– Престижу особой роты нанесен удар. И сейчас очень многие даже в этом самом дворце будут не против, если нас всех разгонят. Егеря чуть ли не в открытую говорят, что справятся с защитой ее высочества куда лучше.

Гагарин на мгновение смолк, будто вдруг засомневался, что такие вещи следует обсуждать с курсантом. Но потом все-таки продолжил:

– Я не могу допустить, чтобы подобное случилось снова. А лучший способ предотвратить покушение – это найти врагов. И ударить первыми!

Хоть кто-то в этом городе не забыл мои уроки… Впрочем, пока слова гардемарина оставались лишь словами. И, даже располагая тремя сотнями лучших во всей империи вояк, он не знал, когда и кого нужно бить. И мне, пожалуй, было нечего ему подсказать: Распутин, конечно же, играл всем этом бардаке немалую роль, но уж точно не главную.

– Вы правы, – кивнул я. – Нападение – это лучшая защита. Но как вы сможете отыскать убийц государя, если с этим не справилось даже Третье отделение?

– Да они… Они, по-моему, просто работать не хотят! – Гагарин с явным трудом заставил себя не сказать кое-что куда более понятное и емкое. – Или кому-то на самом верху очень нужно, чтобы расследование зависло намертво.

Значит, Мещерский все-таки прав: канцелярия и федеральные сыскари нарочно тормозят дело. А Морозов, хоть и наверняка уже и грозил им всеми мыслимыми карами, пока еще не в том положении, чтобы всерьез ссориться со спецслужбами… А своих следователей у него, можно сказать, нет: Совет – вояки, а не ищейки. Их время придет позже, когда надо будет драться.

Главное, чтобы оно не пришло, когда Елизавета уже будет на том свете.

– Вещдоки, тела, задержанные – у меня нет ничего. Протоколы допросов пленных боевиков засекречены.

Гагарин толкнул дверь и зашел в кабинет. В который, видимо, переехал совсем недавно – здесь до сих пор витал дух бывшего владельца. Человека тоже военного, но заметно старше – судя по интерьеру и технике, которую последний раз меняли, вероятно, еще до моей безвременной кончины. О присутствии нового хозяина сообщала только семейная фотография на стене: князь Юрий Алексеевич – глава рода, его, кажется, третья по счету супруга и семь… нет, девять детей, от старшего, Константина Юрьевича, до девчонки лет этак пяти на вид, о существовании которой я только что узнал.

Кажется, старик и на пенсии не терял времени даром.

– Изъяли даже записи с камер. – Гагарин, прислонив автомат к стене, принялся снимать «разгрузку». – Как нарочно…

Кто бы ни стоял за Распутиными и боевиками в черном, у него наверняка есть свои люди везде, чуть ли не прямо в Зимнем или в Государственной Думе. Содержать целую армию непросто, но и она – лишь острая верхушка айсберга, а под водой скрывается структура куда более сложная и громоздкая. Спрятать такую почти невозможно.

Хотя…

– Неужели совсем ничего нет? – вздохнул я.

– Ну… Кое-что имеется. Ерунда, конечно, но все-таки погляди. Вдруг чего вспомнишь… – Гагарин взял со стола планшет, разблокировал экран и протянул мне. – У меня брат в Третьем отделении, статский советник, – и то больше ничего выгрызть не удалось, только фотографии.

На которых я, как ни искал, так и не смог найти хоть что-то полезное. Самая обычная оперативная съемка: тела боевиков, панорамы полуразрушенного бального зала, изувеченные автомобили – крупным планом. Во время погони мне было не до разглядывания, однако теперь я смог узнать под черным «раптором» овальный значок.

«Форд», скорее всего «Транзит», только модель явно посвежее тех, что я помнил. Обычный микроавтобус, который в свое время использовали и для маршруток, и для коммерческих грузов – такие даже после появления отечественных «Соболей» ввозили в страну чуть ли не тысячами.

– Номера на рамах спилены? – уточнил я, особо ни на что не надеясь.

– И на двигателях, – кивнул Гагарин. – На оружии, кстати, тоже ничего. Грамотные ребята.

