– Ну, так я же выиграл, – ответил Нэйт и опустился на стул рядом с больничной койкой друга, широко расставив ноги.

– О, поверь, эту новость уже все обсудили, – фыркнул Леджер и поморщился от боли в груди. – Парни за ширмой болтали, что тебя от лысого еле оттащили. Правда?

Нэйт опустил взгляд на запыленные носы армейских ботинок. Он отстраненно подумал, что ощущает себя иначе. За два месяца в военном лагере он, казалось, повзрослел на пару лет.

– Правда, – наконец признался Нэйт и медленно провел ладонями по коротко стриженным темным волосам. – Не знаю… Ярость захлестнула. Сложно объяснить. Я как будто убить его хотел. Схватил в удушающий и… Просто не мог разжать руки.

Он поднял голову и покосился на друга. Леджер задумчиво глядел вверх. Вздохнув, он протянул:

– Я, наверное, постоянно с этим живу. С желанием причинять боль.

Нэйт удивленно уставился на Поэта.

– Просто не рассказывал, – пожал плечами Леджер, почувствовав его пристальный взгляд. – Честно сказать, хреново жить, ненавидя собственных предков. Отец по девять месяцев в году в море и там образцовый капитан, чтоб его. А как возвращается на сушу, пьет до красных чертей. Еще и умудряется учить меня жизни, прикинь? Мне нахер его нравоучения не сдались. А мать только и делает, что болтает о чудесном мальчике Эдварде.

Лицо Леджера скривилось. Он мысленно представлял маму, воркующую над чужим ребенком, в то время как он сам был предоставлен сам себе. Заболел? Лечись, как можешь, только к матери близко не походи, чтобы она Эдварда не заразила. Хочешь есть? Приготовь. Руки вроде бы на месте. Плохо учишься? Твои проблемы. После школы пойдешь работать в порт. Провоняешь рыбой, водорослями и солью, начнешь бухать и болтаться в море, как отец. Леджера все эти мысли приводили в ужас. Но он пока не знал, как выбраться из этого дерьма.

– У меня ситуация не лучше, – пробормотал Нэйт.

– Знаю. Твой предок совсем больной. Я это понял, еще когда ты в госпиталь попал после спарринга в клубе.

Нэйт горько усмехнулся. Леджер не знал и крошечной части того, что на самом деле происходило с семьей Эшбёрн. Он никому не рассказывал, было стыдно и страшно. Леджер ни разу не был у него дома, но относился к этому с пониманием. Они вдвоем то болтались на улицах, то в грязных забегаловках, то тусовались в старых домах каких-то приятелей и знакомых. Но Бёрнс, конечно, знал, что Нэйт из богатой семьи. Его одежда и гаджеты кричали об этом. При этом Нэйт никогда не кичился состоянием, что очень нравилось Леджеру. Он нашел в этом пареньке родственную душу. И это было взаимно. Они жили в разных условиях, с разным достатком, но понимали друг друга, как никто. Оба не знали, что такое забота и любовь родителей, что такое искренняя привязанность, тепло и помощь близких.

– Эй, – позвал вдруг Леджер и растянул губы в дебильной усмешке. – У нас с тобой броманс⁵, Виски. Самый настоящий, мать его, броманс.

Нэйт разразился смехом, не обращая внимания на занывшие скулу и плечо.

– Просто чтоб ты знал, – ткнув в направлении друга пальцем, добавил Поэт, – ты у меня первый.

– Иди ты на хрен, Ледж, – заржал Нэйт, и на душе вдруг стало легко. Он понял – вместе они со всем справятся.

***

Мать встретила так, будто Нэйт уезжал на три дня, а не на три месяца. Никаких объятий – впрочем, их не было с тех пор, как ему исполнилось пять, – никаких улыбок и слов о том, как она скучала. Но Нэйт уже этого не ждал. В свое время Джулия дала ему хороший совет по поводу того, как быть с отцом, и он был ей за это благодарен. Но в остальном их отношения оставались довольно прохладными. Просто Джулия не умела показывать любовь. Да и к кому? Родителей давно не стало, мужа она опасалась, а сын вызывал у нее противоречивые чувства. А вдруг он такой же, как Кристиан? Однако до сих пор он таковым не казался, но Джулия все равно была несколько напряжена в его присутствии, словно стоило ей хоть немного расслабиться, как Нэйт мог внезапно обзавестись из ниоткуда еще пятеркой своих копий с лицами бездушных манекенов. Глупый, иррациональный страх, но он отчего-то постоянно сопровождал ее.

