Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1 (страница 14)

Страница 14

Используя всю силу своего воображения и таланта, Мо Жань расписал больше десятка фолиантов. Он ловко зарисовывал любую приходившую ему в голову похабную картину, четкими, уверенными мазками выписывая тела в облегающих одеждах с воздушными шлейфами и рукавами.

Если кому-нибудь вздумается одолжить у старейшины Юйхэна книгу и читателем окажется одна из тех девушек, о нем наверняка пойдут кривые толки…

«Старейшина Юйхэн – настоящее животное в человеческом обличье! Оказывается, внутри его “Наставлений о чистых помыслах” скрываются картинки с мужчинами и женщинами, занимающимися любовью!»

«Ай да старейшина Юйхэн, а еще учителем называется! Да у него в учебнике мечевого боя нарисована такая пошлятина, что смотреть противно!»

«Бессмертный Бэйдоу, э? Да он просто зверюга, одетая в мужское платье!»

Чем дальше Мо Жань углублялся в свои фантазии, тем смешнее ему становилось. В конце концов он, держа в одной руке кисть, а другую прижав к животу, просто рухнул на пол и принялся кататься туда-сюда, булькая от хохота и дрыгая ногами. Ему было так весело, что он даже не заметил, как в книгохранилище кто-то заглянул.

Взгляду стоящего на пороге Ши Мэя предстали разбросанные по полу книги и Мо Жань, который перекатывался по ним, хохоча как сумасшедший.

– А-Жань, чем это ты тут занимаешься?

Опешивший Мо Жань резко сел и торопливо захлопнул все разрисованные книжки, после чего фальшиво протянул:

– По… пол натираю.

– Своей одеждой? – поинтересовался Ши Мэй, сдерживая улыбку.

– Кхе-кхе… Я просто не смог найти тряпку. Ладно, это совершенно неважно. Ши Мэй, зачем ты пришел сюда, да еще так поздно?

– Я заходил в твою комнату, но тебя там не оказалось. Я поспрашивал, и мне сказали, что ты у учителя.

Подойдя ближе, Ши Мэй помог Мо Жаню собрать разбросанные по полу книги, после чего добавил с мягкой улыбкой:

– Так или иначе, я был свободен, поэтому пришел повидаться.

Совершенно счастливый, Мо Жань был польщен его вниманием к своей персоне и смущенно сжал губы. В ту минуту Мо Жань, известный как болтун, который никогда не лезет за словом в карман, будто онемел, не зная, что сказать.

– Тогда… э-э-э… тогда присаживайся!

Преисполненный радости Мо Жань покрутился на месте, а потом с волнением предложил:

– Я… я схожу налью тебе чаю.

– Не надо. Я пришел сюда тайком, и, если учитель меня заметит, будут неприятности.

– И то верно… – протянул Мо Жань, скребя затылок.

Про себя юноша подумал: «Ну и урод этот Чу Ваньнин! Ничего, рано или поздно я с ним расправлюсь и больше не буду подчиняться его произволу!»

– Ты, верно, еще не ужинал? Я принес тебе кое-чего перекусить.

– Пельмени в остром бульоне? – с горящим взглядом спросил Мо Жань.

– Пф-ф, а тебе и вправду они не надоедают. Нет, не пельмени. Павильон Хунлянь слишком далеко, и я боялся, что по дороге они слипнутся в ком. Вот, смотри, придется ли тебе такое по душе?

Ши Мэй открыл крышку отставленного в сторону плетеного короба. Внутри оказалось несколько блюд, густо посыпанных красным перцем: тарелочка тушеных свиных ушей, кусочек свинины с ароматом рыбы, цыпленок гунбао с арахисом, битые огурцы и чаша с рисом.

– О, ты и перец добавил?

– Боялся, что ты объешься острого, поэтому положил совсем чуть-чуть, – улыбнулся Ши Мэй.

Они с Мо Жанем оба обожали острую пищу, живя согласно принципу «нет перца – нет вкуса».

– Я не клал много перца еще и потому, что твои раны еще не до конца зажили. Сыпанул совсем немного, для вкуса, чтобы блюда не были пресными.

Мо Жань от радости прикусил палочки для еды. В свете свечи ямочки, обозначившиеся на его щеках, выглядели такими сладенькими, будто их вымазали медом.

– Ох! Я так растрогался, что вот-вот расплачусь!

– Пока будешь плакать, все остынет, – возразил Ши Мэй, сдерживая смешок. – Сперва поешь, а потом плачь сколько угодно.

Угукнув, Мо Жань сунул палочки в одну из тарелок.

