– Отец ждет тебя внутри, – негромко сообщил водитель, и Нэйт открыл дверцу, подставляя лицо промозглому осеннему ветру.

Судя по табличке с часами работы, собор должен был вот-вот закрыться. На площади перед ним фотографировались люди, но внутрь уже никто не стремился попасть. Он один поднялся по каменным ступеням и потянул на себя железное кольцо на арочной двери.

Тяжелая створка поддалась с трудом, а в нос тотчас ударил запах древности, эфирных масел и дерева. Шаги Нэйта отдавались эхом под высокими сводчатыми потолками, а разноцветные отблески витражной мозаики на каменном полу указывали ему путь. На мгновение показалось, что он перенесся в далекое прошлое, где все вокруг непривычно, враждебно и чуждо.

Складывалось впечатление, что во всем здании совсем никого нет, но когда Нэйт попал в просторный зал со множеством рядов деревянных скамеек, он наконец заметил отца. Короткие темные волосы, воротник пальто цвета выдержанного коньяка поднят, ладони спрятаны в передние его карманы.

– Сядь рядом, – спокойно попросил отец, даже не обернувшись.

Пришлось сделать еще с десяток шагов и занять место по соседству с Кристианом. Он не отрывал взгляда от огромного витража перед ними.

– Почему ты решил встретиться именно здесь? – поерзав на скамье, спросил Нэйт.

Он заметил, как приподнялась темная, будто бы нарисованная бровь Эшбёрна. В остальном же никакие эмоции на его бледном лице не отобразились.

– Это место напоминает мне мою собственную судьбу.

– В смысле?

– История этого собора столь же трагична, сколь и увлекательна. Он основан в двенадцатом веке, но внутренности его полностью сгорели уже в четырнадцатом. В разное время здесь были и тюрьма, и школа, и место содержания блудниц. В этих стенах совершали и казни. И что же мы видим сейчас? Собор вернулся к своему исходному облику. Он прекрасен, он – магнит для людей со всего мира. Он полон жизни и мощи. А все это потому, что его внутреннее наконец полностью совпало с внешним.

Отец говорил тихо, но каждое его слово наполняло пространство, заполняя пустоту в здании.

– Ты намекаешь на реинкарнацию? – выдавил Нэйт, сам не веря в то, что произнес вслух эту глупость.

– Ты изучил этот вопрос?

– В какой-то степени.

– Разговор с матерью не считается, – внезапно произнес Кристиан и повернул голову в сторону сына, при этом тело его даже не шелохнулось: плечи не двигались, а ладони неподвижно замерли на коленях.

В кожу Нэйта впились тончайшие иголочки беспокойства. Почему отец постоянно пытался выглядеть жутко? Это попеременно напоминало то дешевый спектакль, то тщательно продуманную тактику. Вот только какую цель этим самым преследовал Кристиан? Иногда Нэйту казалось, что он попал в психушку. Истеричная или же наоборот слишком равнодушная мать, загадочный и жестокий отец… Может, он и пытался добиться этого эффекта? Или сам был не в себе?

– А разве я не могу с ней поговорить? – наконец отозвался Нэйт, не совсем понимая, откуда Эшбёрн узнал об этом. Джулия дала понять, что не очень-то расположена откровенничать с мужем. И все же об их разговоре он уже был осведомлен.

– Можешь. Но я велел тебе изучить информацию лично, а не сплетничать обо мне с матерью.

– У кого же еще я могу узнать хоть что-то о собственном отце? – процедил Нэйт, не сдержавшись. – Кстати, я сегодня с кем беседую? С самим Кристианом или его братом? Или вы там и сами не знаете, кто из вас мой папаша?

Нэйт распалялся все больше, и в тот момент ненависть к отцу вспыхнула в нем с новой силой. Вся эта гребучая таинственность, демонстративная отстраненность и превосходство над всеми, сквозившее в каждом взгляде отца, в каждом ленивом движении, разожгли пожар на благодатной почве вспыльчивого подросткового возраста.

Однако Нэйт не учел одного. Его отец не прощал в свою сторону ни одного сомнительного комментария.

– В тебе по-прежнему слишком много глупости и горячности. Ты меня разочаровываешь, Нэйт. Раз за разом.

