Я перестала мерить шагами кабинет и с ненавистью повернулась к всё ещё дожидавшимся моего решения портретам. Кто-то из изображенных на них принцев и князей, мог вести тайные интриги за моей спиной и, чтобы возвыситься самим, желать смерти моему сыну. Но, кто именно?! Один, или в сговоре участвовали все?

Впрочем, какая теперь к чёрту разница? Моя тёмная сторона, которая, как я думала, осталась похороненной в прошлом, вернулась, и сейчас, яростнее чем когда-либо рвалась наружу. И самое ужасное заключалось в том, что я больше не чувствовала желания её сдерживать.

В два шага преодолев расстояние до двери, я резко ее распахнула. Подозвав маячившего за ней Арно, который в отсутствии Нино, еще не вернувшегося из Сицилии после похорон матери, нес круглосуточную вахту возле моей двери, я отдала короткий приказ, от которого, и без того огромные глазищи юноши превратившись в блюдца. Не задавая ненужных вопросов, он бросился выполнить поручение.

Этой ночью никому не удалось сомкнуть глаз. Едва рассвело, когда во внутреннем дворике дворца, я встретилась с Франко Калабрийцем и дюжиной его лучших людей, прибывших по первому зову своей королевы. Помимо них на встрече присутствовал Тибор Йозерци – союзник, которому я доверяла как себе. Хотя, признаюсь, больше всего я сомневалась сейчас именно в собственной персоне, потому что мать, защищающая свое дитя в тысячу раз опаснее и непредсказуемее целого легиона наёмников. Ибо в отличие от них, ей было что терять.

Одарив каждого по отдельности внимательным взглядом, я кивнула в сторону сложенных в кучу портретов.

– Думаю, не нужно объяснять, для чего я собрала вас здесь. Кто-то из этих ублюдков нанес мне смертельное оскорбление. Кто именно, уже не имеет значения. За действия одного, в назидание другим, ответят все. Никого из них в живых не оставлять.

– Шанталь, не поступайте так! Это не разумно! – Обычно поддерживающий каждое мое решение Йозерци, на этот раз удивил своей реакцией.

– Держите своё мнение при себе, князь! – Едва сдерживаясь, процедила я сквозь зубы.

– Вот как? Князь? – Кажется его задели мои слова. – Мы снова перешли к официальному обращению, королева Ша́нталь? – Он намеренно произнёс моё имя на боравийский лад с ударением на первом слоге, как оно и звучало на самом деле до того, как его исказили на французский лад. – Уж простите за дерзость нерадивого холопа.

Момент для иронии был самым неподходящим. Лава внутри меня закипала и могла рвануть в любой момент.

– Вы выжили из ума, Ваша Светлость? – Недобро прищурившись, я повернулась к нему, уперев правую руку в бок.

– Увы, Ваше Величество, но безумны, похоже, здесь именно вы. Как можно не доказав вины, подписывать смертный приговор представителям королевских домов? Собрались объявить войну всей Европе?

– Почему бы и нет. Только в отличие от этих трусов я не стану скрывать своей причастности к их смерти. Я не боюсь. Пусть знают, что янтаря и стали у меня, хватит на всех.

– И вас ничего не смущает?!

– Смущает только одно: Боравия – маленькая страна, пока не решила, где, в случае войны, мне хоронить всех врагов.

Что это? Мне показалось, или в чёрных как ночь глазах на миг промелькнуло восхищение? Хотя, когда имеешь дело с князем Йозерци, ни в чём до конца уверенной быть нельзя. Его следующая фраза лишь укрепила меня в этом.

– В том, что вы легко сметёте любое препятствие со своего пути, я не сомневаюсь. Вот только какой ценой?

– Довольно! – Взмахом руки я велела ему остановиться и не докучать бессмысленными попытками достучаться до моей совести. Случись убийце совершить задуманное, о какой совести тогда бы он заговорил? Как бы смог оправдать убийство невинного ребенка? Моего ребенка!

От одной лишь мысли об этом меня прошиб ледяной пот. Я вновь повернулась к Франко и его людям:

– Приказ понятен? – и, когда они молча кивнули в ответ, готова была добавить: «Выполняйте», – когда меня прервало осторожное покашливание Арно прямо за спиной.

