Колобов! Точно! Я вдруг ясно вспомнил фотографию, вложенную в альбом. Девятый «а» класс. Игорь Колобов. Я ещё подумал, такой тощий парень с такой круглой фамилией. Вот оно что. Это был мой одноклассник. Жени, кстати, на той фотке не было…

– А что с ним можно, если не жизнь строить?

– Ну-у-у… Да ничего, собственно… Поболтать или…

– Ладно, Жень, я пойду. Спасибо за угощение. Я вот видишь, в этот раз с пустыми руками. Ты уж прости.

– Саш, ну погоди ещё. Позвони бабушке, что задерживаешься, какие проблемы? Ты можешь… вообще не уходить…

Она снова покраснела. А на меня навалилась усталость. Я прямо почувствовал, что сейчас усну. И мне точно стало не до этих мутных разборок.

– Жень, я сегодня устал, правда. День был тяжёлый. Пойду. Потом созвонимся, хорошо?

Мы прошли в прихожую. Я обулся и накинул куртку.

– Постой-ка… – она прищурилась. – А это не ты случайно?!

– Ты про что сейчас?

– Это не ты у Колобка машину угнал?

Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Блин! Ну надо же, какая, мисс Марпл вискалась. Это было неприятно. Залёт, можно сказать. И вообще, честно говоря, мысль взять именно эту машину была дурацкой. Но ничего не поделаешь, что сделано, то сделано. Наверное, гормоны молодые сыграли дурную службу.

– Что? – как бы удивлённо спросил я. – Машину угнал? Ты серьёзно?

– Саша…

Я покачал головой и засмеялся:

– Это, наверное, кара небесная.

Я подмигнул и вышел за дверь. Настроение вдруг поднялось. Правда, смешно стало. Я представил, как этот Колобок метался в поисках своей тачки и ухмыльнулся. Спустился по лестнице и медленно пошёл в сторону метро. Весна радовала, а в груди бурлило что-то ребяческое, давно забытое и от этого такое приятное. Универмаг и вся та кровавая баня стали казаться далёкими и произошедшими не со мной.

Я бросил в щель турникета пятачок и сим-сим послушно открылся, впуская меня в пахнущее горячим металлом подземелье. Я двинулся за толпой, встал на ребристую ступеньку эскалатора и совершенно бездумно смотрел на проезжающие мимо полукруглые чаши светильников. Они крепились на чёрных длинных ножках и должны были, по всей видимости, изображать факелы.

Впереди было много дел, сложных и простых, опасных и не очень опасных. Нужно было…

– Саня! – раздалось сзади и меня хлопнули по плечу. – Саня, Жаров!

Я обернулся.

– Привет! – радостно улыбнулся мне старший лейтенант милиции в шинели и шапке.

Ещё с зимней формы не перешли…

– Привет, – кивнул я и тоже изобразил улыбку.

– Ты чё! – поднял он брови. – Головой стукнулся? Это же я, Мур!

Константин Муромов, точно. Он тоже был на той фотке. Прям вечер встречи одноклассников.

– Здорово, Костян, – подмигнул я и вложил в улыбку максимум сердечности.

Блин, пожалуй, в том что я жил теперь в Верхотомске было много хорошего. Например, не приходилось ждать, что из-под земли вырастет какой-нибудь друг детства, а я его не узнаю. Надо, кстати, получше рассмотреть фотки. И из института тоже.

– Ты тоже от Женьки что ли?

– В смысле? – нахмурился я.

– Да, я тут пару дней назад Колобка встретил. Он от неё шёл. Вы же с ним и с ней, ну… вечный треугольник, да? Кто лишний выясняли. Махались всегда. Ну, из-за Женькой Летуновой из а-класса.

– Да, помню я, блин, – отмахнулся я.

Он расплылся в улыбке и пихнул меня локтем.

– А я живу здесь, с работы еду. Тебя заметил, когда поднимался.

Мур показал рукой на эскалатор, движущийся навстречу.

– Дай, думаю, догоню, сто лет ведь тебя не видел. Ты, говорят, по распределению в дыру какую-то угодил? А не надо было с профессором ссориться.

– Да, не такая уж и дыра, – пожал я плечами. – Люди хорошие. Коллектив, всё такое.

–Ну-ну, – заржал он. – А как здесь оказался?

– В командировку приехал.

Спустившись, мы сошли с эскалатора.

