Мы прекращаем, и он наконец-то поднимается на ноги. Наши с Августом спины как стены загораживают Аврору от его взгляда.

– Лиам, нельзя, чтобы он кому-то рассказал, что ты ударил его. Тебе…

Что-то оживает в моей душе при этих словах Авроры. Почему ее волнует, как это скажется на моем имени? Я прекрасно знал, что делал, когда принял решение вырубить этого ублюдка. Как и осознавал, какие последствия от этого могут быть.

– Мне плевать, Рора. – Отзываюсь я, бросая на нее взгляд через плечо. – Я большой мальчик, разберусь.

С чем я, черт возьми, не могу разобраться, так это с магнетическим притяжением к тебе.

– Проваливай. – Я делаю шаг к Дику, вставая с ним нос к носу. Мои ноздри раздуваются, как у разъяренного быка. – Ты можешь рассказать хоть каждому человеку, что Уильям Рассел распускает руки, но если… Если ты еще раз приблизишься к ней. Или просто упомянешь ее имя. Можешь выбирать себе место на кладбище, придурок. Только учти, что ни одно похоронное бюро в Англии тебе в этом не поможет. А знаешь, купи себе болото. Там тела разлагаются медленнее. Это подходит таким ублюдкам, как ты.

Веки Дика нервно подергиваются.

– Моя компания, не трогайте мою компанию, лорд Рассел, – запинаясь произносит он.

– К утру у тебя ее не будет. Так что не переживай, трогать будет нечего.

Август присвистывает, слегка покачиваясь на пятках.

– Ты точно лорд, а не мафиози? Я думал аристократы более… аристократичные?

Мы такие же, как и все, просто скрываем свою тьму лучше остальных.

– Говорят, мой прапрадед имел связи с итальянской мафией. Может, это гены, – хмыкаю я. А может, женщина, стоящая у меня за спиной, лишает меня последних крупиц контроля.

Август пропускает смешок и хватает Дика за шею, уводя его в направлении лестницы.

– Я провожу его до двери, но лучше бы, конечно, воспользоваться окном.

– Ты можешь поставить ему подножку на ступеньках, и он съедет лицом вниз. Будет эффектно.

Август щелкает пальцами.

– Точно. Пойдем, урод. Прокатимся, я люблю быструю езду. – Он дает Дику подзатыльник.

Аврора закатывает глаза и гневно вздыхает.

– Слишком много тестостерона. Заткнитесь уже.

Я не обращаю внимания на ее ворчание, обращаясь к своему напарнику в преступлении.

– Спасибо, Август. Это много значит для меня.

– Не за что, лорд Рассел.

– Просто Лиам. Я… типа нормальный человек, – я хмыкаю. – Пытаюсь им быть.

– Тогда просто Гас. – Он сильнее сжимает шею Дика, когда тот начинает поскуливать. – Я типа… типа просто Гас.

Аврора откашливается.

– Пара года, буквально.

Я поворачиваюсь к ней и впиваюсь в нее взглядом, призывающим ее наконец-то перестать огрызаться и игнорировать то, что она все еще напугана. Гас уходит, оставляя нас наедине.

– Ну, мне тоже пора, спокойной ночи и страшных снов. – Она делает шаг в сторону, чтобы обойти меня, но я хватаю ее за руку, прерывая ее бегство.

Место нашего соприкосновения полыхает, словно мы два несовместимых вещества, которые вызывают горение.

Возможно, это плохая идея. Возможно, моя голова теперь новая мишень для ее каблука. Но также, возможно, я знаю, что ей не противны мои прикосновения. И это – единственное, что она никогда не сможет отрицать.

– А теперь честно, ты в порядке?

Аврора смотрит мне в глаза, откидываясь на стену позади себя. Она не одергивает руку, но часто дышит, и я не знаю, как распознавать ее сигналы. Мое дыхание тоже прерывистое. Но только по той причине, что эта девушка перекрывает мне дыхательные пути каждый раз.

– Я же сказала, да. Чего ты хочешь? Спасибо?

– Было бы неплохо. – Я делаю шаг к ней. Лацканы моего пиджака задевают ее платье. Один шаг, и этого достаточно, чтобы в моих ушах появился гул, а остальной мир исчез.

