Я не стала говорить, что к модистке загляну в последнюю очередь. Смиренно выслушала все наставления, поцеловала мужа перед его отъездом, чем, кажется, невероятно его удивила, и отправилась собираться.

Капор на импровизированные «бигуди» налез с трудом – все же предполагалось, что он будет надеваться на относительно гладкую прическу с пучком на затылке и, что хуже того, с локонами, выпущенными на лбу, так что часть чепца и волос торчала спереди. Само по себе вроде бы ерунда, но волосы все еще были влажными, и разъезжать в таком виде по холоду явно не стоило. Поэтому я достала палантины, которые сложила мне Марья – невесомые, из кашемира с ярким принтом, – и намотала тюрбан. В конце концов, если носят шелковые, то чего бы и шерстяному не быть?

Герасим к моему появлению подготовил выезд – открытую коляску. Когда я подошла к ней, спросил:

– Кто с вами поедет, барыня?

– Никто, – пожала плечами я.

– Прощения прошу, Настасья Пална, но одну я вас не повезу. Чтобы потом каждая собака брехала, будто княгиня разъезжала в одиночку в открытой коляске, точно какая-то прости господи. И без того барину стыда хватило.

Он напрягся, ожидая крика, а то и пощечины, но я так оторопела, что только и смогла сказать:

– Но муж мне сам предложил…

– Он же не думал, что вы одна поедете. Ладно бы в карете, но в карете вы в театру вечером направитесь, отмыть и просушить не успеем, так что пусть пока стоит чистая.

– А с кем я, по-твоему, должна ехать? – продолжала изумляться я. – Ни родственниц, ни приживалок.

– Это уже не мое дело, барыня, что старая княгиня в деревню удалилась от суеты городской. – Судя по интонации, он явно повторил чьи-то слова, может, и той самой «старой княгини».

Вот, значит, почему Настенька «не смогла» промотать состояние мужа: когда свекровь ездит рядом, точно цербер… впрочем, может, она и не цербер, а милейшая женщина, откуда мне знать. В любом случае с тратами особо не развернешься.

– Пошлите письмецо, может, кто из городских барынь согласится. Я отвезу.

Писать неизвестным мне «городским барыням» и ждать, когда они соберутся и приедут – если вообще захотят! – не хотелось. Как и ругаться с кучером, который беспокоился о репутации – пусть не моей, но барина.

– Дуня сойдет в качестве компаньонки?

Герасим почесал в затылке, обдумывая незнакомое слово.

– С Дуней можно. Главное, чтобы не одной.

Пришлось кликнуть горничную. Наконец мы обе устроились в коляске.

Герасим был прав: меня здесь знала каждая собака. Вчера, когда мы выезжали с мужем, я списала внимание на него, но и сейчас все встреченные в колясках и многие пешеходы кивали мне, обозначая поклон. Дамы и девицы – холодно, мужчины приветливей, но и те, и другие таращились на мой головной убор – похоже, я опять погрешила против приличий.

– Останови-ка, – велела я, увидев вывеску «Ломбард».

Ничего ценного у меня с собой не было, но хоть теоретически узнать, что могут дать за драгоценности, лежащие под картошкой.

Герасим подал мне руку, помогая спуститься, и, ступив на тротуар, я едва ли не нос к носу столкнулась с Евгением Петровичем.

Его-то что занесло в город?

Я ответила на поклон и, не желая поддерживать беседу, отвернулась. Пусть это и было грубо, но последняя наша встреча с деревенским доктором оставила не слишком приятные воспоминания. Похоже, чувство это было взаимным, потому что, оглядев меня с ног до головы, Евгений Петрович заторопился прочь – в ту сторону, откуда только что пришел.

Я пожала плечами – охота туда-сюда бегать, пусть бегает – и вместе с Дуней вошла в дверь.

Беседа с хозяином оказалась недолгой и малоинформативной. Подслеповато щурясь и именуя меня милостивой государыней, он сказал, что не может ничего предположить, пока сам не изучит драгоценности. Нет, даже приблизительно. Нет, ни описание, ни наброски тоже не помогут. Наверное, этого следовало ожидать – я сама не возьмусь ставить диагноз по приблизительному описанию симптомов. Мысленно обругав себя за зря потраченное время, я вернулась в коляску и велела Герасиму ехать в аптеку.