– А у Колобка, представь, Сань, машину угнали! Он предложение Женьке приехал делать, выходит, а машины-то и нет. Там милиция, все дела. Хохма. Кто только позарился на старьё его?

– Какая тачка-то?

– Да ты чё, не помнишь? Москвичонок батин. Забыл, как он его угнал у отца и нас катал? А потом в столб ещё въехал.

– Как такое забудешь…

– Он ведь снова у бати машину увёл, не сказал ничего. Как в тот раз. И опять невезуха. Угнали!

Костя счастливо захохотал.

– Слушай, но если честно, – оборвал он смех, – я вообще не понимаю, как Женька согласилась за него замуж идти.

Лицо у него было очень живым. То весёлое, то насмешливое, то встревоженное, как сейчас. Небольшие масляные глазки суетливо бегали, губы то растягивались, то сжимались в куриную задницу.

– А она согласилась? – спросил я.

– О! – подмигнул он и расплылся в улыбке. – О! Вижу, мужик, вижу, старая любовь не умерла! Да я шучу-шучу. Ну, сказал, что согласилась. Только он ведь бухает по-чёрному.

Мур вдруг стал серьёзным и, быстро посмотрев по сторонам, наклонился ко мне и перешёл на шёпот:

– Он, я слышал, наркотиками балуется. Так что не понимаю, как она согласиться могла. Наркоманы, ты знаешь вообще, – это же страшное дело. Из Америки эту дрянь нам завезли, а разные нестойкие товарищи… Ну, ладно…

– Может, завязал, вот и решил жениться.

– Не, я по глазам понял. Не завязал он. Но, говорит, любовь у них, ничего не попишешь…

Стало неприятно. Нафига ты тут нарисовался, Костя Муромов? Хорошо же было, так нет, пришёл и всё испортил.

– А ты сам-то как, Костян? – спросил я. – Не женился?

– Я что дурак? Раньше тридцати жениться вообще нельзя. На Западе, например, надо сначала на ноги встать, а потом уже о семье думать.

– Так, то на Западе, – протянул я. – Нам-то что до них? А на службе как?

– Ну, как, – расправил он плечи и выпятил грудь. – Сам видишь. Кликуха детская в люди вывела. Я ведь в МУРе теперь служу. Не зря Муром величали, да?

Он снова рассмеялся и взял меня за плечи.

– Сань, ты когда уезжаешь, вообще? Может ребят свиснем, пивка попьём? Я тут в место козырное провести могу. На праздники не останешься?

– Нет, Кость, завтра улетаю. Нужно на демонстрацию идти. Праздники праздниками, а обязанности, хоть и приятные, никто не отменял.

– Ну, да, это точно, – вздохнул он. – Слушай, а ты часто приезжаешь?

– Не очень, но бывает. Чаще проездом, в другие города.

– Слушай, ну когда в следующий раз появишься, ты позвони, ладно? Телефон помнишь ещё?

– Ага, – кивнул я. – Два-два, три-три, два-два, два-два…

Мур снова засмеялся.

– Совсем ты не меняешься, Жар. Какой был балбес, такой и остался. Ладно, бывай, рад был тебя видеть. И смотри, чтобы в следующий раз позвонил обязательно! Понял?

– Так точно, товарищ страшный лейтенант.

В Верхотомск я прилетел вечером тридцатого. Перчатки и прочие улики были сожжены, брюки выстираны, обувь вымыта и начищена. Бабушка расстроилась, что на день рождения я улетаю в свою ссылку и тому, что с Женей я решил завязать. Правда самой Жене я, кажется, мысль не донёс и высказался не вполне определённо и чётко.

Бабушка никак не могла взять в толк, почему я такой дурак и чурбан стоеросовый, но рассказывать ей про Колобка я не стал. Всё разрешилось и хорошо. Были и другие дела, по-настоящему важные и ответственные. Тем не менее, в сердце оставалась заноза. Маленькая, практически неощутимая, но неприятная и саднящая.

Летел я вместе с Зиной. Мы сидели в разных салонах, но в аэропорт приехали вместе. Она была радостной, почти что светилась. Эдуард одумался и снова вошёл с ней в контакт. Более того, он сообщил, что в те дни, что они не виделись, он чувствовал себя скверно и даже практически гадко. Он просил его простить и был прощён.

На радостях Ткачиха решила подвезти меня до дому на служебной «Волге», приехавшей её встречать.

– Жаров, завтра без опозданий! – потребовала она на прощание. – Демонстрация – дело серьёзное, ясно тебе? И чтобы никакого алкоголя!