– Я не просила меня спасать.

– Но ты переживала, что драка скажется не самым лучшим образом на моей репутации.

– Я переживала о своей репутации. – Она вздергивает подбородок. – Он приставал ко мне. И из-за меня же поцеловал пол.

– Как скажешь, – безразлично хмыкаю я, проводя большим пальцем по ее запястью, где пульс бьется со скоростью колибри.

– Послушай, Лиам.

Она выдергивает свою руку и скользит ей по моему животу, а затем переходит на грудь. Тонкие пальцы перебирают пуговицы рубашки, а затем рисуют круги в области сердца. Я чуть не закатываю глаза от мурашек, которые начинают покрывать кожу.

– Со мной все в порядке по трем причинам. – Она поднимает другую руку, привлекая мое внимание к трем поднятым пальцам. – Первая: я могу за себя постоять. – Аврора загибает большой палец. Другая рука все еще путешествует по моему торсу, я плотнее прижимаюсь к ней, потому что мне мало. Потому что я чувствую себя свободным рядом с ней. – Вторая: я проживаю каждый день среди мужчин и умею с ними справляться. – Она загибает указательный палец, оставляя поднятым только средний. Я усмехаюсь, а она быстро прикусывает нижнюю губу и тут же ее выпускает. – О, гляди-ка, третья причина. – Средний палец маячит между нами. – Иди к черту.

Аврора отталкивает меня и уходит с грацией кошки, вышагивая по узкому коридору, как по подиуму. Она скрывается, а я все еще смотрю в пустоту, где ее больше нет. Мое сердце все еще пытается пробить грудную клетку и убежать вслед за женщиной, которую мне никогда не заполучить.

Я прикладываю ладонь к груди. Туда, где пару минут назад меня согревали ее прикосновения. Прикосновения, которые она не дарит просто так.

Задев внутренний карман пиджака, понимаю: что-то не так. Засовываю туда руку и обнаруживаю, что Аврора украла мой бумажник.

Снова.

Глава 5
Лиам

Стоит мне покинуть мероприятие и остаться одному в тишине салона автомобиля, как воспоминания четырехлетней давности о нашей встрече с Авророй обрушиваются на меня тяжелой волной.

Я въезжаю в Бристоль – место, где я вырос. А если точнее, провел свои школьные годы. Ведь вырос я в усадьбе бабушки и дедушки в графстве, находящимся к северо-западу от города. 

В Бристоле у моей семьи небольшой дом, куда я всегда возвращался после школы и тренировок по балету. Однако большую часть жизни одна из усадеб Расселов – Гринвей хаус, была моим постоянным местом жительства. 

Родители нередко уезжали в Лондон или Эдинбург, потому что не смели пропустить ни одно благотворительное мероприятие или игру в поло. Дедушка тоже часто путешествовал по миру или по своим владениям, ведя бизнес. Однако бабушка в основном обитала в своей любимой усадьбе и настаивала на том, чтобы я жил с ней. 

Это не освобождало меня и ее от присутствия на всех вечерах, где пахнет древностью, старыми деньгами и виски столетней выдержки, но давало передышку и уголок спокойствия. 

Дом в самом Бристоле отличается от других владений моей семьи. Он скромный и более… нормальный. Если можно назвать нормальным, что там на постоянной основе живет персонал. По сути, это больше их дом, чем наш. Ведь с тех пор, как я окончил школу, в нем редко кто появляется. 

Я давно не виделся с бабушкой. А она – источник моих жизненных сил, которые в последнее время на исходе. 

Чем старше я становлюсь, тем больше бремя обязанностей и ожиданий пронизывает каждую минуту моего существования. Иногда кажется, что множество рук душат или надевают на меня петлю, которая с каждым днем все сильнее затягивается вокруг шеи. 

Бесконечные благотворительные мероприятия, обязательное присутствие на открытии какой-нибудь школы или больницы, множество светских мероприятий, где я должен поспособствовать какой-нибудь сделке или просто почтить своим присутствием влиятельную пару, решившую заключить брак и объединить свои активы. 

