– Ия Игоревна, нам тут птичка одна прекрасная донесла, – Мотов бросает взгляд на Юлю, которая тут же краснеет, смотрит на меня умоляюще и в таком же жесте складывает ладони. Улыбаюсь ей. «Прощаю, конечно, болтушка». – Вы любите спорт.

– На последнем корпоративе выяснилось: она столько всего знает. Мы в шоке были, ведущий от нее отлипнуть не мог весь вечер, – с энтузиазмом тараторит Юлек.

– Кто бы сомневался, – усмехаясь, произносит Егор, качая головой.

Я стараюсь не рассмеяться, прикусывая нижнюю губу. Смотрю на Мотова вопрошающе.

«Продолжайте, всем присутствующим интересно».

– Хороший вкус у ведущего, – посмеивается он. – У нас вопрос назрел. Что вы скажете, кто у нас в этом году в «Премьер-лиге» чемпионство возьмет?

– Le Spartak est un campion. Donc ella dira, – с умным видом произносит мой маленький Егор.

Непонятно откуда взялся.

Ребенок сегодня точно в ударе. Столько сил в свое время было приложено, чтоб хоть алфавит французский выучить, но всё без толку. Мы так думали. А сейчас стоит справа от меня с невозмутимым видом.

Увидел, что я с кем-то танцую, и пришел?

– Здравствуйте, – уверенно обращается ко всем.

– Ты уверен, что именно сейчас стоило проявить знание французского? – спрашиваю с улыбкой.

Вообще, я также учила его не вклиниваться в разговоры взрослых.

– Плюс один повод гордиться мной, – произносит довольно.

Обнимаю его.

– Всегда горжусь, – заверяю его.

Слишком много событий за пару минут. Не знаю, как реагировать. Все смотрят. Мотов немного растерялся. Гайворонский сидит, откинувшись на стуле, смотрит внимательно, о чем думает, могу только догадываться. Юля с родными с восхищением на Егора смотрят.

Очаровал их сегодня.

Обнимая сына, прохожу к своему месту. Егор, тот, что старше, помогает со стулом, отставляя его.

– Я соскучился, – произносит мой малыш тихо, обхватывает ладонь обеими ручками, смущается. – Но уходить пока не хочу, – добавляет поспешно.

– Нравится, – спрашивать не обязательно, и так понятно. – Хочешь, посиди со мной и пойдешь? – показываю на свои колени, он стоит рядом, между нашими с Егором стульями.

– Я постою немного и пойду. Меня ждут.

– Здравствуй, Егор, – произносит Завьялов, протягивая руку для приветствия.

– Здравствуйте, Егор Александрович, – сын невозмутимо пожимает протянутую руку.

– Даже так? – глаза Егора… Александровича загораются.

Он удивлен.

– Вы одноклассник мамы. Видел ваши с ней фото в альбомах, – немного задумывается маленький. – И меня назвали в честь вас, я знаю.

Не знаю, что испытывает Егор. Оба. Не могу об этом думать. Все силы брошены на то, чтоб не расплакаться.

Надо бы голову запрокинуть и проморгаться, но это будет слишком заметно. Поэтому просто ее опускаю.

Когда я решала, как назвать сына, о таких моментах не думала абсолютно. Тогда мной другие чувства двигали.

Как же сложно.

– Да, твоя мама мне большую честь оказала. И ты тоже. Вон, какой вырос, – кладет свою ручищу на плечо моего сынишки, сдавливает одобряюще. – Видел тебя последний раз так давно. Ты совсем маленький был. – Егор смотрит так добродушно. Теплым его взгляд бывает в исключительных случаях. Сейчас такой, несомненно. – Грузинскому мама тоже учила?

Егор качает головой отрицательно.

– Я его уже не помню почти. Французский тоже не очень. Практики нет, – пожимаю плечами.

– Мам, я пойду, – Егор быстро обнимает меня за шею и уносится к детям в другой зал.

Прослеживаю взглядом до тех пор, пока не замечаю, как его за плечи обхватывает ждущая у входа в зал нянечка.

– Грузинский? Серьезно? – Юля усаживается на соседний стул, скрещивая руки на груди. – Вы меня простите, – обращается к нам с Егором. – Просто слышно было. Чего мы еще о тебе не знаем? Танцы, французский, грузинский… И ты говорила, что ничего не умеешь? Тебе не стыдно?

Меня этот наезд веселит. Смотрю на нее, посмеиваясь, но молчу.

