Так звучало условие дедушки Ваннера Слейн. И главным препятствием на пути его исполнения оказалась несчастная я. Единственным, говоря откровенно, ведь девчушки росли и красивыми, и смышлёными, взяв от обоих родителей лучшее, что в тех было.

Что такое какая-то Нэрис в сравнении с судьбами целого прайда? У меня осталось в живых ещё шестеро братьев, которым пристало жениться. К тому же, в отличие от сестриц, я достоинствами не блистала.

Скромный рост, тихий голос. Глаза, «от робкого взгляда которых хотелось отдать кошелёк сразу, быстро и только из жалости», – так описал меня старый друг Диль.

Зеркала замка Рейн могли сюда только добавить хрупкие девичьи плечи, разительно контрастировавшие с крутыми перекатами женственных форм – нескромным наследием матушки. Всё это странно смотрелось на тоненьких, как у летучей козы, ножках.

А успехи учебные… Так это дело усидчивости и прилежания. Особых талантов замечено за мной пока не было. Что с меня взять, кроме совести?

Хорошо так лежать, будто в обмороке, и слушать, как отец с мачехой громко ругаются, а Куста надрывно рыдает в сторонке.

– Вам было мало проблем? – Алана шипела, как огромная рассерженная речная слониха, выплёвывая в отца эти сложные слова. – Вы решили угробить невесту, чтобы прибывший к нам конунг выгнал уже наконец из Золотого круга последнего представителя Рейнов?

Алана всегда многословно ругалась, выстраивая сложные и витиеватые фразы. Наверное, так ей самой аргументы казались весомей.

– Прекраснейший план, поздравляю, дражайший супруг и отец, я аплодирую, я в восхищении!

Несколько долгих секунд глава прайда Рейн потрясённо молчал, я даже глаз приоткрыла, взглянув на кадана украдкой. Не хватил ли удар впечатлительного и дражайшего? Новость, конечно, действительно потрясающая, но не до смерти же.

Он, покачиваясь, стоял, как молнией поражённый. Огромный, темноволосый, носатый, с бородой, аккуратно заплетённой во множество мелких косичек, накануне порядком потрёпанной приступом ярости. Породистое батюшкино лицо стремительно наливалось всеми оттенками болезненной сизости.

– Кто?! – только и смог прохрипеть он в ответ, – какая, к подземным собакам³, невеста?

– Конунг! – рявкнула прямо в лицо ему милая жёнушка. Она тоже была рослой, широкой и крепкой. Простые белоголовые простолюдинки носили длинные волосы, пряди которых переплетались широкими яркими лентами. И даже высокая халитэ позволить себе бритый затылок, являющий всем благородные линии священного знака высокородной халим⁴, не могла. Но и показывать светлую поросль волос полукровки она не хотела. А потому в выкрашенные болотными травами пряди причёски супруги хозяина замка были туго вплетены толстые золочёные нити. Красиво блестит. Это пять.

И вот тут до меня наконец-то дошло. Говорю же, я медленно соображаю. Невеста?!

Кажется, это они про меня. Вот теперь понимаю. Конунг решил вдруг почтить своим присутствием брачный провинциальный отбор. А жертвой назначил самого несговорчивого и беднейшего из каданов правящего круга, благо дочь у него отыскалась, и возраст вполне подходящий.

Несчастная я.

Колёса судьбы завертелись со скоростью ротора, зазвенев отчётливым траурным звоном. И почему я ничуточки не удивилась? Везение – моё второе имя, все знают. Ещё удивительно, что…

– И с ним собирается ехать почти весь столичный бомонд! Весь цвет континента! – Алана теперь уже просто орала. – А что мы покажем высоким гостям? А женихам?

Судя по немой реакции батюшки, он понятия не имел, что ответить Алане. Уже неудивительно. Как я батюшку понимаю…

Конунг. Я даже толком не помню его, говоря откровенно. Пару раз он мелькал в Красном круге по каким-то там важным делам, потом все ожидали его приезда к нашему общему выпуску. Все тогда суетились ужасно, а он не приехал. Диль страшно расстроился, помню. Обычный мужчина наш конунг: бородатая хитрая морда, ещё взгляд очень злой. Младший сын на него не похож совершенно. Поговаривали, что остальные наследники тоже.