Стоило последней фразе повиснуть в воздухе, как из-за колонн вышли двое мужчин в черной форме. Лица скрывала тень от козырьков кепок, ладони были затянуты в перчатки.

– Мой тебе совет – не сопротивляйся, – равнодушно произнес Кристиан.

– Куртку сними, – буркнул тот из мужчин, что был чуть выше второго, который в этот самый момент дернул Нэйта за локоть на себя.

Его сорвало со скамьи прямо в руки людей отца.

– Что ты на этот раз задумал? – выкрикнул Нэйт, сжимая кулаки. С него грубо сорвали куртку и бросили ее под ноги. На внутренней подкладке остался пыльный след подошвы мужского ботинка. – В прошлый раз меня чуть не забили до смерти! Тебе этого было мало?!

– Это тебе было мало, сын, – улыбнулся Кристиан.

Он встал и, заложив руки за спину, неторопливо направился вправо, отвернувшись от подростка. Между тем мужчины, выкрутив Нэйту руки, вынудили его встать на колени на истертый тысячами ног прихожан каменный пол. В ушах шумела кровь, которую взбесившееся сердце гнало по организму, а взгляд в панике выхватывал какие-то несущественные детали: сор, забившийся в щели между каменными плитами, мелкие щербинки и сколы, слезший лак на ножках скамьи, с которой только что встал отец.

– Все, чего я пытаюсь от тебя добиться, Нэйт, – это стать мне союзником. Но ты продолжаешь хамить и огрызаться, к тому же отчего-то считаешь меня врагом.

Из горла паренька вырвался истеричный смешок. Один из мужчин удерживал его за шею, пригибая к полу, второй держал руки заведенными за спину.

– Отчего-то? Ты серьезно? То, что ты делаешь со мной, – унизительно. Посмотри же на меня!! Повернись сюда своей проклятой рожей и просто посмотри!

– Что же здесь унизительного? – резко обернувшись, вопросил Кристиан. – Ты находишься в церкви и стоишь на коленях перед алтарем и перед собственным отцом.

«Он спятил», – в отчаянии подумал Нэйт, с трудом дыша, ощущая невероятное напряжение в шее и затылке. Казалось, еще немного, и голова его попросту треснет.

– Твое положение естественно и выказывает уважение. Только и всего. Здесь нечего стыдиться. И кровь, которая вскоре окропит эти каменные плиты, станет твоей платой мне за проявленное неуважение.

Нэйт, не в силах больше слушать сумасшедшие речи отца, рванулся в удерживающих его руках и умудрился ударить ногой одного из мужчин. Раздалось сдавленное ругательство, а затем Нэйта припечатали лицом в каменную крошку у ног отца. Правую щеку обожгло, а в челюсти что-то тошнотворно хрустнуло, отдавая в ухо.

– Не сопротивляйся, сын. И все закончится быстро. А чтобы урок ты усвоил на всю жизнь, мне придется пообещать тебе, что в следующий раз, за любое твое непослушание или любую грубость в мой адрес расплачиваться будет твоя мать.

– Даже не думай рыпаться, – прошипел мужчина в черном, а затем удерживающие Нэйта руки вдруг исчезли.

Он приподнял голову, тут же почувствовав на щеке что-то теплое. Провел пальцами, стирая грязь и кровь. В ушах звенело, а дыхание стало частым и рваным. Он чувствовал себя загнанным в ловушку зверем, которому не оставляли иного шанса, кроме как стать ручным псом у единственного на всю жизнь хозяина.

– Что со мной будет? – выдохнул Нэйт, поднимаясь на ноги. Хотелось сплюнуть кровавую слюну, но осознание того, что он находится в соборе, не позволило совершить подобное кощунство.

– Подойди к колонне и держись за нее крепко, – ласково улыбнувшись, сказал Кристиан, снова занимая место в первом ряду.

Сил хватило только на то, чтобы захлопнуть за собой дверь, а потом ноги подкосились, и Нэйт рухнул на колени, в следующую секунду распластавшись на полу, прижимаясь раненой щекой к холодному кафелю. Он надеялся, что мать не придет на шум, но она выскользнула из своей спальни и прижала ладони ко рту, вглядываясь в темную фигуру на полу.

– Нэйт? Ты напился, что ли? – не веря своим глазам, спросила она.