– Рисует она хорошо, готовит отлично, – вклинивается пришедший в себя Егор.

– Рисую? Ты шутишь. Мы в художку вместе ходили, хоть раз меня там хвалили?

– А то, Михалыч всегда говорил, что ты самая красивая, – Егор начинает смеяться, Юля подхватывает.

– Ия Игоревна, – Мотов наклоняется ко мне под недовольным взором Гайворонского. – Как так вышло, что коренная петербурженка болеет за Спартак? Или сын пошутил? – степень заинтересованности вопросом – наивысшая.

Молча достаю из сумочки телефон и, разворачивая задней панелью, показываю Мотову. Справа от камеры на нем значок Спартака.

Мотов смеется, откинув голову назад. Так заливисто, что я невольно улыбаюсь.

– Не забудь надеть чехол, как домой приедешь, – посмеивается Егор. – Проблемная.

– Были прецеденты? – уточняет Мотов.

– Она, – Егор наклоняет голову в мою сторону, – вела себя хорошо. Сильно не высовывалась. Попрыгает на трибунах и домой. Только друзья мои не понимали, как это так, с ними не хожу, а в курсе всего. Потом увидели нас и поняли…

Подношу ладонь к лицу и прикрываю смех.

Воспоминания захватывают в миг. Как обрабатывала ссадины на лице Егора. Сбитые костяшки рук. Перед глазами темнело. Крови боюсь ужасно. Слабость накатывала. Но это же мой Егор. Ему было больно, знала, что больно, хоть он и не признавался никогда. И все из-за меня. Например, когда «бабой» назвали. Мне было пофиг, смешно же. Шестнадцать, какая я баба?! Для него повод веский, даже если косо посмотрят. А тут. Мы возвращались вместе со стадиона, и уже около дома нас встретили его «типа друзья» – парни с секции. «Проводить время с бабой, которая к тому же – курица тупая – за врагов болеет, не по-пацански. Западло». Я всегда знала, что степень вспыльчивости у него крайняя, но в тот день в него бесы вселились. Я не ошиблась, их именно несколько было.

Бывали моменты, когда его стоило и мне бы бояться, но я была уверена, что он меня не тронет. Всегда только оберегал.

– Ия, хочу вас обрадовать. У нас тоже есть ярый болельщик Спартака, – Мотов никак не уймется, весело мужчине. – Он, – указывает на друга, – у нас тоже белая ворона со своим Спартаком. Локо – сила, – разводит руками.

– Ты сегодня в ударе, – голос Макара звучит низко. Уголки губ приподнимаются.

– За двоих работаю, ты-то молчишь. Не заболел ли.

Пока Гайворонский молчал, была поглощена отголосками прошлого, сейчас же, услышав его, будто выныриваю. По коже разносятся мурашки-колючки, внутри волна предвкушения.

Его энергетика магическим образом на меня действует. Причины своих чувств непонятны, ежикам ушастым и тем понятно, что ничего не будет.

Стараюсь отвлечься на разговор с Юлей, которая обещает обязательно придумать, как надо мной подшутить на тему полученных сведений.

Я хохочу.

– Жажда мести не лучший советчик, – мы обе шутим, обе это понимаем.

– Да уж… С твоим уровнем самоиронии это сделать сложно, – Юлька вздыхает и переводит взгляд на Егора. Они уже неплохо познакомились – с моей легкой руки. – Ты представляешь, она, – тычет в меня пальцем, будто от возмущения задыхается, но посмеивается. – В общем, от нашей коллеги муж ушел. К другой коллеге. Приехал за женой, увидел новый объект где-то на входе и «влюбился». Неизвестно сколько обсуждают. Девчонки сделали вывод: нельзя дружить с теми, кто тебя красивее, – качает головой, мол, глупые. – А эта особа, молчала-молчала, а потом говорит мне при всех: «Юля, не слушай их, тебе повезло! У тебя есть я. Со мной не страшно выходить вместе с работы», – замолкает. – Посмотри на нее. Кем надо быть, чтоб она на твоем фоне была безопасна? Еленой Троянской? И то, блин, не точно, – подруга так пылко вещает, что я заслушалась, даже не понимая смысла. Прихожу в чувства, когда она хватает мою руку и тычет ею перед глазами Егора. – Посмотри на эту кожу! И она везде такая. Руки, ноги, живот. Да ё-мое, это и животом-то не назвать, у меня вот живот, – указывает рукой направление.