– Ваше Величество, есть новости чрезвычайной важности.

Скрестив руки на груди, я с вызовом посмотрела на Йозерци, чьи глаза продолжали глядеть на меня с немым укором, после чего обернулась к юноше.

– Говори.

– Гвардейцам удалось по горячему следу схватить второго преступника. Сейчас, он в камере для допросов. Желаешь лично принять участие в экзекуции или доверишься палачу?

Ну уж нет. Отныне, я сама буду и судьей и, если нужно, палачом.

– Веди, – подобрав юбки, я шагнула вслед за Арно, когда меня окликнул князь.

– Я, так понимаю, что ваш предыдущий приказ отложен. Что прикажете делать с портретами?

Не оборачиваясь, я бросила на ходу:

– Сжечь. А пепел собрать и разослать адресатам.

Глава 2

Камера для допросов некогда являлась предметом особой гордости Миклоша Айвана. Чрезвычайно жестокий по натуре, он с особой тщательностью обставлял её всеми известными в Европе орудиями пыток, при одном взгляде на которые, и самый бесстрашный храбрец превращался в растерянное и запуганное существо, готовое рассказать всё что знает, и не знает, кстати, тоже. Когда я, осматривая дворец, впервые спустилась в это жуткое место, то испытала самый настоящий ужас от сознания, насколько может быть безжалостной человеческая порода, придумавшая столь изощрённые способы воздействия на себе подобных. Клянусь, даже самое дикое животное никогда не стало бы так мучить свою добычу, а постаралось бы убить ее максимально быстро. Но нет, Айван, судя по тому, что я всё больше и больше о нем узнавала, был кровожаднее любого свирепого хищника. Ему доставляло невероятное удовольствие упиваться собственной властью и, как ему казалось, безнаказанностью. Чем более зверским способом он истязал своих жертв, тем выше поднимался в собственных глазах.

Дробители конечностей, пыточные гробы, «железная дева», «испанский сапог», дыба, «осёл», «груша», «медный бык», «колыбель Иуды» – лишь малая часть «коллекции» безумного генерала, которую он частенько испытывал на бунтовщиках и просто неугодных подданных. На некоторых орудиях пыток и сейчас можно было увидеть засохшие пятна бурого цвета, которые так легко можно было поначалу принять за ржавчину.

Первым моим желанием было тогда, уничтожить любимое детище Айвана. Вынести все пыточные орудия и навсегда замуровать помещение, впитавшее в свои стены ужас и страдания несчастных. Но потом, передумала. Как знать, с кем мне однажды придется иметь дело. Возможно когда-нибудь генеральские игрушки станут единственной возможностью развязать самые несговорчивые языки.

И, как в воду глядела. Сегодня, впервые за годы моего правления, пыточная вновь была открыта, и, страшные орудия, с которых сняли скрывающие их чехлы, вновь готовы были встретить свою жертву – нелюдя, принесшего смерть в мой дом.

Отпустив Арно, я подошла к тяжелой металлической двери. Допрос уже начался. Желая до поры остаться незамеченной, я решила остаться снаружи. Полуприкрыв глаза, внимательно вслушивалась в каждое слово. Этому, как и многому другому, в свое время, научил меня мудрый Сиддиг. «Учись слушать не ушами, а сердцем. В конце концов неважно, что человек говорит, важно, как он это делает. Уделяй внимание всему: манере, голосу, интонации. Обман может крыться как в отрывистом дыхании, так и в длинных паузах между словами, когда человек судорожно старается сглотнуть…»

Судя по тому, что я сейчас слышала, обвиняемый лгал. Причем делал это несмотря на окружающие его страшные орудия. Значит, он либо знал мое отношение к пыткам, либо рассчитывал на быструю смерть. Но, от кого? Ответ напрашивался сам собой: кто-то из моих людей был предателем. И этот «кто-то» был совсем рядом.

Рука потянулась к кованой ручке. Пора было войти и взять допрос под свой контроль. И даже всем силам преисподней в этот раз не удастся помешать мне выбить из негодяя правду.

Но, кажется, у Высших сил на сей счет были совершенно другие планы. Быстрый шаг за спиной и взволнованный голос лакея отвлекли меня от задуманного. Недовольная тем, что мне помешали, я опалила несчастного гневным взглядом, но прежде, чем открыла рот, он успел проговорить:

– В-ваше Величество, там, в-во дворе… Вам лучше самой всё увидеть.

