Она осторожно опустилась на самый край, подальше от него, и длинным рукавом привычки^[11] вытерла влагу со щеки.

– Ты знаешь, что это? – Он указал на раскрытый ноутбук.

– Ноутбук, – ответила она.

Из того, что она не испугалась вида из окна, обстановки комнаты и знала о существовании компьютеров, Роули сделал вывод, что умерла она относительно недавно, и это подогрело его любопытство.

– Как тебя зовут? – спросил он по-чешски.

– Я же сказала, что не знаю, – тут же ответила она с легким акцентом.

– Какая марка телефона тебе нравится больше всего? – Снова вопрос, но уже на немецком.

– Та, что названа в честь фрукта, – ответила она уже чисто, без усилий.

– Германия или Австрия? – тут же спросил он, надеясь, что она ответит так же по наитию.

– Австрия, – ни секунды не раздумывая, прошептала она, уставившись на него в явном замешательстве.

Роули быстро набрал новости и повернул к ней экран, но она помотала головой, словно в припадке, и ее тело начали сотрясать судороги. Он отложил ноутбук, схватил ее за руку, чтобы привести в чувство. Кисть со старческой кожей под его пальцами была холодной как лед и при этом сухой.

Появившееся желание просто устранить «эту проблему» снова пришлось подавить, и Аластер потащил ее в ванную комнату.

Король сделок обустроил ее таким образом, что не оставалось сомнения в величии владельца. Черный мрамор, минимализм и рога. Да, оленьи рога служили вешалкой для одежды, а также украшали потолок, свисая при входе и возле душа, неся на себе лампы. Душ располагался за стеклянной прозрачной перегородкой с правой стороны, а в центре помещения стояла ванна на бронзовых звериных лапах. Слева висело огромное зеркало и каменный умывальник. Рядом с ним – полки с туалетными принадлежностями и рядами полотенец.

Роули включил горячую воду и впихнул монашку в душевую кабину. Одеяние, пропахшее вековой пылью и фиалками, тут же намокло, но, кажется, это помогло. Она перестала трястись и просто замерла под горячими струями, склонив голову.

– Я принесу одежду, а ты избавься от этого мерзкого тряпья.

Он прошел в спальню, распахнул гардеробную с рядами одежды от кутюрье. Пальто, пиджаки, рубашки, свитера, жилеты, брюки, развешанные по цветам и оттенкам, а дальше повседневная и домашняя одежда, такая же дорогая, но сшитая из простых материалов. Полки с обувью и отдельные ниши для украшений и часов. Часы – это людское изобретение – нравились Роули больше всего остального.

Аластер приложил палец к губам, размышляя, во что ее обрядить. Она где-то метр шестьдесят, а значит, утонет в любой его одежде, Фер бы ее побрал. Выбрал тонкий бежевый свитер и кожаный пояс, отметив про себя, что придется купить ей что-то по размеру.

Он замер, обозлившись на собственные мысли.

«Какую, к бесам, одежду? Я что, нянька ей? Узнаю, кто она, проверю связь с Лилит и, если связи нет, убью».

Когда он снова вернулся в душевую, она так и стояла под струями воды в одежде.

– Я же сказал, сними с себя тряпье и помойся нормально!

– Если вы священник, вам не должно видеть, – запротестовала она, а он выругался и, бросив одежду на туалетную тумбу, вышел, грохнув дверью о косяк.

Выругался громко, со вкусом, припоминая, что и куда суют люди тем, кто их злит.

«Она и правда, скорее всего, была гребаной монашкой, дьявол бы ее побрал!»

Хотя знания о католических законах могли быть и у обычного верующего человека. Нет! Не мог обычный человек, каким бы он ни был верующим, оказаться в небытие.

Он в раздражении прошел в спальню, собираясь позвонить Фаусту и наорать, чтобы он забрал к себе старуху-монашку, но тут звук шумящей воды стих. Кинув телефон обратно на постель, Роули вышел в коридор как раз в тот момент, когда дверь ванной открылась.