Аптекарь выглядел словно ожившее представление о «книжном черве» – худощавый, сутулый, в пенсне.

– Скажите, что у вас есть из противовоспалительных? – начала я после приветствия.

Мужчина вытаращился на меня так, будто у меня вторая голова выросла.

Мысленно отвесив себе оплеуху, я поправилась:

– В смысле, что у вас вообще есть?

– Не понимаю вас, милостивая государыня.

Аптекарь снял пенсне и начал его протирать. Но если он хотел таким образом отделаться от странной посетительницы, то не на ту напал.

– Я хотела бы приобрести некоторые препараты. Растительные и, возможно, химические. В смысле, минеральные.

– Пожалуйста, дайте рецепты. Если у меня чего-то нет, то закажу из столицы, но скажу не хвастаясь, что не в каждой ильинской аптеке вы найдете столько разнообразных припасов, как у меня.

– У меня нет рецепта. Я хотела бы приобрести это для себя, про запас. – Я мило улыбнулась. – Знаете, из деревни в вашу чудесную аптеку не накатаешься. Сейчас закончится сезон простуд, начнутся кишечные… – Я в последний миг удержала за зубами слово «инфекции». – Словом, вы меня понимаете. Опять же, ушибы, порезы. Вы можете мне помочь? Князь Северский оплатит ваши траты.

Аптекарь снова водрузил на нос пенсне, снял с полки за спиной фарфоровую баночку.

– С вашего позволения, начнем с ушибов и подобных вещей. Вот пластырь, который очень быстро заживляет все раны, в том числе ожоги. Отменнейшего качества. Ингредиенты я покупаю у Крашенинникова, у него никогда не бывает подделок.

Значит, свинцовый.

– Спасибо, мне бы что-нибудь другое.

– Это по-настоящему живительный пластырь.

– И все же я воздержусь от его покупки.

Аптекарь поджал губы, но снова растянул их в улыбке, кажется, решив, что выставит счет князю не только за лекарства, но и за потраченные нервы.

– Могу предложить данелагский пластырь.

– Что в составе?

– Смола гумми и перуанский бальзам.

Это еще туда-сюда. Но все же я поинтересовалась:

– А можно мне просто перуанского бальзама, без смолы?

– Можно, но он недешев. Впрочем, князь едва ли стеснен в средствах. – Аптекарь вопросительно посмотрел на меня, я холодно улыбнулась, давая понять, что не намерена обсуждать финансовые дела мужа.

– Будьте добры. Еще, пожалуйста, что-нибудь для промывания ран.

Он поставил на прилавок бутыль темного стекла.

– Скипидарное масло для остановки кровотечений. – Видимо, сообразив, какой вопрос последует, аптекарь добавил: – Скипидар смешивается с водой и перегоняется в кубе.

И получается более чистый скипидар.

– Еще он может быть полезен от сильного кашля, унимает боли, гонит мочу, разбивает запоры и изгоняет глистов.

– Прошу прощения? – только и смогла выдавить я.

– Но внутрь принимать не более нескольких капель.

Я проглотила все, что хотела сказать по этому поводу.

– Не нужно, спасибо.

Очень хотелось просто попросить перечислить все, что у него есть в аптеке. Но я представила, как обращаюсь с подобной просьбой к любому первостольнику. Не нужно долго гадать о направлении, в котором мне предложат пройтись.

«Сама не знает, что хочет», – читалось на лице аптекаря. Впрочем, он попытался предложить мне еще пару средств, столь же «живительных». В конце концов я все же не выдержала.

– Перечислите, пожалуйста, что у вас есть в наличии из готовых лекарственных средств и компонентов лекарств, – попросила я.

– У меня более двухсот лекарств, – возмутился аптекарь. – Вы хотите, чтобы я перечислил вам все?

– Да, пожалуйста. – Я улыбнулась и захлопала ресницами.

