Встаю ей на встречу.

– Диадему кого? – голос Ильи раздается за моей спиной.

Ия легонько касается моей щеки, только потом садится в отодвинутое мною кресло.

– Кехли, это название ювелирного дома, который изготовил диадему императрицы Александры Федоровны. Сапфиры, бриллианты уложены в форме цветов, васильки, линии, безумно красиво, – заканчивает маленькая всё так же с улыбкой.

У Ильи рот открывается, неизвестно: чушь какую-то сказать хочет или просто так рад жену мою видеть. Судя по тому, насколько часто он стал у нас в гостях бывать, то второе. Делаю жест рукой, мол, рот закрой. Илья глаза закатывает.

– Скажи мне, что пиджак в приёмной сняла, не хочу думать о том, что у меня вся мужская часть сотрудников со стояком мучается, – обращаюсь в Ие совершенно серьезно.

На ней черное платье под горло. Рукава удлиненные, видны только кончики пальцев, в районе запястья заужены – руки веточками кажутся; длина ниже колен, лишнего не открыто, но торкает так, что просто держись. У меня слюноотделение повысилось, как только увидел её, про давление в паху можно просто молчать.

Она откидывается на спинку кресла, руками на свой живот указывая.

– Сюда посмотри, – руки по бокам от животика, ладонями вниз, указываю куда смотреть, – Они что извращенцы все? У тебя паранойя.

– Со спины по тебе не сказать, что беременна, – и это правда, спинка всё такая же узенькая. – Обратно пойдешь в моем пиджаке. – Ия губы сжимает, спасибо, не спорит, Илья ржет. – И что ты вообще тут делаешь? Кто сейчас отдыхать дома должен?

– Я с ФНСкой встречалась, заехала аудиторам твоим документы отдать, – к Илье обращается, чем ещё сильнее бесит. Ничего не могу с собою поделать. Умом понимаю: повода она не дает. – Всё красиво закрыли. Поздравляю, – улыбается ему ослепительно, слегка голову наклонив.

Илья поднимается, хочет подойти ближе.

– На место сел. Бесконтактной благодарности будет достаточно, – не выдерживаю. Лучше на нем, чем на Ие сорваться.

Илья подмигивает моей жене и делает знак, дескать, я тебе позвоню. Вот придурок.

– Как ты себя чувствуешь? – касаюсь её головы, глажу. Ия откидывает голову на мою руку, трется, потом расслабляется. Ни разу она не сказала, что испорчу укладку своими действиями, абсолютно всегда реагирует положительно.

– Всё хорошо. Устала уже дома сидеть. Решила прогуляться немного, пока у Егора хоккей, – новое увлечение сына. – А вы как раз тут рядышком, – кладет свою ладошку поверх моей руки, лежащей у него на плече.

– Вы слишком сладкие, у меня оскомина, – Илья делает вид, что ему смотреть неприятно, – Куда ты моего Ворона дела? Это цыпленок какой-то.

Посылаю предостерегающий взгляд – забывается.

– Как самое важное дело завершу, – Ия кладет ладони поверх животика, – займемся поиском барышни для тебя. Потерпи ещё немного.

***

– Как вы, блд, могли не успеть обезболить? Она почти сутки тут провела, – меня изнутри скручивает от осознания того, что за закрытой дверью Ия одна, без меня, ей там больно. Время от времени я слышу её тихий плач, мой мозг просто взрывается. Бессилие убивает каждую клетку моего организма.

Клиника платная, донельзя расхваленная, а работают такие же идиоты, как и в бюджетных.

– Макар Викторович, мы не «не успели», Ия Игоревна сама отказалась от эпидуральной анестезии.

Пытаюсь выдохнуть и не могу. У нее схватки двадцать часов, насколько ясным быть может сознание? Невролог дал добро на естественные роды, но всё же… хотя бы анестезия.

– Тогда сейчас обезбольте, – в этот момент снова слышу её сдавленный стон. Ну пиздец.

Делаю шаг к двери, но стоящая рядом врач меня останавливает:

– Сейчас уже поздно, в процессе, – успокоила, блин. Снова делаю шаг, результат тот же.

В ту сумму, что оплатил, входит «оттолкнуть бесящего врача»? Сейчас даже пофиг, что баба.

– Ваша супруга против парных родов. Извините, но её мнение учитывается в первую очередь.

