Вечер продолжался, мигали огни. Я думала о правильных вещах.

Выпивка.

Удовольствие.

Желание.

Никакого Джейса.

Никакого гребаного Джейса.

– Я могу принести тебе еще стаканчик? – спросил мужчина у меня за спиной, его горячее дыхание ласкало мне ухо.

– Пожалуйста.

Когда он ушел, я схватила Фон за запястье и потянула ее в дамскую комнату. «Боже, я же сегодня вечером все время ее дергаю и куда-то тащу».

– Не нужно так грубо, – заметила она, потирая руку, которую я только что сжимала.

– Этот парень милый? – спросила я, когда мои глаза приспосабливались к тусклому освещению в углу дамской комнаты.

– Кто?

– Тот, с которым я танцевала.

– М-м-м… – Фон явно колебалась. Почему она колебалась? – Нет, он не милый.

– Значит, он страшный.

– Я этого не говорила, Блю.

– А вполне могла бы сказать! – рявкнула я. – Какое гребаное дерьмо… Гребаное дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо. Я не могу в это поверить. Я связалась с неудачником!

– Ты его не целовала?

Целовала ли я его. Погодите-ка… Целовала?

– Не думаю, что ты его целовала… – заявила Фон, оглядываясь, как заблудившийся олененок.

– Мы в туалете! – огрызнулась я. Я не понимала, почему она ведет себя как дура.

– А то я не знаю! Я разве спрашивала, где мы находимся? Почему ты ругаешься со мной?

Я не знала.

– Я не знаю. Прости. – Я стала мерить шагами выложенный белыми плитками пол. – Прости, Фон. Мои эмоции вышли из-под контроля.

– Все из-за Джейса?

Да. Но я отказывалась произносить это вслух.

– Знаешь, ты можешь об этом говорить.

Она склонилась над раковиной, когда зашла какая-то девица. Скорее, ввалилась.

– Как-а-а-а-ая красива-а-а-ая… – заплетающимся голосом произнесла девица, показывая пальцем на Фон, затем на меня. Как обычно. Как и всегда.

Я проследила взглядом за тем, как она шла к одной из кабинок. Она закрыла за собой дверь, и ее начало рвать.

Я включила кран и побрызгала на лицо холодной водой. Плевать на тональный крем, тушь и помаду, которые начали отслаиваться и растекаться.

– Что ты делаешь? – У Фон округлились глаза, когда она подошла ко мне со спины. – Прекрати это.

– В клубе темно. Никто не может сказать, какая я уродливая подо всем этим.

– Блю, какого черта! Хватит! – Она потянулась к крану, выключила воду, развернула меня и заставила смотреть ей прямо в лицо. – Он всего лишь какой-то парень! Один из многих!

– Один парень, которому я не нравлюсь!

– Один парень из миллиона, которому ты понравилась бы, если бы дала ему шанс! Боже, Блю. – Она потерла лоб, опьянение уходило. – Я звоню Картеру, чтобы он нас забрал отсюда. Мы уходим.

Фон пошла к двери, набросив сумочку на плечо и прижав телефон к уху.

Я слышала, как за стеной она напористо и зло разговаривает с Картером, но лучшим вариантом мне показалось отключиться. И сосредотачиваться теперь я могла только на звуках, которые доносились из кабинки, где рвало пьяную девицу, которая назвала Фон красивой.

Не меня. Фон.

Почему он не пришел? Почему я ему не нравлюсь? Неужели я такая страшная? Неужели я так недостойна любви, что человек не видит мои хорошие стороны?

А у меня остались хоть какие-то хорошие стороны?

Я опустилась на грязный, отвратительный пол и почувствовала себя единой с ним. Мы были похожи, эти холодные плитки и я.

По нам шагают.

Мы грязные.

Мы существуем только для того, чтобы обеспечить людям легкий проход к своей цели.

– Пошли, Блю. Картер будет через десять минут. – Фон стояла передо мной, протягивая руки.

Я могла только смотреть на нее снизу вверх. На ее идеальное, словно вылепленное скульптором тело, ее тонкие пальцы, ее лицо, ограненное, как бриллиант.

