Нити судьбы: в объятиях любви. Книга 1 (страница 21)
Айлин кивнула, лежа на своей кровати. Я замялась на месте, глядя на нее такую бледную и вымотанную. Как мне оставить ее одну в таком состоянии, не понимаю. Ведь я постоянно буду думать о ней.
– Давай я позвоню Голдману и попрошу выходной, – выпалила я и уже искала его номер в мобильнике.
– Не стоит, – отвлекла меня Айлин. – Ты и так пожертвовала временем ради меня. Сейчас я усну. Поверь, мне пока больше ничего не хочется. У меня ничего не болит, правда, – убеждала она меня.
Я вздохнула и села на край кровати. Погладив ее по черным волосам, я посмотрела на свою сестру с сожалением.
– Прости меня.
Не знаю, за что я прошу прощение – за то, что не оказалась рядом вчера ночью, или за то, что ограничила ее свободу, на что не имела права. Во мне пробудились инстинкты старшей сестры, которая обязана заботиться о младшей. Надеюсь, что Айлин не будет злиться на меня и поймет мой порыв. Если она захочет в клуб, я сама с ней пойду, набив ей сумочку перцовыми баллончиками вместо помад, зеркальца и расчески. Да, я признаю, что слишком озабочена и после одного происшествия немедленно делаю все возможное, чтобы такого больше не произошло.
– Не за что прощать, – прохрипела Айлин и закрыла глаза, погружаясь в сон.
У нее совершенно нет сил, и я очень надеюсь, что к вечеру, до приезда родителей домой, они к ней вернутся после здорового сна. Главное, чтобы ей не снились кошмары.
Я поцеловала Айлин в лоб и, закинув сумку на плечо, тихо вышла из спальни. На улице снова вызвала такси, но уже до компании. Презентация наверно уже прошла, и новая коллекция обрела успех среди семьи Голдманов и приближенных сотрудников, а значит, остался последний шаг – создание.
Лифт передо мной распахнулся, и я шагнула в приемную. Когда посмотрела на дверь кабинета, с усилием сглотнула и выдохнула. Я не готова идти сдаваться, зная, что меня ожидает за этой дверью, но не могу учитывать свои желания и игнорирую их. Мне придется отдать себя на растерзание.
Я постучалась и отворила дверь, ощущая себя так, словно по собственной воле вхожу в логово зверя, зная, что он со мной сделает.
Услышав скрип двери и звук моих каблуков, господин Голдман, стоящий перед своим столом и читающий бумаги, резко оторвал внимание от своих дел и направил его на меня. Недовольный взгляд остановил меня в нескольких метрах от стола и приковал к полу. Господин Голдман небрежно бросил бумаги на стол, облизал губы и засунул руки в передние карманы брюк, продолжая сверлить меня недовольным взглядом, характер которого интенсивно меняется. Я стояла, как провинившаяся школьница, перед своим директором и уже перебирала в голове слова для своего оправдания.
– Господин Голдман…
– Ты что себе позволяешь? – прервал он меня, желая выговориться первым.
Его голос пронизан холодом, словно айсберг треснул, не выдержав натиска очень низкой температуры.
– Простите, я…
– Я звонил тебе, но ты игнорировала мои звонки, – продолжал он говорить, не давая мне вставить ни слова. Мне оставалось лишь прикусить нижнюю губу и сначала выслушать нотации своего босса, которого и обидела, и оскорбила своим поведением.
Господин Голдман обошел свой стол и встал напротив меня.
– Пока ты работаешь в моей компании, я в некотором роде отвечаю за тебя. Это первое. А во-вторых, ты не можешь приходить и уходить тогда, когда тебе вздумается. Существует дисциплина, которую ты не имеешь право нарушать.
За все время нахождения в кабинете, воздух в котором стал тяжелым, я не подняла глаза на своего разгневанного босса ни разу. Голова поднята гордо, но глаза опущены в пол, будто это знак уважения и принятия своей вины.
– Какого черта ты не отвечала на мои звонки!?
Я вздрогнула от неожиданности и теперь подняла свои глаза, в которых застыли замешательство и легкий испуг. Господин Голдман говорил спокойно и сдержанно, но данную фразу он буквально выкрикнул, выплеснув свою злость на меня.
– Не надо на меня орать! – не выдержала я, защищая свое достоинство. Даже если он мой босс, этот мужчина не имеет ни малейшего права повышать на меня голос.
Господин Голдман немного растерялся после моей реакции на его крик, но быстро взял себя в руки и продолжил испепелять меня суровым взглядом, словно принял мой вызов. Когда его черные брови так нахмурены, мне хочется сделать шаг назад, но заставляю себя стоять на месте.
– Я никогда не опаздываю без серьезной на то причины! У меня возникли семейные проблемы, и поэтому я не могла ни вовремя прийти, ни ответить на Ваши звонки, – спокойнее закончила я и прочистила горло, ожидая успокоения и господина Голдмана.
Но, к моему сожалению, мои слова только сильнее разозлили его.
– Свои семейные дела оставляй за работой и решай их после нее!
Я раскрыла рот то ли от удивления, то ли от растерянности. Когда я начинаю злиться, то перестаю видеть какие-либо статусные границы и начинаю показывать свой характер.
– Знаете что!? У меня могут быть проблемы! Безотлагательные личные проблемы! Неужели Вы настолько черствый, что если бы случилось что-то с Вашим близким, то Вы не бросили все и не побежали спасать его!?
Я смотрела прямо в карие глаза Дэвида Голдмана. После моих слов он будто резко расслабился и отбросил все свои эмоции. В нем осталось только ошеломление. Мои слова оказались встряской для его бешенства.
Я же пожалела, когда адреналин спал, и моя голова обрела ясное сознание. Я поняла, что ляпнула непозволительное, а ведь могла сдержать свою ярость и спокойно все объяснить своему боссу, который имеет полное право знать, куда я отлучилась в рабочее время. Но я так не умею. Как и господин Голдман. Теперь мы оба внутри себя переживаем и жалеем о сказанном. Но я сильнее, поскольку мои слова оказали большее воздействие на состояние господина Голдмана – они для него стали потрясением. Я опустила глаза, понимая, что уже поздно что-то менять.
Кажется, я теперь безработная с этой секунды.
Мои предположения рассеялись, когда господин Голдман после нескольких секунд молчания и раздумывания хрипло произнес:
– Иди работай и больше не делай так.
Как? Не опаздывать и не игнорировать его звонки? Или не повышать на него голос и называть черствым? А может все сразу. Сколько всего непристойного я сотворила за сегодняшнее утро, что от осознания меня наполняет стыд.
Господин Голдман вернулся к своему столу, а я, воспользовавшись тем, что он отвернулся, быстро покинула кабинет, в котором начала задыхаться. Я прижалась спиной к двери и выдохнула. Ноги дрожат, а руки похолодели. По затылку словно молотком бьют, а сердце готово вырваться из груди.