Автоматы без маркировки и одноразовые машины-призраки. И вряд ли даже пленные боевики, если бы такие были, смогли рассказать многим больше. Прятать концы в воду заказчики всех этих дел явно умели.

– Меня вот еще какая штука смущает. – Гагарин на всякий случай даже прикрыл дверь в кабинет. – Помнишь того, в маске, который меня об стену швырнул?

– Как тут не помнить, – отозвался я. И на всякий случай добавил: – Еле удрали.

– И хорошо, что удрали. Только его тоже кто-то убил. Из автомата, в упор… двенадцать пуль. – Гагарин ткнул себя пальцем в живот, показывая, куда именно подстрелили Одаренного налетчика. – Представляешь?

– Не-а. – Я соврал не задумываясь. – Может, ваши? Или гвардия?

– В том-то и дело, что больше там никого не… Не должно было быть, – поправился Гагарин. – Но какой-то герой прошелся, наверное, сразу за вами. Жалко, камеры не посмотреть.

Вот вообще не жалко. Надеюсь, их там рядом даже не висело.

– Ну… я не видел. – Я пожал плечами. – Да и не до того было, сами понимаете.

– Да я-то понимаю… Ладно, пойдем к ребятам – придумают тебе работу. Не в располагу же возвращаться… И вот чего – номер мой запиши. – Гагарин шагнул обратно к столу и взял оттуда несколько свеженапечатанных визиток. – Если вдруг чего вспомнишь – сразу звони.

Глава 7

Императорский Дворец спорта был набит под завязку – несмотря на повышенный уровень опасности очередного… Происшествия – так официально назвали мясорубку в здании Пажеского корпуса в прессе и официальных документах.

Столичные безопасники то ли никак не могли до конца усвоить урок, то ли решили, что раз уж ее высочество Елизавета Александровна не почтит своим присутствием соревнования по военному пятиборью, то и опасаться сверх меры не стоит.

Да, полиция и служба охраны сторожила все двери, и народ запускали с тщательнейшим досмотром, разбив на несколько потоков, а нас и вовсе завезли на микроавтобусе через служебный вход. Но отменять мероприятие не стали, что при красном уровне террористической угрозы по меньшей мере странно.

Наверное, таким образом Келлер хотел продемонстрировать, что военные и жители столицы никого и ничего не боятся, что ситуация под контролем – да и вообще в Петербурге якобы воцарилась тишь да гладь. Впрочем… не знаю, как остальные, а я имел все основания полагать, что и красный уровень угрозы – который, кстати, по определению подразумевает отмену всех массовых мероприятий, – и все прочие принятые меры были лишь попыткой успокоить народ.

Потому что никакие ужасные террористы столице не угрожали. «Черные» охотились только за Елизаветой… Пока что. Если я не перестану светиться крупным планом на каналах популярных блогеров, швыряясь микроавтобусами в питейные заведения, получать медали из рук великой княжны и бегать по городу с автоматом, все может весьма быстро поменяться.

Вот выиграем соревнования – так сразу и перестану.

Если выиграем, конечно.

Пока что Морской корпус в групповом зачете шел третьим, после павлонов и пажей. Пробежали мы неплохо, а вот отстрелялись, мягко говоря, не очень: я честно выбил положенные семьдесят четыре балла из сотни, а вот Тимур налажал: на последнем патроне дрогнула рука, и пуля ушла вообще мимо мишени.

И, если все так и продолжится, кубок нам точно не грозит.

– Давай, давай! – взревел Медведь, вскакивая со скамьи.

Мы все вскочили вместе с ним. На ринге Камбулат пробил свою коронную серию, потом все-таки свалился в партер, но вместо того, чтобы забрать второй раунд по очкам, вдруг совершенно неожиданно вывел своего соперника на болевой. И тот захлопал ладонью по татами, показывая, что схватка завершена.

Есть! Забрали АРБ! Ну, Камбулат, ну красавчик!

– Досрочную победу одерживает Виктор Камбулатов! – провозгласил комментатор, и трибуны ответили ему дружным гулом. – По итогам секции армейского рукопашного боя Морской корпус получает десять очков!