Улыбка подействовала. Аптекарь повернулся к полкам и начал перечислять «все, что есть». Поначалу я пыталась понять, по какому принципу он группирует лекарства, но скоро бросила это дело. Ярь медная соседствовала с сабуром, затвердевшим выпаренным соком алоэ, ртуть и мышьяк – с очищенным свиным салом, бура – со шпанскими мухами. Так что я просто останавливала его, услышав что-то полезное, и просила отложить для меня.

Как ни удивительно, нашлось немало. Сушеные растения покрыли почти весь прилавок – некоторые, вроде зверобоя и пустырника, у меня уже были, но стоило пополнить запасы: с такой медициной они у меня быстро уйдут. Другие, вроде корня мыльной травы, я собиралась использовать не для лечения. К моему изумлению, в аптеке продавалось и немало специй: корица, семена горчицы, мускатный орех, гвоздика, шафран и имбирь. Кроме растений я купила буру, «горячее вино», оказавшееся почти чистым спиртом, и мел – знала бы, послала бы за ним в аптеку, а не возилась бы вчера с его очисткой.

Я думала, что выйду из аптеки нагруженная, но аптекарь пообещал, что сам все соберет и пришлет в дом князя Северского. Спорить я не стала и, устроившись в коляске, велела везти меня в хозяйственную лавку или как там она называется.

Глава 7

Рынок был слышен издалека. Ровный, невнятный гул, когда мы приблизились, рассыпался на многоголосье.

– Булавки, иголки, стальные приколки!

– Пальто и жилеты, сапоги и жакеты! Торгую, не спешу, двигай к нашему шалашу!

– Сбитень горячий, медовый!

– Стригу-брею!

Между торговых палаток расхаживали торговцы «на разнос», и в их коробах я видела не только съестное, но и отрезы тканей, обувь, платки.

Я вертела головой по сторонам почище Дуни, которая нет-нет да вспоминала, что горничная знатной дамы, и на несколько мгновений замирала. Но любопытство брало свое, и она снова начинала вертеться, едва ли не подпрыгивая от нетерпения.

Правда, как следует разглядеть базар не удалось: Герасим придержал лошадь ровно настолько, чтобы не снести кого-нибудь из снующих прохожих, но останавливаться не собирался.

– Наверное, в красные ряды везет, – предположила Дуня.

– Разве ты была здесь? – удивилась я. Девушка сама говорила, что никогда никуда не уезжала из своей деревни.

– Нет. Дядька сказывал. Он каждую зиму в город нанимается, а как возвращается, рассказывает, что в мире делается. Я люблю его байки слушать. Здесь вот простой люд. Вон там, – она указала на видневшиеся впереди деревянные постройки, – красные ряды, это для чистой публики, кому толкотня да запахи не нравятся…

Запах и в самом деле даже ветер не мог сдуть. Можно хоть с закрытыми глазами понять – вот мы проезжаем мясные ряды, а вот ароматы рядов булочных, вот запахло кожей, а то защекочет нос пряный запах петрушки и лука, похоже, из теплиц.

– Аглая с Дарьей только в красные ряды ходят. Говорят, торговцы у них уже проверенные, товар свежий, и обманывают в меру, – продолжала Дуня. – А вот в этих гаре… ле…

– Галереях, – подсказала я, проследив за ее взглядом.

– Да, в этих хоромах каменных товары деликатные, дорогие. Дядька так сказывал, сам он туда не совался, все равно бы не пустили.

По спине Герасима было видно, что ему очень хочется прокомментировать наш разговор, но приличия не позволяют. Чтобы дать ему возможность заговорить – и заодно удовлетворить свое любопытство, – я спросила:

– Расскажи: куда ты нас везешь?

Красные ряды мы почти миновали, и а лошадка продолжала мерно перебирать ногами.

– На ленивый торжок поедем. Там вещи, полезные в хозяйстве, гуртом продают. Барин сказывал, вам много чего надобно.

– Спасибо, – кивнула я. – Может, что-то посоветуешь?

Теперь спина кучера выразила удивление.

– Разве гоже мне барыне советовать?

– Ты же уже посоветовал Дуняшу взять. И я тебе за это благодарна: не дал мне себя и мужа опозорить по забывчивости. Может, еще чего подскажешь.

Герасим потянулся почесать в затылке.