Парень вдруг осознал, что его трясет так, будто он только что улегся голышом на льдину. Спина была противно мокрой и словно бы липкой – от крови, сочившейся из лопнувшей на спине кожи и пропитавшей насквозь остатки футболки.

Шесть ударов плетью, шесть глубоких ран, следы от которых останутся на всю жизнь. И один вопрос – за что? Вопрос, ответ на который искать было бесполезно.

Глава 8

За восемь лет дружбы Леджер впервые оказался в гостях у Нэйта, и контраст между их с матерью скромной квартирой и апартаментами, в которых жил его друг, вызвал у Бёрнса непритворный шок. Все, что он видел, несомненно стоило баснословно дорого: и картины на стенах, и мебель из цельного дерева, и ковры с ручной вышивкой.

Джулия с опаской наблюдала за тем, как долговязый светловолосый парень, удивленно подняв брови, озирается по сторонам, сунув ладони в задние карманы спортивных штанов.

– Нэйт в своей спальне, – сдержанно сообщила она и, указав рукой на запертую белую дверь, скрылась в гостиной.

Леджер дотронулся указательным пальцем до фарфоровой балерины на полке, а та вдруг покачнулась и опасно накренилась.

– Твою мать, – прошипел парень и едва успел поймать фигурку обеими руками.

Поставив балерину на место, он обтер вспотевшие ладони о черные штаны и, стукнув по двери один раз, тут же ее распахнул.

– Здоро́во, – хрипловатым голосом поприветствовал он Нэйта.

В комнате оказалось темно, лишь полоска света, прокравшегося в спальню между занавесок, разделила пол напополам. Нэйт лежал на животе, но, услышав голос друга, зашевелился и закашлялся.

– Привет. Можешь свет включить. Если не боишься.

Ледж матерно выругался, начиная понимать, что снова стряслось с Нэйтом.

– Только не говори, что твой больной папаша опять над тобой поиздевался…

– Не скажу, сам увидишь.

По периметру потолка вспыхнули лампочки, а глаза Леджера округлились, когда он увидел кровавые пятна на бинтах Нэйта. Друг оперся на руки, напрягая бицепсы, и встал с кровати. На его лбу выступили капли пота, будто такое простое действие отобрало у него все силы. И Ледж с ужасом понял, что так оно и было.

– Расскажешь, что стряслось? – напряженно спросил он, усевшись на широкий подоконник и скрестив руки на груди.

Нэйт, пытаясь держать спину прямо, встал рядом и уставился в окно. Накрапывал дождь, орошая асфальт первыми мелкими каплями, отпугивая редких прохожих.

– Не хочу вспоминать, – наконец тихо ответил Нэйт. – Считай, что это часть его воспитательных мер.

– А не поздновато тебя воспитывать? – процедил Леджер, невольно подмечая, что даже просто стоять Нэйту почти невыносимо. Его слегка потрясывало от напряжения, и в конце концов он не выдержал. Опустился на компьютерное кресло, не касаясь спинки. Друг был одет в одни шорты, вместо футболки – бинты, обмотанные вокруг торса. – Виски, по-моему, то, что я сейчас наблюдаю – это дно. Не считаешь? Пошли своего чокнутого предка и свали нахрен из дома. Будешь жить у меня. Отец в море еще минимум на два месяца, а мать иногда даже дома не ночует, если ее драгоценный Эдвард начинает шмыгать носом. А болеет он чаще, чем я приношу из школы плохие оценки, чтоб ты знал.

– Наверное, я мог бы так и сделать. Но отец ясно дал понять, что за все мои проступки будет отвечать мать.

– Да что ж так дерьмово-то, – покачал головой Леджер и взъерошил светлые волосы ладонями. – Выходит, про золотую клетку не просто так болтают. Вроде бы живешь в шоколаде, но слишком уж дорого он обходится.

Нэйт вдруг осознал, что несмотря на их долгую дружбу, Бёрнс на самом деле не знал о нем ничего. Не знал самого главного, о чем и говорить было невозможно. Он поднял голову, впервые пристально вглядываясь в лицо друга, и невольно выругался, поднимаясь с кресла.

Леджер криво усмехнулся, пряча глаза за отросшими прядями, упавшими на лоб. Побарабанив пальцами по подоконнику, он развел руками и произнес:

– Я в порядке.

– Ну еще бы. Ходишь, разговариваешь. Вижу, что полный порядок. Откуда украшение?