Я смущаюсь, безумно смущаюсь. Приобнимаю её, соприкасаясь головами:

– Этому столику больше не наливать, – говорю с улыбкой. – Ты чего разошлась? Все же смеялись.

– Потому что это до безумия абсурдно. Поэтому смешно, – Юльчик корчит гримасу.

– Она всегда такая была. Шутила над собой, других обидеть боялась, – Егор обнимает за плечи, чувствую его дыхание на своем затылке. Не вижу, но он точно улыбается.

Бросаю взгляд на часы. Можно уже и домой ехать. Чем дальше, тем тяжелее выдерживать взгляд Гайворонского. Надо же быть таким беспардонным?!

Хочется обернуться и спросить: «Ну чего ты смотришь?». На деле так не выходит.

Нельзя лезть туда, где заведомо проиграешь. Присутствие Егора помогает тлеть под меньшим градусом.

Вот он, мой живой пример: сильные чувства не залог «долго и счастливо».

– Юль, мы поедем. Егор рано проснулся сегодня. Спящего не донесу из такси до квартиры, – глубокий вдох. Или сейчас, или никогда. Случай от себя отвернуть Гайворонского идеальный. – Ты с нами? – обращаюсь к Егору.

– Без шансов отказаться, – поднимается улыбаясь.

Доволен. Выбрала его. Последние полчаса спиной ощущала его напряжение, особенно когда время проверяла.

– На парковке буду вас с мелким ждать.

Пока прощаюсь с хозяевами вечера и известными мне присутствующими людьми, начинает бить мандраж.

Один на один с Егором – мелкий не в счет – тоже тот еще квест. Разговора не избежать.

Глава 20

Егор садится с нами на заднее сидение. Я немного смущаюсь: впервые пригласила мужчину к нам домой. Спрашивать у сына разрешения глупо, в то же время его мнение для меня слишком много значит.

Спустя пару минут усиленного использования серого вещества решаю отпустить ситуацию, будет как будет. В этот же момент понимаю: парни о чем-то болтают негромко, оба меня не хотят отвлекать.

– Не думай так громко, – шепотом произносит старший из тезок. – Я поеду в гостиницу, если хочешь.

– Я… – раз, два, три, решайся. – Я же позвала к нам, в гости.

– Гости, – повторяет улыбаясь.

– Мааам, – затягивает второй.

«Держись, Ия, сейчас что-то будет».

Смотрю на сына внимательно.

– Ты не будешь ругаться? – спрашивает сыночек.

– Так-то в планах не было, – как можно ругаться, когда на тебя так доверчиво смотрят.

– Я кушать хочу, – произносит, вздыхая. – Не знаю, как так вышло. То одно, то другое, забегался. Не успел поесть.

Смеяться с Егором начинаем одновременно.

«Боже. Не может же генетика быть так сильна?»

– Где-то я слышал это, много лет назад, – отсмеявшись, произносит Егор, прищуривается. – Да, точно слышал, – толкаю болтуна в плечо.

Маленький нас не понимает, слегка удивлен.

– Бывает, малыш, что-нибудь придумаем. Хочешь, закажем пиццу? – произношу сразу, не дав ему уточняющие вопросы задать.

– Вообще, я домашнюю еду люблю, – серьезно так произносит мой сын.

Отчего-то мне снова становится смешно. Сегодня он явно ведет себя странно. Обычно, только заикнись и главный вопрос будет в том, сколько сырных соусов ему заказать к картошке, и можно ли колу со льдом.

– Что с тобой? – тыльной стороной касаюсь его лба. – Всё в порядке?

– Конечно, – отмахивается сын. – Хочу вареники с клубникой. Ты же оставляла? – столько надежды в глаза не вселяли ни одни вареники в мире.

– Да, рыбкин, остались. Приедем, сварю.

– Я тоже такие люблю, – произносит большенький.

Не удивил, знала, что не промолчит. Каждый раз, когда мы летом бывали у бабушки Егора, бедная женщина в пять утра вставала, чтоб успеть к завтраку их приготовить. С пылу, с жару. Для любимого единственного внука.

– Там не много, – выпаливает мой «воспитанный» мальчик. – Но я поделюсь, – добавляет, словив мой недобрый взгляд.

Оставшуюся часть дороги до города проводим почти в тишине. Стараюсь не погружаться глубоко в мысли. Только сейчас не хватало начать тонуть.