И зачем ему этот семейный спектакль в нашей бедной провинции? Стало так скучно, в столице закончились развлечения?

Даже не знаю, гадать совершенно бессмысленно.

❂❂❂

¹Конунг – верховный правитель мира Лиглы. Вероятнее всего, был заимствован колонистами из древнегерманской земной терминологии для обозначения верховного правителя. В эпоху зрелого Средневековья истории Земли этот термин соответствовал понятию «король».

² Кадан – титул главы прайда мира Лиглы, вероятно, заимствован колонистами из средневековой кочевой иерархии Земли, со временем претерпев фонетические изменения (каган-каан-кадан).

³ Подземные собаки – фауны мира Лиглы, мрачные всеядные монстры, вероятно, мифические. Ими пугают малых детей в мире Лиглы, синоним чертей.

⁴Халим – обращение ко всем высокородным женщинам, рождённым в прайде мира Лиглы.

❂❂❂

6. Загадки, загадки…

Сова. Имперский фрегат A-IIV класса.

Ковыляя утяжелителями и стараясь даже в них выглядеть максимально уверенно, имперский инспектор первого ранга Аверин полз прямо к входу в центральный отсек. За его спиной плавно выросла огромная тень Гесса, штатного биогеоэколога экспедиции и просто старого верного друга, который тоже был инспектором.

Гесс был умён, деликатен и никогда лишних вопросов не задавал. Им обоим и так всё было достаточно ясно. Согласно официальным досье, в экипаже “Совы” никого с боевым опытом и подготовкой больше не было. Только сам капитан и биолог. Однако Мак был точно уверен: все члены команды “Совы” имели куда более экстремальный жизненный опыт. Он сам их всех собирал на самых дальних задворках галактики при весьма неоднозначных обстоятельствах.

Каждый причастный к “Совятнику”, как нежно их называли диспетчеры крупных имперских портов, имел за плечами тёмное прошлое. Чипы удостоверения личности у всего экипажа читались как “нулевые”. Такие выдавались имперцами даже самым страшным преступникам, оказавшим неоценимую услугу Империи. Подобная “индульгенция” давала право начать жить сначала, “с нуля”. Единожды в жизни.

Но, как ни крути, бюрократия – главная сила Империи, и фактически никто из “Совят” не имел допуска к участию в боевых и спасательных операциях класса “Б”. За исключением Гесса, конечно. Тот был бывшим десантником, воином уровня “бог”.

В экипаже сейчас не хватало четырёх специалистов из полноценных двенадцати. Хорошо, роль ещё двух вполне исполняли старые добрые и проверенные ядроиды: Кил и Кел. А во всём остальном перспективы были туманны, как скопление Андромеды. Аверину обещали усиление. Где-то там, через год. Правда, при этом не уточнили, по какому из тридцати официально принятых в Империи календарей.

А потому рассчитывать ему сейчас приходилось лишь на себя, Гесса и парочку старых ядроидов. Последним Макар точно не мог доверить операцию по осмотру терпящего бедствие корабля с возможной эвакуацией пострадавших. По целому ряду вполне объективных причин.

Вот такая у них вырисовывалась композиция…

Прыжок в жёлоб, стремительное перемещение и, отчаянно грохоча прокля́тыми утяжелителями, Макар вылетел в хвостовой пятый отсек. Болтаясь на них, как воздушный шарик на тонкой верёвочке, дополз до блока предпосадочной подготовки и застонал уже даже не мысленно. Автоматика в аварийном режиме у них не работала, придётся всё ручками делать. И ножками. Громко и витиевато проклиная эту шервову невесомость, которую Мак всей душой ненавидел.

Мучительно кружилась голова, затекала шея. Облачение в боевой скафандр превратилось в сеанс эквилибристики с элементами юмористического жонглирования. Он совершенно отвык от всех этих “прелестей” дикого космоса, и единственной утешительной мыслью стала злая идея о тренировках всего экипажа с выключенной системой гравитации корабля. Представил себе почему-то их доктора, болтающегося всей долговязой фигурой кверху ногами, и сразу же полегчало.

Он бы долго ещё ковырялся со всем этим спасательно-боевым облачением, но заглянувший случайно в кабину друг Гесс молча вошёл и помог, поймав ускользающего из рукавов капитана уже где-то под потолком.

