17 По Масселону, нарушение памяти проистекает из того же источника, что и нарушение внимания, хотя не вполне ясно, что это за источник. Как бы противореча этому, он указывает на стойкие представления, которые характеризует следующим образом: «Некоторые воспоминания, ранее более тесно связанные с аффективной личностью пациента, склонны воспроизводиться без остановки и постоянно занимать сознание… персистентные воспоминания принимают стереотипированную форму… мысль имеет тенденцию к свертыванию, застыванию (se figer)»^[41]. Не пытаясь предъявить какие-либо дополнительные доказательства, Масселон заявляет, что стереотипированные (т. е. бредовые) идеи суть ассоциации личностного комплекса. Жаль, что он не останавливается на этом вопросе подробнее; было бы интересно узнать, в какой степени, например, неологизмы или «словесный салат»^[42] являются ассоциациями личностного комплекса, так как нередко это единственное, что позволяет судить о наличии представлений. Термин «застывание» применительно к психической жизни пациента с dementia praecox кажется мне в высшей степени удачным; он не только отражает постепенное оцепенение, характерное для этой болезни, но и в точности передает впечатление, которое dementia praecox производит на всякого проницательного наблюдателя. Из этих допущений Масселон с легкостью выводит «вынужденный автоматизм» (suggestibilité ^[43]). Относительно происхождения негативизма он высказывает лишь смутные предположения, хотя французская литература, посвященная навязчивым состояниям, могла бы предоставить богатый материал для аналогичных объяснений. В ходе экспериментального изучения ассоциаций Масселон отмечает многочисленные повторы слов-стимулов и частые «причуды» внешне совершенно случайного характера. Единственный вывод, к которому он приходит, заключается в том, что пациенты неспособны к сосредоточению внимания. Вывод вполне обоснованный, однако «причудам» уделено слишком мало времени.

18 Проанализировав основные результаты работы Масселона, мы увидим, что этот автор, как и его предшественники, склонен предполагать наличие некоего центрального психологического расстройства^[44], возникающего в жизненно важном источнике всех психических функций, т. е. в сфере апперцепции, чувствования и желания^[45].

19 Рассматривая психологию слабоумия при dementia praecox, Вейгандт (вслед за Вундтом) называет терминальный процесс заболевания «апперцептивным отупением»^[46]. Как известно, понятие апперцепции Вундта чрезвычайно широко; оно охватывает не только концепцию внимания Бине и Масселона, но и fonction du réel ^[47] Жане^[48], к которой мы вернемся позже. Широту вундтовского понятия апперцепции в указанном смысле подтверждает следующая цитата: «Характеризующееся своеобразными чувствованиями состояние, сопровождающее более ясное восприятие психических процессов, мы называем вниманием; единичный же процесс, ведущий к более ясному восприятию определенного психического содержания, – апперцепцией»^[49]. Мнимое противоречие между вниманием и апперцепцией разрешается следующим образом: «Внимание и апперцепция суть выражения одного и того же психологического явления. Мы выбираем первое для обозначения его субъективной стороны, сопутствующих чувств и ощущений; под вторым же подразумеваются главным образом объективные последствия, качественные изменения сознательных содержаний»^[50].

20 В лаконичном определении апперцепции как «единичного процесса, ведущего к более ясному восприятию определенного психического содержания», содержится гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Согласно такому определению, апперцепция – это волеизъявление, чувствование, аффективность, суггестия, принуждение и прочее, ибо все это суть процессы, «ведущие к более ясному восприятию психического содержания». Этим замечанием мы не стремимся подвергнуть какой-либо негативной критике идею апперцепции Вундта, а лишь указываем на ее огромный размах. Она включает в себя все позитивные психические функции и, кроме того, последовательное приобретение новых ассоциаций; иными словами, она охватывает не что иное, как все тайны психической деятельности, как сознательной, так и бессознательной. Понятие «апперцептивное отупение», предложенное Вейгандтом, таким образом, выражает то, что смутно ощущал Масселон. Однако психологию dementia praecox оно описывает лишь в общих чертах – слишком общих, чтобы мы могли вывести из этого все симптомы.

21 В своей диссертации^[51] Мадлен Пеллетье^[52] исследует процесс идеации при маниакальном «полете идей» и «умственной слабости», под которой следует понимать явные случаи dementia praecox. Теоретические позиции, с которых она рассматривает полет идей, в основном совпадают с точкой зрения Липмана^[53], знание работ которого я полагаю само собой разумеющимся.

22 Пеллетье сравнивает поверхностное течение ассоциаций при dementia praecox с полетом идей, характерной чертой которого является «отсутствие какого-либо направляющего принципа». То же относится и к ассоциациям при dementia praecox: «Направляющая идея отсутствует; сознание остается спутанным, его элементы не упорядочены». «Единственный вид психической деятельности, который в норме можно сравнить с маниакальным состоянием, – это грезы, хотя последние свойственны скорее слабоумию, нежели мании»^[54]. Пеллетье права, отмечая значительное сходство между нормальными грезами и поверхностными ассоциациями при маниакальных состояниях, однако это верно только в том случае, если ассоциации записаны на бумаге. С клинической точки зрения больной совсем не похож на мечтателя, пребывающего в грезах. Очевидно, автор чувствует это и находит эту аналогию более подходящей для dementia praecox, которую со времен Райля часто сравнивали со сновидением^[55]. Богатство и ускорение мышления при маниакальном полете идей представляет собой резкий контраст по сравнению с вялым, часто прерывающимся течением ассоциаций у мечтательного типа, с одной стороны, и бедности ассоциаций кататоников с их многочисленными персеверациями – с другой. Аналогия верна лишь постольку, поскольку во всех этих случаях направляющая идея действительно отсутствует. При маниакальных состояниях это обусловлено тем, что все представления проникают в сознание с заметным ускорением и сильным чувством^[56], чем, вероятно, объясняется недостаток внимания^[57]. В грезах внимание отсутствует с самого начала; там же, где нет внимания, ассоциативный процесс неизбежно опускается до уровня сновидения и медленно течет, подчиняясь законам ассоциаций и тяготея главным образом к сходству, контрасту, сосуществованию и словесно-моторным сочетаниям^[58]. Множество примеров этого мы можем найти в ежедневных самонаблюдениях и обычных разговорах. Как показывает Пеллетье, ассоциации при dementia praecox строятся по той же схеме. Лучше всего это видно на следующем примере:

