Чейн надел перчатки, взялся за фонарь и подсвечивая себе, сумел снять износившийся переходник, а на его место поставил кусок трубочки.

Она подошла идеально.

– Эдди, ты… Ты отдаешь себе отчет? Там же мегакислоты! – подал голос Гифсон, обливаясь потом и одну за другой, сминая салфетки.

– Я помню, сэр.

– Но это же… Какая-то кухонная фигня, а у нас оборудование повышенной категории опасности! – напомнил Гифсон переходя на фальцет.

– Всем отойти! – приказал Чейн и взяв с полки защитную маску, закрыл ею лицо. Затем подошел к настенному пульту и включил исправленную колонну.

Внутри нее загорелись сигнальные огоньки, затем послышался шум запускавшихся механизмов и наконец, заработал весь комплекс, начав рисовать на оживших экранах замысловатые кривые.

– Похоже, выходит на режим… – сказал один из рабочих.

– Если пять минуту будет работать нормально, закроем кожух, – подвел итог Чейн.

– А что потом? – спросил Гифсон, не отводя взгляда от ситуационных экранов, на которых сейчас отражались его шансы удержаться на должности.

– Потом так же подключим оставшиеся три.

В абсолютной тишине, потекли медленные секунды установленных Чейном пяти минут.

Слышно было, как работали другие колонны батареи и Чейн пытался на слух определить, разнится ли звук починенной и «здоровых» колонн.

Гифсон стоял позади него, продолжая активно тратить салфетки.

Рабочие переглядывались и почесывали в затылках. Такого они здесь еще не видели, чтобы вот так – кусок отрезанный ножом трубки вставляли в ответственный агрегат.

Чейн взглянул на наручные часы и кивнул рабочим, чтобы закрывали колонну кожухом, а сам перешел к следующей.

В течении двадцати минут, все было закончено и вскоре все четыре колонны влились в общий хор остальной батареи. После этого, Гифсон поднялся со скамьи, на которую сел из-за слабости в ногах и подойдя к Чейну, спросил:

– Сколько они протянут на этих… запчастях?

– А сколько запросили поставщики?

– Две-три недели.

– Думаю продержатся. Но только при условии нагрузки не более семидесяти пяти процентов.

– Семидесяти пяти, Чейн!? У нас в час пик до девяносто пяти доходит! Что мы скажем фон Дитлицу, когда он придет выставлять претензии?

– Переадресуйте его ко мне.

– Что значит переадресовать, Чейн? Ты же мой подчиненный, что на это скажет Дитлиц?

– Тогда объясняйтесь с ним сами, – сказал Эдди разведя руками и еще раз пройдясь вдоль починенных колонн, убедился, что на ситуационных экранах отражается нормальна работа узлов и механизмов. После чего отправился к себе в кабинет, где у него хватало и бумажной работы.

3

Рабочий день Чейн закончил поздно – в половине седьмого, хотя по трудовому договору мог уйти домой в пять, как и большинство клерков из «Марбела». Однако, часто к концу рабочего дня появлялись очередные неотложные дела, да и остававшегося «на хозяйстве» дежурного нужно было проинструктировать «в связи со сложившейся обстановкой».

Наконец, все дела были сделаны и Чейн покинул громаду комплекса, пройдя процедуру обратного контроля на пропускном фильтре безопасности. А когда он двигался в общем потоке выходивших из здания служащих, возле автостоянки комплекса его окликнули.

Чейн остановился, не сразу высвобождаясь от мыслей о служебных заботах.

Это была та самая девчонка из бара. Эмма, кажется.

– Я уж думала не дождусь тебя, думала ты меня обманул и тебя тут нет.

Эмма подошла к Чейну и без всяких условностей потащила за руку к стоянке.

– Куда ты меня тянешь?

– У меня тут машина, я тебя подвезу.

Ее машиной оказалось серебристое купе-кабрилет «нитрон», которое стоило, как половина всех машин на этой автостоянке. Не самых дешевых машин.

Чейн вздохнул. Он уже настроился на четвертьчасовое стояние в переполненном даблбасе – не слишком удобно, но он привык, к тому же остановка общественного транспорта располагалась почти у него под окнами.

