– Учитель позвал меня, чтобы я чем-то ему помог? – сияя улыбкой, поинтересовался Мо Жань.

– Угу, – отозвался Чу Ваньнин.

– Что я должен делать?

– Приберись здесь.

Улыбка так и застыла на лице Мо Жаня. Он окинул взглядом комнату, выглядевшую так, будто через нее пронесся ураган, и не нашелся что сказать.

Чу Ваньнин был гением, одаренным поистине божественными способностями, но во всем, что касалось житейских вопросов, он показывал себя полным кретином.

Убрав с пола осколки пятой по счету чашки, разбитой давным-давно, но так и не выброшенной вовремя, Мо Жань наконец не выдержал:

– Учитель, сколько же вы не убирались в своей комнате? Великое Небо, ну и беспорядок!

– Почти год, – ответил, не поднимая головы, просматривающий чертежи Чу Ваньнин.

Прошло некоторое время, прежде чем Мо Жань вновь обрел дар речи.

– А спите вы обычно где?

– Что?

Вероятно, в чертежи закралась какая-то ошибка, раз Чу Ваньнин, которого то и дело отвлекали, выглядел еще более раздраженным, чем обычно. Пригладив волосы, он сердито ответил:

– Разумеется, я сплю на кровати.

Мо Жань перевел взгляд на вышеупомянутую кровать, загроможденную полуготовыми механическими воинами, а также пилами, топорами, напильниками и прочими инструментами с холодно блестевшими лезвиями острее бритвы. Жуть! И как он еще не отрезал себе голову во сне?

Все утро Мо Жань трудился в поте лица. Он вымел с пола три полных совка пыли и опилок, а пока протирал полки и книжные шкафы, истратил больше десятка белых тряпок, которые почти сразу стали черными. Однако уже перевалило за полдень, а была убрана лишь половина комнаты.

Вот уж действительно, этот Чу Ваньнин по зловредности перещеголяет любую злобную тетку!

На первый взгляд уборка не выглядела таким уж серьезным наказанием, да и не сказать чтобы она попадала под определение «тяжелой работы». Но кто же знал, что придется наводить чистоту в этом жутком логове, где никто не убирался триста шестьдесят пять дней? Кроме того, хотя Мо Жань и чувствовал себя неплохо, на нем после порки живого места не было, и, если эти мучения продолжатся, он вскоре совсем выдохнется и упадет без сил!

– Учитель…

– Да?

– У вас тут гора грязной одежды…

Судя по ее размерам, белье в нее подкидывали уже месяца три.

К тому моменту Чу Ваньнин установил на место одну из рук «ночного стража». Он потер ноющие плечи и поднял глаза на кучу одежды, наваленную поверх сундука.

– Я сам постираю, – холодно произнес Чу Ваньнин.

Мо Жань с облегчением вздохнул, про себя благодаря небо и землю за ниспосланную милость, а затем с любопытством спросил:

– Ого, неужели учитель и стирать умеет?

Чу Ваньнин бросил на него короткий взгляд и, помедлив, равнодушно ответил:

– А что в этом сложного? Бросить в воду, замочить, потом вытащить и повесить сушиться, вот и все.

Интересно, какое бы впечатление произвели эти слова на девиц, что сохли по уважаемому наставнику Чу? Мо Жань ничуть не сомневался, что их трепетные сердца были бы разбиты. Возвышенный и прекрасный образ этого человека – одна видимость, пшик, что могло вызывать лишь презрение.

– Уже поздно. Сейчас пойдешь со мной в столовую, а потом вернешься и закончишь с уборкой.

Зал Мэн-по никогда не пустовал: внутри всегда сидели хотя бы несколько учеников. Взяв деревянный, покрытый лаком поднос, Чу Ваньнин поставил на него несколько блюд и молча сел за стол в самом углу.

Вокруг него тут же образовалось безлюдное пространство окружностью около двадцати чи^[28].

Никто не осмеливался садиться слишком близко к старейшине Юйхэну: все опасались, что он, вдруг разгневавшись, тут же достанет Тяньвэнь и начнет стегать всех без разбору. Чу Ваньнин прекрасно понимал ход их мыслей, но его это ничуть не заботило; холодный и безразличный ко всему красавец спокойно сидел на своем месте и благопристойно принимал пищу.

Сегодня, однако, все было немного иначе.

Раз Мо Жань пришел с Чу Ваньнином, то, конечно, должен был сидеть с ним.