– Есть новости о Томасе, – сообщила Джулия, когда Нэйт принял душ и вернулся в столовую, желая только одного – немедленно сожрать все то, что найдет в холодильнике.

Еда в лагере была скудной и однообразной, а растущему организму хотелось как можно больше калорий. Живот каждый день сводило от голода.

– Он пришел в себя?

– Пришел, еще в июне. Только теперь прикован к инвалидному креслу и говорит с трудом. – Джулия покрутила в пальцах фарфоровую чашку и, понизив голос, добавила: – Отец недоволен.

– В смысле? – удивился Нэйт, наливая в самую глубокую тарелку приготовленную домработницей наваристую и ароматную шотландскую похлебку. У парня уже начала бесконтрольно вырабатываться слюна от вида этого сытного блюда. – Он что, недоволен тем, что Томас получил страшные травмы?

– Вот именно. Считает его слабым и ни на что не годным. Он все чаще говорит о тебе, Нэйт. Похоже, у него на тебя большие планы.

– А что по поводу той девочки? Как ее назвали?

– Аманда, – пробормотала мать. – Она…

Джулия замолчала и уставилась в стену, выложенную плиткой горчичного цвета с вкраплениями бирюзы.

– Она не слышит, Нэйт.

Мать с сыном переглянулись, и Нэйт безвольно опустил руки, до боли сжимая челюсти.

– Выходит, мне еще повезло, что я отделался гетерохромией, – криво усмехнулся он, но на самом деле внутри все съежилось от страха.

А что, если у него не только глаза разные? Что, если с ним еще что-то не так?

Глава 6

Первое, что бросилось в глаза, стоило Нэйту войти через кованую калитку на территорию частной школы, – это тонкие ноги девчонки с распущенными волосами цвета так любимого им гречишного меда. Короткая черная плиссированная юбка, вязаный кардиган сливочного цвета и замшевые дерби. Она стояла к нему спиной, что-то удерживая перед собой в руках.

– Эм-Джей! – крикнул рыжеватый парень в очках и бросился к ней со ступенек школьного крыльца с желтыми крапинками опавших осенних листьев.

Нэйт сделал пару шагов вперед, повернул голову влево и наконец увидел ее лицо. По инерции прошел еще немного прямо, продолжая пялиться. Светлая кожа, а на носу россыпь крошечных не то веснушек, не то родинок. Глаза выразительные, оттенком похожие на скорлупки фундука. А губы будто измазаны вишневым соком. Вот только никакого блеска или помады на них не было. Нэйт остановился около старого дуба и рассеянно сдавил в пальцах полупустую пачку «Данхилла». Стащил у матери вчера вечером.

– Спасибо, что выручила! Я этот доклад две недели готовил. – Паренек нетерпеливо выхватил из ее рук красную папку. – Ты самая лучшая кузина во всей Шотландии!

– Оливер, ну почему ты такой рассеянный? – закатила глаза девчонка, которую рыжий назвал Эм-Джей. – Я из-за тебя на первый урок опоздаю!

– Мэри-Джейн, – пискнул парнишка, втягивая голову в плечи. – Твой автобус уходит.

Девчонка вскрикнула и бросилась прочь с территории школы. Нэйт вдруг осознал, что ей лет четырнадцать, не больше, но уже такая симпатичная. И имя как у подружки Человека-паука. Он улыбнулся уголками губ, покачал головой и, переступая через ступеньку, поднялся на крыльцо, вскоре скрывшись за тяжелой деревянной дверью.

Начало осени принесло с собой несколько изменений в жизни Нэйта. Во-первых, прежний тренер, к которому они с Леджером так привыкли, что даже считали ближе собственных родителей, внезапно оставил тренерскую должность и, по слухам, уехал в Лондон. В общем-то, такое вполне могло произойти, но Нэйт сильно сомневался, что тренер не сообщил бы ребятам, с которыми бок о бок провел восемь лет, о том, что покидает их. Все это было странно, но еще более подозрительным стало, когда вместо привычной мягкой формы борьбы они внезапно перешли на агрессивную технику тхэквондо, где позволялось драться изо всех сил. После военного лагеря, где царствовала жестокость, Леджер и Нэйт вновь погрузились в напряженную атмосферу спаррингов.