Тяжелое предчувствие сдавило грудь. Зная мой нрав, никто не осмелился бы беспокоить меня по пустякам. Значит произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Где Арно?

– Там же. Вместе с князем Йозерци они отправили меня за вами.

Раздраженно передернув плечами, я кивнула на дверь:

– Хорошо. Я схожу и посмотрю. А ты пока останови допрос от моего имени. Пусть без меня не продолжают.

Лакей бросился выполнять поручение, в то время как я, подобрав юбки, ринулась к выходу. Я ещё успела услышать, как он посетовал на то, как туго открывается дверь, когда мощной взрывной волной меня буквально выплюнуло наружу.

Больно ударившись о землю, я попыталась подняться. Безуспешно. Всё вертелось перед глазами. В ушах стоял такой грохот, будто попала в окружение сотни барабанщиков, отбивающих дробь по приказу невидимого дирижера. В попытке заглушить сводящие с ума звуки, я зажала уши руками, но это не помогало, шум доносился не снаружи, а изнутри, грозя взорвать череп. Минуточку… взрыв… Титаническими усилиями превозмогая боль, я повернула голову туда, где ещё несколько минут назад стояли прочные каменные стены, теперь же, вместо них, словно насмехаясь, на меня уставилась зияющая дыра, из которой наружу вырывались языки пламени. Что, чёрт побе…

– Шанталь! Шанталь, вы слышите меня? Господи, вы вся в крови! Арно, дьявол тебя дери, не пялься как умалишенный. Живо за доктором!

Я испуганно отшатнулась, когда почувствовала, как чьи-то руки легко подхватывают меня с земли, но увидев над собой озабоченное лицо Тибора Йозерци, облегченно вздохнула и позволила себе прижаться ушибленной головой к широкому плечу. Его губы шевелились. Кажется, он обращался ко мне, но из-за адского шума, слова, будто доносящиеся откуда-то издалека, были еле различимы. Чтобы как-то справиться с болью и головокружением, я сосредоточилась на тепле, исходящем из могучей груди, учащенно поднимающейся и опадающей при каждом вздохе. Оно мягко окутывало подобно шерстяному пледу и частично успокаивало. Минуту, всего одну минуту позволю себе понежиться в объятиях этого властного и такого ласкового одновременно мужчины. Только минуту, чтобы он не успел напридумать себе такого, о чём потом придется пожалеть нам обоим: ему – о несбыточном, мне – о вынужденных мерах, призванных напомнить ему о несбыточном…

* * *

Ранения оказались серьезнее, чем можно было предположить. Раздраженно отослав суетящихся вокруг слуг, я, сквозь слёзы, выступившие на глазах из-за невыносимой головной боли, посмотрела на бледного, как полотно, эскулапа.

– Что скажете, Тамаш? Жить, надеюсь, буду? – Морщась от болезненных ощущений и подкатившей тошноты, я попыталась занять более удобное положение, с удивлением обнаружив, как кто-то, находящийся позади, тотчас заботливо подложил мне под спину еще одну пуховую подушку, помогая приподняться. Господи, я совсем забыла о Йозерци. Он что же, всё это время был здесь и присутствовал при осмотре? Будь всё проклято! Только смущения мне сейчас не доставало…

– Жизни Вашего Величества ничего не угрожает. Внутренних повреждений нет, а ссадины и ушибы скоро заживут. Разве что… – он запнулся, бросив испуганный взгляд мне через плечо. Можно было не сомневаться с чем ему пришлось встретиться. Наверняка князь свирепо сверлил его глазами, запрещая болтать лишнего. Нет, ну что за несносный человек! Ну почему он никак не желает осознать, что его чрезмерное желание постоянно присутствовать в моей жизни, нравится лишь ему одному?

Непробиваемый, как скала, князь не желал ничего понимать. Ни тонкие намеки, ни прямые оскорбления не приносили никакого успеха. Этот медведь решил быть рядом, и никакая сила не могла его прогнать. Вот и сейчас, словно желая испытать степень моей выдержки, он мягко приобнял меня за плечи и ободряюще их сжал.