Макар только злился, тихо шипя и злобно застёгивая вакуумные замки скафандра. Он был просто в ярости. На себя, на тех идиотов, что вылезли в Сумерки на этом своём туристическом космолёте, пригодном лишь для прогулок на низкой орбите какой-нибудь крошки-планеты-санатория-для-дошкольников, и на всю эту долбанную Империю, что посмела существовать. Придурки. Вдохнул-выдохнул. Не помогло. Плазистер¹ засунул в перчатку. Захотелось курить. Уже пять лет, как бросил эту архаику, а всё тянет, надо же. Молча набрал на браслете сигнал к погружению специальных ядроидов, пара которых уже ожидала в предстартовом блоке.

Для этих сложнейших биотехнических роботов выбор между раненым, умирающим живым существом и его хладным трупом не очевиден. Они легко могли вынести из руин космопорта десятки мёртвых тел и оставить живых детей умирать, ориентируясь на “полезную массу”, как было не раз за историю современной Империи.

Кодекс робототехники сыграл злую шутку, защитив мир разумных существ от восстания суперроботов. Ядроиды не могли стать разумнее человека, им запрещалось наличие эмоциональной составляющей сознания, а потому задача спасения гуманоидов ограничивалась вопросом целостности его тела.

Но были и плюсы. Яды всё-таки предсказуемы, управляемы, и что самое главное – рядом с этими механизмами рядовой человек вовсе не чувствовал себя третьесортным огрызком органики.

Макара это устраивало. Он Homo sapiens² – человек разумный, носитель священного пламени разума, объединившего всю Галактику ещё в незапамятные времена. Он потомок всесильных и высших существ, носителей духа и разума, а это всё значит…

Что надо идти, разгребать эту кашу. Обратный отсчёт начал свой бег.

Ноль.

Острое лезвие лукса – малого корабельного катера – выскользнуло из зева шлюза хвостового отсека.

Капитан за штурвалом. Как пафосно прозвучало.

Внимательный и осторожный, Мак всегда соблюдал все инструкции неукоснительно, чётко помня слова своего первого преподавателя: “Эти строки написаны кровью пилотов, ребятки”. В Академии Космоса знали цену подобным словам…

Предварительный круг, осмотр корпуса корабля, фиксация видимых повреждений.

– Петрович, что у нас там с эфиром? – Мак обратился к обиженному корабельному разуму.

– Никаких сигналов. Всё чисто, нет даже следов эха автоматических аварийных.

– Яхо, что там по датчикам? – с “Совы” явно обзор был пошире.

– По прошествии десяти минут с момента начала увеличения дистанции температура поверхности судна резко упала. Фиксирую данные в пределах нормы. Выпускать дополнительный зонд?

Макар вдруг ощутил странную, необъяснимую, совершенно иррациональную тревогу. Захотелось вернуться и вообще малодушно свалить, тихо забыв о произошедшем здесь, в удалённом кусочке галактики. А ведь сразу же всё начиналось паршиво. Надо верить приметам.

Споткнулся на трапе, потом ждали два часа выхода, потом этот просчёт. Впервые за всю свою практику Мак ошибся, Петровичу не доверяя расчёт точки выхода из зоны Сумерек. И пришлось им целые имперские сутки лететь до маршрутного маяка, пользуясь горизонтальными двигателями. Надо было сразу же отложить вылет на три дня. И никто бы не умер. А теперь всё пошло шервову горлу хвостами в затык. И не сделать уже ничего, абсолютно.

Свой порыв подавил. Он не просто тут капитан и инспектор, он разведка, вообще-то. “Все сомнения прочь, Мак Аверин!” – сказал он себе. Не помогло.

– Нет, оставь его на “Сове”. Пока нашего хватит. Петрович, режим тишины, контроль эфира, обо всех изменениях сразу докладывать. Стэм, “Сову” отвести на пятнадцать секунд аварийного хода по оси строго влево. Яхо, активация аварийной защиты. Всем выполнять.

Боцман в ответ простонал нечто нечленораздельное, но фрегат плавно вздрогнул, приоткрыв диафрагмы над малыми вертикальными двигателями, выдвинул рёбра плоскости планирования и послушно переместился.