Между тем, Эмма уже сидела за рулем и распахнула для него пассажирскую дверцу одним прикосновением к кнопке управления.

Чейн обошел машину кругом и сел в кресло, сразу почувствовав его движение, подбиравшее для пассажира оптимальный анатомический профиль.

Дверца тоже закрылась сама и Эмма стала выруливать со стоянки, а Чейн при этом испытывал чувство неловкости, из-за того, что привлекал внимание служащих из «Марбела».

– Куда поедем? – спросила Эмма выруливая со стоянки.

– Пингард-авеню восемнадцать.

– Пингард-авеню. Это где клуб «Арлекин»?

– Нет, это где музей геологии.

– Я таких вещей не знаю, – призналась Эмма выезжая на улицу.

– Да я так и понял. «Арлекин» тоже рядом, но чуть дальше по кварталу.

– Принято! – ответила Эмма и «нитрон» стал разгоняться, как ракета.

Чейн с опаской покосился на девушку и чуть приподнял руку, чтобы автоматический ремень безопасности надежнее зафиксировал его в кресле.

Несмотря на большую скорость открытого купе, не было слышно ни свиста ветра, ни шума колес. Акустические системы надежно блокировали и шум, и аэродинамические возмущения.

Немного знакомый с такими системами Чейн предположил, что стоимость подобного «фарша» приближалась к стоимости базового автомобиля.

– А где твой портфель? – неожиданно спросил Эмма.

– Какой портфель?

– Ну, все ребята и девочки из этого вашего «Марбела» ходят с портфельчиками. А ты пустой.

– Я не по финансовой части.

– И даже не айтишник?

– Нет, я работаю в службе эксплуатации. А откуда у тебя пропуск на стоянку?

– Пропуска нет. Просто машина там зарегистрирована. И еще на нескольких стоянках.

– А машина не твоя? Как и куртка?

– Если боишься, что я ее угнала, то все в порядке – машина зарегистрирована на меня. Кстати, если прохладно – включи обогрев.

– Да нет, нормально. А почему ты крышу не поднимешь?

– Не срабатывает что-то, нужно ремонтникам показать.

Видя роскошный кабриолет под управлением юной особы, водители старались уступить ей дорогу, а на участках, где имелась «коммерческая полоса», Эмма добавлял газу так активно, будто пыталась преодолеть звуковой барьер.

И все же, кое где ей приходилось притормаживать перед редкими голограммами светофоров и зауженными транспортными развязками, поэтому к месту они прибыли минут за десять.

Эмма подрулила к дому и бесцеремонно вклинилась на чье-то парковочное место.

Для дверей оказалось тесно и Чейну пришлось выбираться через борт, впрочем, как и Эмме, которая не забыла захватить с заднего сиденья объемную сумку.

– Эй, а ты куда собралась? Спасибо и все такое, но…

– Спокойно, я совершеннолетняя! – перебила его Эмма и сунула ему под нос удостоверение личности.

– Допустим, но я сегодня не готов принимать гостей, – сказал Чейн, с тревогой поглядывая на сумку в руках Эммы. – У меня на вечер другие планы.

– Просто посмотрю, как ты живешь. Мне интересно, – пояснила Эмма посматривая на старый дом, в котором когда-то отец Чейна купил недорогое помещение и переделав его в студию, долго сдавал в аренду. А потом подарил Чейну и тот самостоятельно разделил ее перегородками, отделал и сумел превратить в приличное, на его взгляд, жилище.

Чейн посмотрел на притормозивший неподалеку серый автомобиль с затемненными стеклами и сказал:

– Ну хорошо, только посмотришь и все.

– И все, – подтвердила Эмма.

– А сумку зачем взяла?

– Так сопрут же – машина-то открытая.

Чейн вздохнул и направился к подъезду и за ним, как приклеенная, последовала Эмма.

Когда Чейн уже взялся за ручку двери, послышалось какое-то жужжание и обернувшись, он увидел, как на кабриолете Эммы разложилась крыша.

– Ты же говорила, что она у тебя не работает!