Приплыли. Я через закрытые двери и то ощущаю её страх, но при этом вместе она не хочет. Я сам боюсь, чего уж там. Смотрю на свои руки – трясутся. В конце девяностых ночью на заснеженной трассе с полным багажником налички так страшно не было, как сейчас. От меня ничего не зависит – это почти приговор. Второй час ходить из угла в угол… Все известные мне молитвы уже произнесены много раз.

Детский плач тишину разрывает. Теперь-то уж точно ничего не остановит. С этими мыслями толкаю дверь, тут же понимая: в очередной раз ошибся. Всё, что связано с ней, моё сознание изменяет, каждый день, сейчас – апогей.

Ия лежит, глаза приоткрыты слегка, руки легонько прижимают нашего маленького сына к груди. Ещё влажный, немного синий, безумно орущий. Застываю на входе. Глаза Ии распахиваются при виде меня, шепчет что-то, начинает плакать, только беззвучно. Как загипнотизированный подхожу ближе, смотрю то на слезы, по её щекам стекающие, то на сына. Почему он такой маленький? Крохотный просто.

Наклоняюсь над ней, целую в линию роста волос. Умаялась бедненькая, волосы мокрые.

– Спасибо, маленькая, безмерно тебе благодарен, – выразить всю гамму чувств сейчас не в состоянии.

– Я так сильно тебя люблю, – Ия всхлипывает, только сейчас обращаю внимание, что её губы потресканы и искусаны. Малышка старалась за нас обоих. Справилась на отлично.

Вместе смотрим на маленького, время на миг останавливается. Лично я вижу только свою семью, словно тут кроме нас нет никого. Сын тоже чувствует, затихает, поджав нижнюю губку. Касаюсь его головки. Самый волнительный момент в моей жизни, сердце удар пропускает.

Акушерка и врач суетятся над Ией, неонатолог малыша забирает. Я же не могу отойти от нахлынувших чувств, что-то неизведанное доселе.

– Я тоже тебя очень люблю, моя маленькая, – немного опомнившись, наклоняюсь и шепчу Ие в висок, целую. Она проводит рукой по моей голове, как всегда, до невозможности нежно. – С ним всё в порядке? Маленький слишком, – обращаюсь к врачу.

Женщина тихонько посмеивается.

– У вас он первый, верно? – спрашивает с доброй улыбкой. – Три восемьсот тридцать. Богатырь. Не знаю, какой ожидался, но вес идеальный. Крупнее супруге было бы уже тяжело, – можно подумать, ей сейчас было легко.

Ия просит позвонить Егору, у неё на это сил нет совсем, да и дела им надо закончить. Тактично меня просят выйти на пару минут. Когда возвращаюсь, малыш уже снова на маме лежит, чистый, прикрытый, сейчас он уже выглядит полностью жизнью довольным. Эмоции давят на сердце. Оно щемит, сжимается, из последних сил трепыхается.

– Его заберут на чуть-чуть, а потом мы будем учиться кушать, ты останешься? – голос Ии звучит измученно, при этом с нотками счастья.

– Ни на шаг от вас не отойду, – касаюсь бледной щеки, Ия поворачивает голову и касается губами пальца большого.

Момент стоит дороже всего пережитого ранее, всю ту хрень, что за сорок лет накопилась, готов вынести заново, чтоб снова результат был такой. Чтоб она рядом была.

***

Домой я просто несусь, не обращаю внимания на знаки, на остальные автомобили. От мысли, что она видела это фото, меня тупо вставляет. В плохом смысле вставляет. Жажда крови просыпается. Дрянь эту малолетнюю разорвать хочется. Повторяю себе, что женщин не трогаю. Может, начать?

Страшно представить, как Ия могла себя накрутить. Ей нельзя волноваться, огромных трудов стоило наладить лактацию да и в целом после родов восстановиться. И теперь из-за того, что какой-то обезьяне денег захотелось, все усилия могут полететь к чёрту.

После рождения Миши Ия долго старалась наладить грудное кормление, слышать ничего не хотела о смесях. Понимаю: для неё эта тема больная, ведь с Егором не получилось. Третий из нанятых консультантов помог, счастья малышки предела не было.