На пороге стояла уже не монашка, но и не женщина.

Девушка.

Его свитер доходил ей до колен и подпоясанный вполне мог сойти за осеннее платье. Кожа еще была тусклой, но не выглядела сморщенной. Лицо вроде такое же, только намного моложе. Тонкие черты, пухловатые губы, от вида которых он скривился, и все такие же ясные глаза. Волосы, что-то среднее между каштановым и черным цветом, мокрыми прядями падали на плечи и грудь.

Она покраснела и, дернув длинный локон, прошептала:

– Мне кажется, я не любила длинные волосы.

Роули признал, что для человека, который очнулся непонятно где и непонятно с кем и ничего о себе не помнит, она держалась неплохо. Но потом он заметил трясущиеся руки, которые она сжимала в кулаках, и то, как быстро билось ее сердце, и понял, что она держалась только для вида, на самом деле находясь в ужасе от происходящего.

– Отпустите меня, пожалуйста, – умоляюще произнесла она. – Я пойду в полицию, и они найдут мою семью, узнают, кто я. Мы же в Праге, я знаю, где ближайший полицейский участок.

Он улыбнулся, сверкнув треугольными клыками, а потом вернул своим глазам привычный желтый цвет.

– Я не могу тебя отпустить. И пока ты не начала кричать и звать на помощь, предупреждаю: даже не пытайся.

Она начала хватать ртом воздух, совсем как в костеле, когда только пришла в себя.

– Ты…ты…

Он наклонил голову к правому плечу, улыбаясь ей самой жуткой из своих улыбок.

– Ты похож на демона!

Девушка поднесла руку к ключицам, словно что-то ища. Наверное, носила распятие раньше. А затем забормотала:

– Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei^[12].

Роули пронзила боль, лицо исказила судорога. Он дернулся к ней, но ноги отказывались повиноваться.

– Остановись!

– Ipse tibi imperat, qui te de supernis caelorum in inferiora terrae demergi praecepit.

– Я не дух, занявший оболочку! – заорал он. – Я один из первых!

Но монашка быстро дочитала заклинание экзорцизма до конца, и его переместило из квартиры ровно на перекресток, а следом и ее. Девушка замерла на дороге, смотря на приближающиеся машины как завороженная. Крепко схватив ее за руку, он потянул монашку на тротуар, как раз в тот момент, когда возомнивший себя гонщиком водитель входил в поворот на углу улицы.

– Назад в квартиру. Живо! – сдерживаясь, чтобы не свернуть ей шею, скомандовал он.

Босая и растерянная, она упиралась, но не кричала и не звала на помощь, хотя улица уже ожила с приходом солнечного света. Открывались фастфуд-закусочные, туристические кофейни и обменники валют. Грохотали на соседней улице утренние трамваи, везущие работяг на их скучные работы, тихо выла мусороуборочная машина, а мужчина, методично вытряхивающий из контейнера всякую дрянь, оставшуюся после ночных гуляк, был похож на сосредоточенного зомби. Обведя улицу взглядом и не заметив ничего опасного, Аластер втащил монашку в подъезд.

Едва дверь квартиры с грохотом закрылась за ними, Роули схватил девушку за горло и с силой прижал к стене в коридоре.

– Дура! Меня нельзя изгнать, я вышел из Ада в этой оболочке.

– Невозможно, – прошептала она. – Демоны – лишь злые души. Изыди!

Он приблизил свое лицо к ее и прошипел, жаля словами:

– Раз знаешь о существовании демонов, тогда слушай. Ты появилась в костеле во время ритуала призыва демона. Тебя мы не звали, и ты вряд ли была демоном, но можешь быть связана с той, что пришла с тобой. И только поэтому я пока тебя не убил.

Он отпустил ее шею и отошел на шаг, а девушка, морщась, терла кожу там, где только что были его пальцы.

– Не убил? Зачем я тебе? – Она облизала нижнюю губу. – Я умерла, да? Не помню, кем была. Может, это и есть Ад?