– Раз на раз не приходится. В этот раз сработала, в другой раз – нет.

Когда они зашли в подъезд, Эмма сказала:

– Ого!

Это относилось к виду давно не видавшим ремонта стенам и потолку.

Чейн хотел пояснить, что тридцать лет здание бело практически без хозяина и только недавно владельцы сумели оформить документы надлежащим образом, а потому…

Но оказалось, что Эмма была восхищена видом подъезда. И даже скрип лифтовых створок, которые с трудом двигались, вызывал у нее только восторг.

А когда Эдди пришлось изнутри кабины дать по ним немного ногой, чтобы они окончательно соединились и включился подъем, она сказала:

– Ух ты, да это даже лучше, чем я предполагала!

И посмотрела на Эдди глазами излучавшими счастье, а он только вздохнул, вспомнив, как измерял тестером магнитные дорожки, поднимавшие кабину лифта. По всему выходило, что они были на пределе своего ресурса.

4

Квартира Чейна находилась на четвертом этаже, на площадке которого он уже провел ремонт своими силами и все смотрелось прилично.

– О! А почему тут не так, как там? – спросила Эмма, которая не переставала удивляться всему, что видела.

– Заходи, – сказал Чейн открывая дверь своего жилья и Эмма, приволакивая тяжелую сумку, прошла внутрь.

Чейн зажег свет и начал демонстративно разуваться, надеясь, что гостья поймет, что здесь так принято.

Эмма поняла и разувшись, покорно приняла великоватые для нее тапочки и пошла по большой комнате, продолжая удивляться, видя на полках и в шкафах сверкавшие полированным металлом и пластиком спортивные кубки.

– Это все твое? – спросила она.

– Мое, – ответил Чейн, прикидывая, куда перенаправить гостью, чтобы можно было переодеться. – Ты иди пока на кухню, я тебе сделаю чай или какой нибудь сок. Ты пьешь соки или только крепкие напитки?

Эдди ожидал, что Эмма начнет оправдываться, что дескать, крепкие это не ее, а обычно она кушает лишь морковный сок и хлопья. Однако, гостья сказала:

– Я бы чего нибудь выпила. Согревающего.

– Ну пойдем, что-то для тебя поищем.

Чейн провел ее на кухню, пробежался глазами по полкам холодильного шкафа и выставил на стол некий минимальный набор из консервированных нарезок и две бутылки в которых еще оставалось какое-то спиртное.

Сам он не злоупотреблял и эти запасы у него расходовались очень медленно.

– Все, побудь пока здесь.

– А ты куда?

– Пойду душ приму, переоденусь. Я же целый день на работе был.

– Ну ладно, – согласилась гостья и уселась за стол. А Чейн направился в свою малую комнату, где у него находился «мистер Дик» – специальный тренажер, который ему переделали в мастерской под его нужды.

Чейн переоделся, встал на беговую дорожку и десять минут прогревался неторопливой монотонной рысцой, стараясь оставить все посторонние мысли.

После такого двадцати минутного прогрева, он перешел к «мистеру Дику» и включил первый режим.

Ничего особенного. Легкие удары, заученные комбинации, а тренажер, всего лишь мягко парировал учебные атаки Чейна.

Пять минут легкого режима, а потом автоматический переход на следующий уровень.

Блоки «мистера Дика» стали жестче. Чейну приходилось концентрироваться на ударе, чтобы пробить защиту.

Потом был еще один уровень, и еще. Чейн двигался, словно машина, такая же отлаженная, как и «мистер Дик». Он задерживал дыхание, ныряя в очередную стремительную комбинацию и со свистом резко выдыхал, чтобы не получить удар в расслабленный корпус.

Он уже почти не чувствовал рук от ладоней до локтей, уши горели от соскальзывающих ударов тренажера, однако Чейн ожидал очередного перехода на повышенный уровень, после чего, обычно, продержавшись еще секунд десять выходил из тренировки. Но неожиданно «мистер Дик» отключился раньше.

Тяжело дыша, Эдди сошел с подиума и взяв полотенце, промокнул лицо. Затем обошел тренажер вокруг и легонько коснулся ребер теплообменника – они были огненными.