Все это… утомляет. А особенно утомляет, когда ты пытаешься гармонично совмещать свой долг с обычной жизнью. Обычными друзьями. Учебой. И просто… свободой. 

В этом году я заканчиваю академию танца. И, сказать честно, то, что ждет меня дальше, пугает.

Мне предстоит бизнес-школа и еще большее погружение во все дела семьи. Еще большее давление. Не говоря уже о браке, который висит надо мной, как грозовая туча. 

У меня еще есть время, но кажется, что оно ускользает сквозь пальцы. Я не хочу выбирать себе жену, не хочу оценивать ее, как кобылу, достойную скачек.

Я, к своему стыду и вопреки всем правилам, хочу влюбиться. Хоть и боюсь этого до смерти. Ведь что может быть хуже, чем полюбить того, кто никогда не сможет стать частью моего мира? 

Я не являюсь святым. И монахом тоже. К сожалению или счастью. 

Моя спальня походит на публичный дом, который может посоревноваться по количеству женщин, побывавших в нем, с лучшим борделем в Нидерландах. Если искать себе оправдание, то оно достаточно просто: я хочу выжать из жизни максимум, прежде чем меня сошлют в какое-нибудь графство с женщиной, которую я не переношу, и обязанностями, от которых меня тошнит.

Все девушки, с кем я сплю или развлекаюсь, уходят так же быстро, как и появляются. Мне не хочется узнавать их, ведь кажется, что чем больше человек покажет свою душу, тем сильнее риск влюбиться. 

Я не из тех, кто запер свои чувства и стал льдиной. Это бы, безусловно, сыграло огромную пользу и облегчило мне жизнь. Но нет. Я тот, кто чувствует. И это пугает. 

Погруженный глубоко в себя, я не замечаю, как доезжаю до цветочного магазина, где продаются любимые цветы бабушки. 

– Добрый вечер, – я приветствую продавщицу, которая тащит огромный мешок земли в отдел с садовыми растениями. – Позвольте я вам помогу. 

Она смотрит на меня пару мгновений, а потом, устало сдув светлую прядь волос со лба, кивает. 

Я подхватываю мешок и несу его туда, куда она указывает. Мой светлый кашемировый джемпер наверняка не оценит этот поступок, но мне плевать. Бабушка точно дала бы мне подзатыльник, если бы я не помог девушке. 

Она воспитывала меня лучше. 

Так что грязь на моей одежде вызовет только нервный тик на лице матери, но совершенно не оскорбит меня. Кстати, надеюсь, что Лорен Рассел укатила в какую-нибудь другую нашу усадьбу, чтобы проесть мозг своим слугам.

– Спасибо, – смущенно говорит девушка. – Немногие готовы таскать грязные мешки с землей.

– Не бойтесь просить о помощи. Вы не должны носить такую тяжесть. 

– Это моя работа. – Она тяжело вздыхает, а я просто киваю, потому что больше нечего сказать. 

Мне всегда кажется, что все вокруг работают больше, чем я. Что я совсем бесполезен. Черт, за меня даже стирают носки, потом гладят и аккуратно складывают по цветам в отдельный отсек гардероба. И хотя я привык к такому укладу – ведь живу так с рождения – это не отменяет того, что мне хочется сделать хоть что-то самому.

Принести пользу. 

– У вас есть бордовые каллы? 

Это единственный магазин в Бристоле, где они продаются круглый год. 

– Да. 

– Мне нужны все, что у вас есть. 

Глаза девушки расширяются до размера монет, которые она пересчитывает в кассе. Ошеломленно кивнув, продавщица начинает собирать букет. 

– Вашей жене повезло. – Ее взгляд скользит на фамильное кольцо на моем безымянном пальце.

– Это для моей бабушки. – Я оплачиваю покупку картой и достаю из бумажника щедрые чаевые. – Если сегодня вы обещаете не таскать мешки с землей, то эти деньги ваши.

Я, конечно, лукавлю – они в любом случае ее. Но мне хочется, чтобы у этой девушки был повод немного отдохнуть.

Ведь я, кажется, отдыхаю всю жизнь. 

Она закашливается, но кивает. 

– Да. Возможно, даже закроюсь пораньше.