Другие боялись Чу Ваньнина, и Мо Жань боялся, но ему уже приходилось умирать однажды, так что его страх перед этим человеком был не таким сильным, как у остальных.

Более того, ужас, который Мо Жань испытал, впервые увидев Чу Ваньнина после перерождения, мало-помалу сошел на нет, уступив место привычным чувствам – ненависти и отвращению. И что с того, что Чу Ваньнин невероятно силен? Разве в прошлой жизни он не умер от его руки?

Сев напротив Чу Ваньнина, Мо Жань принялся с хрустом обгрызать ребрышки в кисло-сладком соусе, выплевывая кости на тарелку, где вскоре образовалась целая горка.

Внезапно Чу Ваньнин швырнул палочки на стол.

Мо Жань застыл.

– Не мог бы ты не чмокать во время еды?

– Я же обгрызаю кости. Как это можно делать бесшумно?

– Тогда не обгрызай кости.

– Но я люблю грызть косточки!

– Проваливай куда-нибудь в другое место и грызи там!

Их перебранка становилась все громче. Некоторые ученики уже начали украдкой поглядывать в их сторону.

Мо Жань вытер лоснящиеся от жира губы, изо всех сил сдерживая желание нахлобучить пиалу Чу Ваньнину на голову. Спустя несколько мгновений он прищурился и проговорил со сладкой улыбочкой:

– Учитель, не кричите так громко. Если кто-нибудь услышит, все будут над нами смеяться, не правда ли?

Чу Ваньнин всегда был очень застенчивым, а потому тут же понизил голос и почти шепотом рявкнул:

– Проваливай!

Мо Жань едва под стол не свалился от хохота. Чу Ваньнин только озадаченно молчал, глядя на него.

– Ох, учитель, не смотрите на меня так, ешьте, ешьте. Я постараюсь жевать потише.

Насмеявшись вдоволь, Мо Жань вновь притворился послушным мальчиком и стал грызть кости намного тише.

Добром от Чу Ваньнина можно было добиться гораздо большего, чем если постоянно его злить. Когда он увидел, что Мо Жань послушно перестал чавкать, его лицо смягчилось, и он перестал выглядеть как страдалец, ненавидящий всех и вся. Опустив голову, Чу Ваньнин продолжил аккуратно есть свой тофу с зеленой фасолью.

Спокойствие, однако, продлилось недолго: вскоре Мо Жань вновь взялся за старое.

Он и сам не знал, какая муха его укусила; однако стоило в этой жизни Чу Ваньнину оказаться рядом, как у Мо Жаня тут же появлялось желание его позлить. А потому Чу Ваньнин был вынужден наблюдать, как Мо Жань, пусть и почти бесшумно, уже не палочками, а руками хватает ребрышки и жадно обгладывает их, пачкая пальцы в жире и соусе.

Чу Ваньнин попытался сдержаться, и от напряжения у него на висках вздулись вены. Прикрыв глаза густыми ресницами, он опустил взгляд и продолжил есть, стараясь не смотреть на Мо Жаня.

Возможно, юноша так радовался ребрышкам, что увлекся и не заметил, как по неосторожности бросил обгрызенную кость в тарелку Чу Ваньнина.

Наставник уставился на уродливое, неровно обглоданное ребро. Казалось, можно было заметить невооруженным глазом, как сгустившийся вокруг него воздух затвердел, промерзший насквозь.

– Мо Жань!

– Учитель… – пролепетал Мо Жань с испугом, то ли напускным, то ли неподдельным. – Э-э-э… Я это нечаянно.

Да конечно. Было бы странно, если бы это произошло нечаянно.

Чу Ваньнин молчал.

– Не сердитесь, я сейчас уберу.

С этими словами Мо Жань взял палочки, сунул их в пиалу Чу Ваньнина, скрежетнув по краю, и быстро вытащил оттуда кость. Лицо Чу Ваньнина побледнело до такого синюшного оттенка, будто он вот-вот упадет в обморок от брезгливости.

Ресницы Мо Жаня затрепетали, а прелестное лицо приобрело выражение оскорбленной невинности:

– Неужели вы брезгуете мной, учитель?

Чу Ваньнин ничего не ответил.

– Простите, учитель.

«Ладно, – подумал наставник Чу, – незачем опускаться до споров с молодежью».

Ему удалось подавить порыв призвать Тяньвэнь и хорошенько хлестнуть Мо Жаня, но аппетит уже пропал.