Он встряхнул ее за плечи:

– Ты не в Аду!

Роули вгляделся в ее лицо, все больше подходящее молодой девушке. Он задавался вопросом, сколько же ей было на момент смерти. Может, всего лет двадцать. Аластер не помнил в последние годы каких-то выдающихся особ женского пола, которые бы затем попали в небытие.

Слишком мало информации. Он отошел от съежившейся фигуры и вспомнил сон. Сны его почти никогда не посещали, а из этого следовало: увиденное наверняка касалось незнакомки. Роули вернулся в гостиную, девушка шла следом.

– Раз ты не помнишь своего имени, назовем тебя Эрика Мустерманн^[13]. – Он повернулся, чтобы увидеть ее реакцию.

Она промолчала, только дернула плечом, и кожа в вырезе свитера посветлела до молочно-белой, Роули увидел тонкие полоски вен под ней.

«Прах бы ее побрал!»

– Я заметил, как ты замерла на дороге. Что-то вспомнила?

А сам, выудив телефон из брюк, набрал сообщение Фаусту:

«Лилит очнулась?»

И тут же получил отрицательный ответ и встречный вопрос:

«Что с монахиней?»

«Омолодилась и, кажется, стала совсем девушкой. Правда, ни Фера не помнит».

«Пусть остается у тебя, пока не очнется Лилит».

Роули быстро напечатал:

«Эта монашка мне не нравится, Фауст».

«Тебе никто не нравится, Роули!»

«И пахнет она странно».

«Девушка воскресла в теле мумии. Чем, по-твоему, она должна пахнуть? Фиалками?»

Аластер раздумывал, как бы поехиднее ответить, когда горячо обсуждаемая личность внезапно вмешалась в разговор:

– Я вдруг увидела, как на меня несется грузовик. Словно воспоминание.

Роули оторвал взгляд от экрана мобильного и увидел, что она стоит у входа в комнату, чтобы между ними оставалось как можно большее расстояние.

– Так, а водителя ты видела? Можешь описать?

– Все промелькнуло слишком быстро, но перед столкновением мне было тревожно.

Аластер удивленно вскинул брови.

– Уже кое-что, Эрика, – произнес он.

Роули сел за ноутбук просматривать сводки об авариях, но быстро понял, что это может сделать девчонка, а он тем временем нанес бы визит старому другу.

– Я уйду на какое-то время, – он положил компьютер на диван, – а ты почитай про аварии, случившиеся за последние пять лет на чешских, немецких и австрийских трассах.

– Я здесь не останусь! – категорично заявила она. – Не останусь в квартире, в которой живет настоящее зло.

Аластер издевательски рассмеялся, откинувшись на спинку дивана.

– Настоящее зло? Дорогуша, ты умерла и воскресла, понимаешь? Зло в моем лице дало тебе временный приют. Не испытывай мое терпение.

Глядя на него, девушка громко сглотнула. Ненависть промелькнула на ее лице, и он это заметил. Она же, будто бы смутившись, призналась:

– Я хочу есть.

Роули бросил взгляд на холодильник, стоящий в углу импровизированной мини-кухни, в котором лежали сырая печень, донорская кровь и даже человеческий прах, и понял, что это есть она не станет. Аластер достал телефон и заказал то, что, как он знал, любит большинство людей – пиццу.

Пока Роули одевался, приехала доставка, и, посмотрев, как Эрика открывает коробку с едой, вышел из квартиры. Перемещение являлось быстрым путем из точки А в точку Б, но теперь, связанный с призванной из небытия, понял, что делать это будет лишь в крайних случаях. Пришлось спускаться в подземный паркинг и брать «Додж», который он не трогал уже больше месяца.

Выруливая на улицу, он поднял голову и посмотрел на окна своей квартиры, представляя, как монашка сидит в его гостиной и ест пиццу. Странное ощущение того, что дома его кто-то ждет, заставило занервничать и покрепче сжать руль.