– Ладно, Зинаида Михайловна, – усмехнулся я. – Договорились.

Машина с моей начальницей покатила дальше, а я вошёл во двор. Темно было, хоть глаз коли. Ни в одном из окон не горел свет. Авария, наверное… Подойдя к подъезду, я поискал ключи и толкнул дверь. Внутри было темно и прохладно. Я щёлкнул выключателем, но ничего, естественно, не произошло. Свет не включился.

Выругавшись про себя, я медленно стал подниматься по лестнице. Через окна попадал тусклый свет луны, но его явно не хватало. Глаза, в конце концов, кое-как привыкли к темноте, и я, запнувшись всего один раз, благополучно добрался до квартиры. В тёмные времена живём, товарищи…

Выбрал на связке нужный ключ и, протянув руку, попытался попасть в скважину. Попытался и не попал. Ключ ткнулся мимо дырочки и упёрся в дверь. И дверь… подалась. Она скрипнула и чуть приоткрылась.

В глубине коридора я услышал шаги, черноту разрезал луч фонаря, и приглушённый голос отчётливо произнёс ругательство.

2. Утро красит нежным светом

Гостей я не ждал. Особенно, тех, кто шастает по дому с фонариком в моё отсутствие. Так что ситуация мне явно не нравилась, просто абсолютно. Шаги приближались и луч сверкнул уже ближе ко мне.

– Какого хера! – пробормотал незнакомец.

Я тихо, совершенно неслышно сделал шаг в сторону и приготовился. Послышался глухой звук, будто чувак налетел на дверь.

– Сука! – прошипел он, с силой оттолкнул дверь и вышел на площадку.

Злодей, повернулся, в глаза мне ударил свет фонаря и в тот же самый миг ударил я сам. Бац! Локтем куда-то в район головы. Чтобы в любом случае зацепить ночного татя. Хрясь, коленом и ещё кулаком, основанием, как кувалдой по чему-то твёрдому и тупому, похожему на голову.

Звуки получились, как в китайском фильме – сочные, звучные и усиленные колодцем подъезда.

– Э-ы-ы-ы… – завыл мой противник и с грохотом рухнул на пол.

И в тот же миг, будто по волшебству, или, как если бы мы находились в голливудском блокбастере, причём, комедийном, скорее всего, вспыхнул свет. В подъезде, в квартире и во всём доме. У моих ног лежал поверженный тать и стонал, держась за повреждённый нос. Это был Вадим Андреевич Радько, хозяин квартиры.

– Жаров! Твою мать! Су-у-у-ка! Блеать!

Он выл и злобно вращал глазами, полными гнева, обиды и боли.

– Вадим Андреевич!

Я наклонился и протянул ему руку.

– Отвянь от меня! – по-детски воскликнул он.

– Вставайте, вставайте, – не сдавался я и приподнял его за плечи, помогая встать. – Я думал тут домушники шарят, а это вы. Простите. Но это было рискованно, конечно, очень даже рискованно. Разве ж можно так вламываться?

– Это моя квартира! – прохрипел он. – Прихожу, когда сочту нужным!

Послышался звук открываемого замка. Похоже, наше побоище привлекло внимание. Не дожидаясь, пока откроется соседская дверь, Радько, вскочил на ноги и скользнул в свою квартиру, увлекая за собой и меня.

– Скорее! – зло прошептал он. – Не хватало только, чтобы соседи увидели!

Мы зашли внутрь и я закрыл дверь.

– Что вы здесь делаете, Вадим Андреевич? – спросил я.

Он подошёл к зеркалу и попытался стереть ладонью кровь, сочащуюся из носа. От этого лицо его, вся нижняя половина, окрасилась в красно-коричневый цвет.

– Что я здесь делаю? – зло переспросил он. – Вообще-то, это моя квартира. Что хочу, то здесь и делаю! Моя! Ясно тебе?

– Не совсем, – пожал я плечами. – Я же у вас её снял. Заплатил за три месяца вперёд, как вы и хотели. И это, при всём уважении, конечно, означает, что вы сюда не суётесь, а если хотите проверить, как я тут веду себя, договариваетесь о визите заранее. Таковы условия сделки.

– Хуелки! – зло ответил Радько, отворачиваясь от зеркала. – Какой нахер сделки? Моя квартира, что хочу, то и делаю.

– Государственная, во-первых, – улыбнулся я.

– Всё, собирай свои монатки и выметайся.