Он всегда набрасывался на еду с жадностью оголодавшего пса. Чу Ваньнину не нравилось его поведение за столом, но Ши Мэя оно совсем не отталкивало. Со своей обычной мягкой улыбкой он просил Мо Жаня есть помедленнее и подавал чашку с чаем, чтобы тот мог запить. Вскоре все тарелки опустели.

Мо Жань погладил себя по животу и, прищурив глаза, со счастливым вздохом сказал:

– Славно поел…

– А что вкуснее – пельмени или то, что ты только что ел? – как бы невзначай спросил Ши Мэй.

В отношении к еде Мо Жань, как и в отношениях с людьми, был упорным, настойчивым, ослепленным обожанием однолюбом. Склонив голову набок, он ласково взглянул на Ши Мэя блестящими черными глазами и растянул рот в ухмылке.

– Пельмени.

Ши Мэй с улыбкой покачал головой.

– А-Жань, давай я сделаю тебе перевязку.

Целебную мазь изготовила лично госпожа Ван.

В молодости госпожа Ван была ученицей духовной школы Гуюэе[29], которая славилась своими знахарскими методами. Она не была сильна в боевых искусствах и не любила сражаться, но медицина была ей по душе. Госпожа Ван своими руками посадила в аптекарском огороде пика Сышэн множество ценных лекарственных трав, поэтому на их горе не было недостатка в снадобьях.

Сняв рубашку, Мо Жань повернулся к Ши Мэю спиной. Рубцы до сих пор побаливали, но теплые пальцы Ши Мэя потихоньку растирали его спину, смазывали целебной мазью шрамы, и вскоре Мо Жань позабыл о боли.

– Готово. – Наложив на спину Мо Жаня свежие повязки, Ши Мэй завязал аккуратный узел. – Можешь одеваться.

Обернувшись, Мо Жань бросил на Ши Мэя быстрый взгляд, но тут же опустил голову и накинул рубашку. В неверном свете свечи белокожий Ши Мэй выглядел в высшей степени очаровательно.

– Ши Мэй.

– А?

В закрытом, спрятанном от чужих глаз книгохранилище царила чудесная атмосфера. Мо Жаню хотелось сказать что-нибудь теплое и трогательное, но разве мог неуч, в качестве собственного девиза правления не придумавший ничего лучше «Бах! Ох!», произнести что-нибудь проникновенное?

После долгих мучений он, покраснев от натуги, смог выдавить всего три слова:

– Ты очень добр.

– Ладно тебе, я рад помочь.

– Я тоже всегда буду добр к тебе. – Мо Жань заставлял себя говорить спокойным тоном, но его ладони вспотели, выдавая обуревавшие его чувства. – Когда я стану сильным, никто не посмеет обидеть тебя. Даже учитель.

Ши Мэй на мгновение замер, не понимая, почему Мо Жань внезапно об этом заговорил, но потом с прежней мягкостью ответил:

– Хорошо. Тогда в будущем буду полагаться на тебя, А-Жань.

– Угу…

Мо Жань запнулся. Наткнувшись на взгляд Ши Мэя, он окончательно стушевался и опустил голову, не смея смотреть ему в лицо.

Рядом с этим юношей он всегда робел и повиновался ему во всем, не задумываясь.

– Ого, учитель велел тебе за одну ночь протереть от пыли все эти книги и составить опись?

– Ничего страшного. Если поспешу, уложусь в срок, – небрежно ответил Мо Жань, до смерти боявшийся потерять лицо перед Ши Мэем.

– Давай помогу, – предложил Ши Мэй.

– Разве я могу согласиться? Если учитель увидит, нам обоим несдобровать, – твердо произнес Мо Жань. – Уже поздно. Скорее возвращайся к себе и ложись спать, утренние тренировки никто не отменял.

Но Ши Мэй, улыбнувшись, потянул его за руку и прошептал:

– Ладно тебе, он ничего не узнает, мы тихонько…

– Тихонько что? – вдруг прервал его чей-то ледяной голос.

Никто и не заметил, как Чу Ваньнин вышел из мастерской. Его лицо излучало леденящий холод, а зрачки раскосых глаз были словно подернуты морозной пеленой. Одетый во все белое, равнодушный и безжизненный, будто призрак, он стоял в дверях книгохранилища и с каменным лицом разглядывал двоих юношей. Его взгляд ненадолго задержался на их сомкнутых руках, но затем вновь ушел куда-то в сторону.

– Ши Минцзин и Мо Вэйюй, наглости вам не занимать!

