повернулся к маячившему за его плечом Диме. – Принеси ремень из спальни Карины.

Глава 4

На перекошенном шрамом лице Квазиморды вспыхнуло торжество, она как раз подошла к нам, запыхавшись после бега.

Я едва глянула на нее, не могла отвести взгляд от холодных, черных глаз Романова. Он словно проникал мне в душу, и ему не нравилось то, что он там видел. Романов отпустил мой подбородок с таким презрением, что я подумала: сейчас достанет из кармана платок и вытрет пальцы, будто в чем-то испачкался.

Дима притопал обратно, сжимая в руке ремень. В его маленьких поросячьих глазках поблескивали огоньки, которые не сулили мне ничего хорошего.

– Ты оскорбила моего друга, пыталась бежать и проигнорировала мой приказ. Сколько ударов полагается за эти провинности, Маленький Инквизитор? – спросил Романов, взял у Димы ремень, зажал его между двумя руками и щелкнул.

– А сколько ударов полагается за убийство? – прошипела ему в лицо. Ярость и горечь от утраты вытеснили страх.

Романов нахмурился, сурово посмотрел на меня:

– Много, Карина, и твой отец получил их все сполна.

– Ты не судья! – Хотела броситься на него с кулаками, как вчерашней ночью. Бить по ненавистной роже, не думая о последствиях.

– Нет, Карина. Я вчера уже сказал тебе. Не судья. Я палач.

– И вчера ты убил невиновного человека. Лиля понятия не имела о делах отца. Она была хорошей. – От того, как по-детски и жалко это прозвучало, на глаза навернулись слезы. Но это было правдой. Отец отгородил Лилю от своих дел, ему хватило того, что случилось с мамой. Она была слишком молода, а я слишком выросла, когда отец на ней женился, чтобы Лиля заменила мне мать, но мы стали подругами. Настолько, насколько вообще могут подружиться двадцатидвухлетняя женщина, вошедшая в дом вдовца хозяйкой, и двенадцатилетний избалованный подросток.

Романов прикрыл веки, сжал челюсти:

– Карина, вернись в свою комнату, приведи себя в порядок и приходи в столовую, там поговорим. – Он указал сложенным пополам ремнем на распахнутые двери по правую руку от меня, из которых доносился аромат свежей выпечки. Сказал так, что поняла – ослушаться не посмею. Боевой запал схлынул вместе со слезами.

Сделала неуверенный шаг к коридору, ведшему обратно в мой каземат.

Квазиморда потянулась схватить меня за руку, но Романов на нее так глянул, что она попятилась.

Дима потопал за мной, но его Романов остановил легким движением руки.

Стоило удалиться, как за спиной раздался голос Романова. Я на цыпочках вернулась, прижалась к стене, так чтобы меня не было видно из гостиной, и прислушалась.

– Катя, она его дочь, а не он сам, – сказал Романов устало.

– Вот именно! Она его дочь! – взвизгнула Квазиморда.

– Ты не такая. Я понимаю, что это личное. Если думаешь, что не справишься, я найду кого-нибудь другого.

– Почему ты ее не убил? Почему не отправил всю их чертову семейку в ад? – Голос Квазиморды дрожал, того и гляди разревется.

Не удержалась, выглянула из-за угла. Осторожно, чтобы не заметили.

Квазиморда и правда плакала, а Романов стоял рядом, нахмурив густые черные брови. Рукава белой рубашки были закатаны до локтей, открывая мощные загорелые предплечья, ноги широко расставлены – и впрямь на пирата похож, старающегося удержаться на палубе во время шторма. На опасного, жуткого пирата.

– Я не убиваю детей и не собираюсь мстить дочери за проступки отца, – ровно проговорил он.

– Не убивай, Лысому подари, – проскрежетала Квазиморда.

Романов ее таким взглядом окинул, что у меня мурашки побежали. Папа рассказывал про этого Лысого, он делал с девушками что-то нехорошее, настолько, что отец, не скрывавший от меня ничего, умолчал о подробностях.

– Сделаю вид, что последних слов ты не говорила. Ты не хуже меня понимаешь, что теперь, когда Трофима нет, единственное безопасное место для девчонки – это мой дом. Ее узнают, стоит только на улице оказаться.

– Плевать! Это же она! Она! Маленький Инквизитор Трофима! Она была с ним, когда он… – завизжала Квазиморда.

– Карина! – крикнул Романов так, что стекла затрещали.

Заметил. Я бегом кинулась в спальню.

В спальне я кое-как разодрала патлы, собрала их в хвост и вернулась в гостиную. Там никого не было. Я с надеждой посмотрела на дверь, но вспомнила слова Романова.

Он прав, после смерти отца меня некому защитить, и, если выйду на улицу, меня убьют. Из-за того, что мой отец был тем, кем был. Хозяином этого города. Нет, не мэром. Он был хозяином. Правил этим чертовым городом так, что из его крепко сжатого кулака с веснушками и рыжими волосками на пальцах текла кровь.