Второе новшество касалось Кристиана. Отец стал больше времени проводить с сыном. Чаще приезжал в Эдинбург, даже посещал тренировки и соревнования, чего прежде не бывало вообще никогда. Нэйт понимал – петля на его шее начала потихоньку затягиваться. Мать была права – он нужен Эшбёрну, и теперь тот взялся за сына всерьез.

– Ты возмужал за лето, – отметил Кристиан, как-то раз встретив его после занятий в частной школе.

– В лагере это было неизбежно, – равнодушно отозвался Нэйт.

– Как тебе там? Понравилось?

Эшбёрн одарил Нэйта проницательным взглядом. От него не укрылись рельефные мышцы сына и отточенная за три месяца военная выправка. Нэйт хмыкнул и сжал в кармане пачку сигарет. Курить хотелось нестерпимо. Он много тренировался и считался перспективным спортсменом, но ему казалось, что эта вредная привычка помогает на время расслабится. Словно сотканными из дыма руками снимает с плеч невидимый груз, возложенный отцом.

– Понравилось, – наконец ответил Нэйт, избегая колючего взгляда.

– Я рад это слышать. Складывается впечатление, что мы с тобой все же начинаем настраиваться на одну волну.

Хорошо, что отец не умел читать мысли, потому что в этот момент Нэйт крыл Эшбёрна отборным матом, приправляя крепкие ругательства язвительными комментариями. Однако старался сохранить непроницаемое выражение лица, помня о словах матери.

– Как Томас? – спросил Нэйт, когда в салоне автомобиля на время воцарилось молчание.

– Любопытно, – протянул отец, и Нэйт удивленно обернулся к нему. Кристиан развел руками и чуть приподнял правый уголок губ. – Он не ходит, как ты знаешь, говорит с трудом. Но все же ему это удается, и в такие моменты твой брат озвучивает занятные вещи.

По спине Виски поползла холодная змейка дурного предчувствия. Нэйт не был дураком и однажды наконец сложил два и два. Попросту запретил себе прятать голову в песок. Странные видения о жизни неизвестных ему людей, шесть близнецов Эшбёрн, его родители, которые за все пятнадцать лет не видели внука, да и сами внуки, родившиеся с уродствами. Нэйт окончательно признал, что с ними со всеми что-то не так. И склонялся к некоему психическому отклонению. Был ли он сам здоров? Нэйт уже не мог ответить внятно. Если живешь в среде чокнутых, сохранять здравый рассудок очень тяжело. Может быть, поэтому его так тянуло к Леджеру. Рядом с ним все казалось понятным, естественным и дружелюбным.

А между тем Кристиан, поправляя идеально подстриженные волосы, продолжил:

– Нам кажется, что у него открылся прежде запечатанный дар. Томас теперь может предсказывать будущее. Знаешь, а ведь с тобой стряслось нечто подобное, верно? – Эшбёрн обернулся к сыну и растянул губы в приторной улыбке. Нэйт готов был поклясться, что во всем облике отца проскользнуло нечто акулье. – После того боя в клубе ты начал вспоминать прошлые жизни. Это серьезный скачок вперед, Нэйт.

– Если это и был скачок, то поближе к могиле. Тот боец мне здорово вмазал по морде, – пытаясь затолкать панику поглубже, протянул он. – И не один раз. Я мог и вовсе идиотом остаться.

– Но не остался. Ты держался вполне достойно для подростка. И быстро восстановился.

Кристиан побарабанил пальцами по колену, скользя взглядом по лицу сына. Словно на что-то решившись, он произнес:

– Что ты знаешь о реинкарнации?

Парень округлил глаза, некоторое время пялясь на наручные часы отца, а затем, преодолевая сухость в горле, выдавил:

– Это что-то про загробную жизнь? Мумии там… Почему ты спрашиваешь?

– Должно быть, ты смотришь много голливудских фильмов, – хмыкнул Кристиан. – Мне давно стоило поговорить с тобой на эту тему. Еще когда ты рассказал мне о своих видениях.

– Они почти пропали, – быстро вставил Нэйт и тут же поморщился от слова «почти».

– Главное, что ты вообще их видел, – покачал головой отец. – Этого уже достаточно.