В одно мгновение Ши Мэй побледнел до оттенка свежевыпавшего снега. Резко выпустив руку Мо Жаня, он голосом не громче комариного писка пролепетал:

– Учитель…

Мо Жань тоже понял, что дело плохо, и поспешил склонить голову.

– Учитель.

Чу Ваньнин переступил порог и, не обращая никакого внимания на Мо Жаня, подошел к коленопреклоненному Ши Мэю.

– Павильон Хунлянь со всех сторон окружен завесой, – холодно произнес Чу Ваньнин, глядя на юношу сверху вниз. – Ты и правда думал, что сможешь войти без разрешения и остаться незамеченным?

– Ученик признает свою ошибку! – смущенно выпалил Ши Мэй, прижавшись лбом к полу в земном поклоне.

– Учитель, – торопливо вклинился Мо Жань, – Ши Мэй всего лишь пришел сменить мне повязки и уже собирался уходить. Прошу вас, не ругайте его.

– Учитель, брат Мо не имеет к этому никакого отношения! – поспешил возразить Ши Мэй. – Вся вина лежит на мне. Ваш ученик готов понести наказание!

Чу Ваньнин молчал, но лицо его начало зеленеть от гнева. Он еще ничего толком не сказал, а эти двое уже наперебой кидаются защищать друг друга, объединившись против общего бедствия, в роли которого выступал он сам.

Некоторое время Чу Ваньнин молчал; затем, сдвинув подергивающиеся брови, ледяным тоном произнес:

– Поистине, теплые братские взаимоотношения между учениками растрогают кого угодно. Судя по всему, я единственный злодей в этой комнате.

– Учитель… – начал было Мо Жань.

– Хватит повторять это слово!

Чу Ваньнин резко взмахнул широкими рукавами, показывая, что разговор окончен. Мо Жань никак не мог взять в толк, что с ним случилось. И что его так сильно разозлило? Можно было только предположить, что любые проявления чувств вызывали у Чу Ваньнина отвращение, словно лицезрение доказательств человеческой привязанности могло запятнать его чистый и возвышенный взгляд.

Все трое долго безмолвствовали.

Внезапно Чу Ваньнин покачал головой и развернулся, собираясь уходить. Ши Мэй поднял голову. Его глаза слегка покраснели.

– Учитель? – растерянно окликнул он Чу Ваньнина.

– Иди к себе. В качестве наказания десять раз перепишешь свод правил школы.

Ши Мэй опустил глаза и после короткого молчания тихо ответил:

– Слушаюсь.

Мо Жань остался стоять на коленях. Ши Мэй же поднялся, взглянул на Мо Жаня и, поколебавшись, снова опустился на пол.

– Учитель, – умоляюще обратился он к Чу Ваньнину, – раны брата Мо только-только затянулись. Ваш ученик позволяет себе дерзость просить вас не слишком нагружать работой брата Мо.

Некоторое время Чу Ваньнин молча стоял на месте, и блики, отбрасываемые мерцающим огоньком свечи из подвесной лампы, плясали на его одинокой фигуре. Внезапно он повернул голову и пронзил юношей испепеляющим взглядом из-под свирепо сдвинутых бровей.

– Сколько пустой болтовни! – гневно произнес Чу Ваньнин. – Почему ты все еще здесь?

Несмотря на природную красоту, чертам Чу Ваньнина недоставало мягкости, а в гневе он и вовсе выглядел до ужаса жутко. Задрожав от страха, Ши Мэй торопливо отвесил наставнику поклон и ретировался, дабы не прогневать его еще больше и тем самым не навлечь на голову Мо Жаня новых неприятностей.

В книгохранилище остались лишь они двое. Тяжело вздохнув про себя, Мо Жань заговорил:

– Учитель, ваш ученик признает свою вину и тотчас продолжит составлять опись книг.

– Если устал, возвращайся к себе, – ответил Чу Ваньнин, не поворачивая головы.

Мо Жань вскинул на него глаза.

– Я тебя не держу, – холодно добавил Чу Ваньнин.

И с чего это он такой добрый? Здесь наверняка есть какой-то подвох!

– Я не уйду, – находчиво заявил Мо Жань.

Помедлив, Чу Ваньнин криво усмехнулся.

– Ладно, как знаешь.

С этими словами он вновь взмахнул рукавами, повернулся и покинул книгохранилище.

От удивления Мо Жань застыл на месте. Что, никакого подвоха? А он-то думал, что Чу Ваньнин непременно угостит его парочкой ударов своей лозой.

[29] Гуюэе (кит. 孤月夜) – в переводе с китайского «Ночь одинокой луны».