У пажей девять, а у павлонов, которые до этого шли во главе турнирной таблицы, – всего шесть. Если я все правильно посчитал, пехота рухнула с первого места сразу на третье.

– Отлично! – Закончив радоваться, Медведь повернулся ко мне. – Ну, нам теперь на боевом применении не облажаться – и кубок наш! Ты давай уж там, постарайся!

– Я-то постараюсь. Вы тоже не подкачайте, – мрачно буркнул я.

– Шутишь, матрос? – Медведь усмехнулся. – Это хорошо. Значит, настрой боевой. Так, готовься, скоро выходим.

Загудели механизмы, и площадка начала преображаться. Сложились канаты ринга, ушло куда-то вниз мягкое покрытие, на которое я каких-то полчаса назад отправил каратиста из Михайловского. Пол опустился на несколько метров, а по периметру и внутри прямоугольника примерно двадцать на сорок метров поднялись перегородки из свинца и карбона.

Групповой зачет по боевому применению проходил в тройках и имитировал бой в замкнутом пространстве.

Скоро нам предстоит спуститься в этот лабиринт, а с другой стороны, по результатам жеребьевки, появятся пажи. Павлонам с остальными в этой дисциплине не светит: даже самые толковые из Одаренных юнкеров все-таки не дотягивают до наследников старейших родов. Объективно по совокупной мощности красноперые сильнее нас раза в полтора, но для победы этого все же недостаточно.

На площадке выяснится не только чей Дар сильнее – но и кто лучше подготовился работать в группе, чей командир тактик не только на словах, а еще и на деле.

Правила соревнований по боевому применению Дара дополняли и наворачивали уже лет триста – задолго до появления самого термина. Однако за последние полвека они почти не изменились.

На площадке – по три бойца от каждой команды. У каждой своя база, на базе – флаги, красный и синий. Победа в раунде присуждается по очкам или при выведении из строя всех бойцов команды соперника. Но можно пытаться победить досрочно, добравшись до вражеского флага, который нужно не только стащить, но и успеть доставить к себе на базу.

Чуть меньше тысячи квадратных метров – и сотни разнообразных ходов и тактик, которые мы, не жалея сил, отрабатывали на полигоне в Корпусе.

– Приглашаю на площадку команды Морского и Пажеского корпусов! – прогремел комментатор. – Спортсменам – приготовиться!

– Ты как, отдышался? – повернулся Медведь к Камбулату, который уже успел переодеться и стереть пот.

– Нормально, – кивнул тот. – Жить буду. Тут бегать некуда.

– Отлично. Давайте как договаривались. Соберитесь. Вздрючим красноперых – и праздновать!

– Где, в казарме? – фыркнул кто-то сзади на скамейке. – Увольнения-то – тю-тю…

– Отставить уныние, мичман! – широко ухмыльнулся Медведь. – Граф Шувалов все продумал. Но сначала – кубок. Так что не расслабляться!

– Есть не расслабляться! – Дурачась, мы с Камбулатом вскинули ладони к несуществующим фуражкам.

– Пойдемте, вон зовут уже!

Мы замерли у лестницы на краю площадки, ожидая команды спуститься. И в этот момент я почувствовал на себе чей-то внимательный, цепкий взгляд. Поднял глаза и замер.

У противоположного конца площадки, возле служебного входа напротив красного флага стоял Григорий Григорьевич Распутин собственной персоной. Он устроился сразу за дополнительной прозрачной стенкой, там, куда не пустят простых смертных, и, облокотившись на ограждение, смотрел прямо на меня.

Вот тебе и не высунулся. Проклятые блогеры, чтоб их всех… Вряд ли Распутин явился сюда исключительно ради любви к спортивным дисциплинам. Если мы сейчас победим… Полагаю, подозрений у него станет еще больше. Раз этак в десять.

Черт! И что делать?

Решение, собственно, я уже знал. Моим товарищам оно, конечно, не понравится, но…

Но увы.

– Команды – на площадку! – раздался усиленный динамиками голос сверху.