Набирать ей боюсь, вдруг услышу, что уйти хочет. Такая мнительная, такая маленькая в своих страхах. Боится поправиться, боится, что я её разлюблю, если её внешний вид изменится. Знает, как я на ней помешан…

Не дай бог с ней что-то случится, разорву всех причастных. Тупая шлюха, стоило только с колен её снять, как тут же «тело» заверещало, что уже поздно, жена всё увидела.

Домой доезжаю в максимально короткие сроки, сейчас на количество нарушений ***. Залетаю домой. Миша посапывает в колыбельке, Егор рядом за братом приглядывает.

– Мама стирку ставить пошла, – поясняет. Где-то я уже это слышал.

– Давно? – спрашиваю, сам же боюсь услышать ответ.

Егор отрывается от телефона, смотрит на меня, затем на часы.

– Да уже вроде давно, вещей грязных много, наверно, – пожимает плечами и снова в телефон залипает.

Ладони резко потеют. Поднимаюсь наверх, мысленно прося о том, чтобы она меня выслушала, гормоны-то шалят ого-го, да и повод. Я бы свихнулся, увидь такое.

Нахожу её в ванной. Стоит, облокотившись на раковину, разглядываю её лицо через отражение в зеркале. Вид немного потерянный, слёз не наблюдаю, уже хорошо.

Может, она ещё телефон в руки не брала?

– Я не верю в то, что ты мог так со мной поступить, – разбивает мою надежду. Голос дрожит, вместе с ним дрожат мои внутренности.

Мозги в дробилку попали. Страшно с чего-то начать.

Ия резко ко мне оборачивается, подхватывая с полки лист. Свидетельством о расторжении брака быть он не может, не так быстро, но первая мысль именно такая.

Молча протягивает мне.

– Июш, я бы не стал. Ты же знаешь, мне никто кроме тебя неинтересен. Я их даже не замечаю.

– Ты посмотри для начала, – кивает на всё также протянутый лист. Замечаю, что она вся дрожит. Что же за твари нас окружают, человечности и грамма в большинстве нет.

Напрягаюсь сильнее, забирая у неё лист с ультразвуковым исследованием. Сказать, что у меня шок, ничего не сказать. Предполагал, конечно, что она меня удивит, как обычно бывает. Но не так.

Изумлен. Смотрю и поверить глазам не могу. Дата свеженькая.

Поднимаю на Ию глаза.

– Даже не думай, что я дам тебе так просто отделаться. Будешь страдать вместе со мной, – смеется. – А то я уйду с детьми, а ты будешь кайфовать, расслабляться. Я не согласна.

***

Третья беременность – вторая подряд – дается Ие ещё тяжелее, но она не сдается. Парнями продолжает заниматься сама. Согласилась только на помощниц по дому, они занимаются уборкой, готовкой и глажкой.

Уроки они делают дружно втроем. Позже Егор, к слову сказать, нянь он отличный, отвлекает младшего брата, давая маме выдохнуть и хотя бы поесть.

Состояние Ии пугает, хотя обследование ничего не выявило, однако, чем больше становятся щеки у Миши, тем тоньше Ия становится, растет только животик.

– Полежишь со мной? – раздается за спиной голос Ии, когда я только встать собираюсь. Ещё рано, пяти утра нет, в квартире тишина. – Мне очень тебя не хватает.

Согласен, последнее время работы нескончаемый ворох. Без контроля не выходит рабочий процесс. Возвращаюсь на место, Ия тут же прижимается, опускает голову мне на грудь. В утренней тишине слышу, как бьется её сердце, или это гул моего собственного в ушах раздается?

– Ты от нас ещё не устал? – спрашивает настолько тихо, что сперва кажется, что послышалось.

Приподнимаю её лицо, на глазах слезы сверкают в утреннем сумраке. Боже, дай сил.

– Ты о чем? – выходит строже, чем хотелось бы. Даже думать не хочется, что она всё же поверила, что я мог с кем-то ей изменять.

– Ты стал мало времени дома проводить. Особенно последний месяц, – всхлипывает. Не знаю, пожалеть её или отругать. – Я понимаю, Макар, но без тебя так одиноко, – очередной всхлип. – Мне кажется, я не справлюсь, – прячет лицо у меня на груди. Чувствую её слезы кипящие – оставляют на коже ожоги.

Прижимаю голову крепче к себе, зарываясь пальцами в волосы, целую макушку.