Je suis l’être, l’être ancien, Ie vieil Hêtre^[59], que l’on peut écrire avec un H. Je suis universel, primordial, divine, catholique, apostolique, Romaine^[60]. L’eusses-tu cru, l’être tout cru, suprumu^[61], l’enfant Jésus^[62]. Je m’appelle Paul, c’est un nom, ce n’est pas une négation^[63], on en connait la signification…^[64] Je suis éternel, immense, il n’y a ni haut ni bas, fluctuat nec mergitur, le petit bateau^[65], vous n’avez pas peur de tomber^[66].

23 Приведенный выше пример ясно показывает течение ассоциативного процесса при dementia praecox. Он отличается заметной поверхностностью и развивается посредством многочисленных ассоциаций по созвучию. Однако дезинтеграция настолько выражена, что мы уже не можем сравнивать его с нормальными грезами; вместо этого мы вынуждены уподобить его непосредственно сновидению. Как известно, беседы, которые мы ведем во сне, имеют весьма схожий характер^[67]; соответствующие примеры можно найти в труде Фрейда «Толкование сновидений».

24 В работе «Экспериментальные наблюдения за работой памяти» мною показано, что снижение внимания вызывает ассоциации поверхностного типа (словесно-моторные сочетания, ассоциации по созвучию и т. д.); в свою очередь, появление ассоциаций поверхностного типа всегда указывает на нарушение внимания. Таким образом, судя по нашим экспериментальным данным, Пеллетье права, приписывая поверхностный тип ассоциаций при dementia praecox снижению внимания. В отношении этого снижения она использует термин Жане abaissement du niveau mental («снижение уровня сознания»). Кроме того, из ее исследований мы видим, что нарушение внимания вновь прослеживается в центральной проблеме апперцепции.

25 В частности, следует отметить, что Пеллетье упускает из виду явление персеверации, но, с другой стороны, мы обязаны ей ценными наблюдениями касательно символов и символических связей, столь распространенных при dementia praecox. Она пишет: «Следует подчеркнуть, что символы играют большую роль в психических продуктах душевнобольных. При мании преследования и деменции мы сталкиваемся с ними на каждом шагу; это обусловлено тем, что символ – низшая форма мышления. Символ можно определить как ложное восприятие тождественности или сильной аналогии между двумя объектами, между которыми в действительности существует лишь очень отдаленное сходство»^[68].

26 Из этой цитаты следует, что Пеллетье связывает кататонические символы с расстройством внимания. В пользу этого предположения говорит и тот факт, что символы давно считаются обычным явлением в грезах и сновидениях.

27 Психология негативизма, которой в настоящее время посвящено множество публикаций, заслуживает внимания сама по себе. Безусловно, симптомы негативизма не следует рассматривать как нечто ясное и определенное. Существует множество форм и степеней негативизма, которые еще не были клинически изучены и проанализированы с надлежащей тщательностью. Разделение негативизма на активный и пассивный вполне понятно, ибо самые сложные психологические случаи принимают форму активного сопротивления. Будь в этих случаях возможен анализ, во многих из них мы бы обнаружили достаточно четкие мотивы для сопротивления; в таких обстоятельствах говорить о негативизме едва ли уместно. Нередко и пассивные формы с трудом поддаются толкованию. Тем не менее имеется немало случаев, когда совершенно очевидно, что даже простые процессы волеизъявления неизменно трансформируются в свои противоположности. На наш взгляд, негативизм в конечном счете всегда зависит от негативных ассоциаций. Существует ли негативизм, имеющий своим источником спинной мозг, я не знаю. Наиболее широкого взгляда на вопрос негативизма придерживается Блейлер^[69]. Он показывает, что «отрицательная внушаемость», или стремление выдавать противоречащие ассоциации, есть не только составляющая нормальной психики, но и распространенный механизм патологических симптомов при истерии, навязчивых состояниях и dementia praecox. Механизм противоречия – это функция, существующая независимо от нормальной ассоциативной деятельности и всецело коренящаяся в «аффективности»; следовательно, он активируется главным образом представлениями, решениями и прочим, окрашенными интенсивным чувственным тоном. «Этот механизм призван оберегать от опрометчивых поступков, побуждать человека взвешивать все за и против». Он действует как противовес внушаемости. Внушаемость – это способность принимать и реализовывать представления, несущие эмоциональную нагрузку; механизм противоречий делает прямо противоположное, посему предложенный Блейлером термин «отрицательная внушаемость» вполне уместен. Тесная связь этих двух функций объясняет, почему клинически они встречаются вместе. (Внушаемость соседствует с непреодолимыми противовнушениями самого пациента при истерии, а также с негативизмом, вынужденным автоматизмом и эхопраксией^[70] при dementia praecox.)

28 Важная роль, которую отрицательная внушаемость играет в повседневной психической жизни, объясняет, почему противоречивые ассоциации наблюдаются так часто: они всегда «под рукой»^[71].