– Почему я тебе нравлюсь? – Из уголка моего глаза выкатилась слезинка. Для разнообразия я не стала ее стирать.

– Давай не будем это обсуждать здесь.

– Если ты хочешь, чтобы я встала, то ответишь мне.

– Я тебя подниму, моя маленькая.

Она присела на корточки, но я отодвинулась подальше. Девица вышла из кабинки, но ничего не сказала, просто мыла руки.

Она смущалась.

Как и я.

– Ты не сможешь меня поднять. Я толстая.

– Ты не толстая, – заявила пьяная девица, глядя на меня в зеркале. Вот поэтому ей так и казалось. Зеркала искажают изображение.

Фон умоляла меня, теперь я это видела. Я заставляла ее страдать. Я создавала проблемы. Предполагалось, что в этот вечер мы будем развлекаться, но я все испортила. Из-за одного парня. Парня, которому я не нравилась.

Одного парня из миллиона, которому я должна была понравиться.

Глава двадцатая. Джейс

Первый курс,

Йоркский университет – три года назад

– Тебя продинамили?

– Ты зачем звонишь, Уилл? Решил меня опекать?

Я мерил шагами комнату в общежитии, считая минуты до появления Морриса, который должен был принести траву.

Как только он сообщил мне, что приедет в гости из Западного университета, я запрыгал от радости, как маленькая собачонка. Я никак не мог отвлечься, ничто в мире не могло избавить меня от непрестанной, настойчивой, ужасной, гребаной боли.

Не срабатывало ничто.

Не помогал никто.

– Эй, чувак, я пытаюсь поддержать моего маленького бра…

Я отключил связь и убрал гребаный телефон. И очень вовремя: как раз вошел Моррис.

– Джейс гребаный Боланд! – Он схватил меня за плечо и притянул к себе, чтобы обняться. – Сколько лет, сколько зим!

– Рад видеть тебя, Кумберленд.

Я колебался – спрашивать про траву или не спрашивать. Если честно, в эту минуту меня больше интересовала трава, чем он.

Он зашел в мою комнату, скинул ботинки.

– Где блондинка?

«Я не смогу сдержаться».

– Ты траву принес? – спросил я. После его вопроса это можно было сделать.

– Товар при мне.

Он достал небольшой прозрачный пакетик из заднего кармана и подбросил его вверх.

– Думаю, что здесь три сигаретки.

Было только две.

Гребаные две.

– Где третья?

Он тупо смотрел на меня, светлая челка лезла ему в глаза. В школе этого парня все любили, этого гребаного дурня.

Я боготворил его.

Ему следовало боготворить меня.

Порвав переднюю крестообразную связку, Моррис навсегда закончил с футболом. В отличие от меня, это был его собственный выбор. Меня из футбола выбросили.

Я был недостаточно хорош.

– О, проклятье, ха-ха. – Я дико завелся от его смеха. – Она у меня за ухом.

Гребаный придурок.

– Здесь можно курить?

Я уже начал, поднеся зажигалку к заранее скрученной сигаретке и вдыхая в легкие то, что должно было меня отвлечь.

Первые полчаса Моррис в деталях рассказывал про свою жизнь, хотя мне было плевать на все эти подробности. Он говорил, как учится по специальности «Криминология», про брюнеток, которых трахал, про то, как его богатая семья купила новую яхту.

Через некоторое время я включил музыку и плюхнулся на стул у письменного стола, поняв, что Моррис занял мою гребаную кровать и он тут гость.

– Вали с кровати, Кумберленд.

Он поднял руки, протестуя, но выполнил мою просьбу, смеясь себе под нос над чем-то, о чем я не собирался спрашивать.

Я не спрашивал ни о чем, ни об одной вещи, касавшейся Морриса Кумберленда, в течение двух часов.

– Итак, вы с Райли все еще вместе? – поинтересовался он, выпуская дым.

Я был спокоен, я был под кайфом, на седьмом небе от счастья. И тут он берет и спрашивает об этом.

– А что? Ты хочешь ее трахнуть?

Он изменился в лице.

– Э-э, нет, трахнуть, ха-ха.

Я не смотрел на него, когда снова заговорил:

– Все нормально. Она трахается с кем-то другим.