– Я сыт, – объявил Чу Ваньнин, поднявшись со своего места.

– Э? Сыты, съев так мало? Учитель, вы едва прикоснулись к еде.

– Я не голоден, – холодно отрезал Чу Ваньнин.

В сердце Мо Жаня цветком распустилась радость. Вслух же он сладко пропел:

– Тогда и я наелся. Пойдемте, мы вместе вернемся в Ад… кхе-кхе, в павильон Хунлянь.

– «Мы вместе»? – прищурившись, насмешливо переспросил Чу Ваньнин. – Какие еще «мы»? Кто выше рангом, тот идет первым, а младший следует сзади. Следи за языком, когда разговариваешь со старшими.

Мо Жань немедленно ответил, что очень постарается, и, сузив улыбающиеся глаза, вновь изобразил прелестного, славного и здравомыслящего юношу.

Про себя же он подумал: «Младший следует сзади? Следить за языком? Хе-хе, если бы только Чу Ваньнин знал о том, что произошло в предыдущей жизни, он бы понимал: на всем белом свете есть только один человек рангом выше всех остальных и зовут его Мо Вэйюй».

Разве этот благородный, надменный и холодный Чу Ваньнин не превратился в конце концов в грязь под его подошвами, продолжая влачить свою никчемную жизнь лишь благодаря его милости?

Мо Жань ускорил шаг, подстраиваясь под поступь наставника. На его лице сияла широкая улыбка.

Если Ши Мэй был ярким лунным светом, серебрившим его душу, то Чу Ваньнин напоминал застрявшую поперек горла сломанную рыбью кость. Мо Жаню хотелось вытащить эту колючую косточку и выбросить прочь либо попросту проглотить, чтобы ее переварили желудочные соки. Словом, в этой жизни он готов был пощадить кого угодно, но только не Чу Ваньнина.

Однако и наставник, похоже, не собирается давать ему спуску.

Мо Жань стоял у дверей в книгохранилище «Ада красных лотосов», смотрел на эти пятьдесят шкафов по десять полок каждый и пытался понять, не ослышался ли он.

– Учитель, вы… Что вы сказали?

– Протри от пыли все эти книги, – равнодушно повторил Чу Ваньнин.

Мо Жань онемел.

– Как закончишь, составь опись.

Мо Жань при всем желании не мог найти слов.

– Завтра утром приду и проверю.

Что? Неужели ему придется провести ночь в «Аду красных лотосов»? Но он договорился с Ши Мэем, что вечером тот придет сделать ему перевязку!

Мо Жань открыл было рот, чтобы выторговать себе послабление, но Чу Ваньнину не хотелось больше с ним возиться. Взмахнув широкими рукавами, он развернулся и ушел в мастерскую, самым жестокосердным образом захлопнув за собой дверь.

Мо Жань, у которого сорвалась вечерняя встреча с другом, с головой ухнул в пучину ненависти к Чу Ваньнину, и ему захотелось взять и спалить все его книги.

«Хотя нет!»

Пораскинув мозгами, Мо Жань придумал кое-что поинтереснее…

Глава 9
Этот достопочтенный вовсе не любитель драматизировать

Вкус к литературе у Чу Ваньнина оказался просто ужасный: он держал у себя самые скучные, сухие и нагоняющие тоску книги.

Только взгляните на эти полки, забитые потрепанными томами!

«Собрание древнейших волшебных завес», «Атлас редких растений», «Мелодии духовной школы Жуфэн в Линьи», «Трактат о деревьях и травах»… Пожалуй, к развлекательной литературе можно было отнести всего несколько книжек наподобие «Путевых заметок о царстве Шу» и «Записок о блюдах царств Ба и Шу».

Выбрав среди них несколько книг поновее, которые Чу Ваньнин, видимо, не так часто брал в руки, Мо Жань изрисовал все их страницы эротическими картинками.

Рисуя, Мо Жань размышлял: «Хе-хе, здесь целая прорва книг, и одни Небеса знают, когда Чу Ваньнин обнаружит среди них несколько томов, изрисованных непристойностями. А когда обнаружит, не сможет узнать, кто это сделал, и ему останется только кипеть от бессильной злобы. Прекрасно, поистине прекрасно!»

Эти мысли привели Мо Жаня в такой восторг, что он не выдержал и хихикнул, сжимая в руках разрисованную книгу.