Если честно, я понятия не имел, чем занимается Райли. Прошло три недели с тех пор, как она меня обманула. Прошло две недели с тех пор, как скаут из Академии выбрал Мактавиша и Лондри вместо меня.

– Мне грустно это слышать. Когда это случилось? – Моррис пытался быть сентиментальным. Ему было плевать. Вероятно, завтра он напишет ей личное сообщение.

– Несколько недель назад, точно не помню. – Двадцать один день и шестнадцать часов назад.

Он пожал плечами и откашлялся в рукав фланелевой рубашки.

– Не беспокойся, Боланд. В море много рыбы.

Но я хотел одну.

Ту, которая не хотела меня.

Глава двадцать первая. Блю

Четвертый курс,

шестая неделя – настоящее время

Слава Богу, что есть неделя для выполнения домашних заданий.

Если бы мне пришлось встретиться с Джейсом в университете, я оторвала бы ему голову.

Пришло сообщение с извинениями: «Прости, что так получилось, Блю, – написал он сутки спустя. Может, и двадцать пять часов спустя. – Возникла семейная проблема».

Со своей стороны я напечатала длинный абзац, но решила, что лучше его не отправлять.

Мужчины плохо реагируют на отчаяние. Они реагируют на молчание.

Я послала дюжину роз Фон, затем сама поехала к ней с коробкой шоколадных конфет и покрытыми пушком персиками. «Я – лучший парень из всех».

Когда она открыла дверь, ее золотистый халат с блестками сиял, как солнце.

– Сколько раз тебе повторять? Я не ем шоколад. – Она ухмыльнулась, придерживая дверь ногой, чтобы дать мне пройти.

– А я ем.

Фон жила в кондоминиуме в центре города. Должна добавить, что эту квартиру ей купили родители, но она была хорошим человеком, и я ее за это не осуждала.

У двери для меня были приготовлены тапки: мягкие голубые шлепанцы с меховой опушкой, украшенные рисунком-улыбкой.

Я положила подарки на кухонный островок и отправилась в гостиную, а там с ногами забралась на оттоманку.

– Подарки мне не нужны. Я просто хочу, чтобы ты знала: ты заслуживаешь большего, чем то, что заставляешь себя переживать.

Я смотрела, как она оглядывает конфеты и ощупывает упаковку с персиками так, словно это было живое существо.

– Они для того, чтобы есть, – объявила я, включая «Нетфликс».

– Я знаю, зачем они. – Она наконец сдалась и разорвала упаковку с покрытыми пушком персиками, достала парочку и присоединилась ко мне на оттоманке. – Почему ты должна меня так искушать?

– Кто-то должен.

Мы посмотрели пару серий «Острых Козырьков» перед тем, как у меня начали болеть яичники – так мне хотелось главного героя, а мои глаза все время бессознательно перемещались между экраном телевизора и телефоном.

Он не собирается писать мне. Я не ответила на его сообщение. Почему я продолжаю проверять телефон?

– Ты хочешь поговорить о том, что случилось на прошлой неделе? – спросила Фон, словно читая мои мысли. Это у нее хорошо получалось. Она беспокоилась обо мне.

Я так думаю.

– Разве мы уже недостаточно про это говорили? – У меня было ощущение, что мне не хватает дыхания, будто я использовала все резервы. – Я получила дерьмовые извинения от дерьмового парня.

– Это так, но ты все еще обижена.

– Нет.

– Нормально быть обиженной, нормально испытывать боль, Блю.

– Нет, ненормально. – Я склонилась вперед. – Я едва ли знаю этого парня, он меня игнорирует, а я устраиваю истерику? Как какая-то печальная девушка, порвавшая с женихом, которого знала двенадцать лет.

– Ну, если ты так ставишь вопрос… – поддразнила она меня, но мне было совсем невесело.

Я покачала головой.

– Это неприемлемо.

Ее смех развеял повисшее в воздухе напряжение.

– Боже мой, Блю, ты можешь хоть раз для разнообразия признать, что испытывала к кому-то чувства? Почему ты прямо не скажешь ему об этом? Не снимешь груз со своего сердца?

Я протянула руку, чтобы коснуться ее лба, затем ее щеки.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Может, тебе температуру измерить?