Идеологическое обоснование, обеспеченное Робеспьером, сыграло важную роль в захвате правительством политической и военной инициативы в течение 1793–1794 годов: был положен конец гражданской войне, а у французской армии появилось преимущество перед их европейскими противниками. Поэтому можно было бы ожидать, что Робеспьер присвоит себе львиную долю заслуг в грандиозной решающей победе, одержанной в битве при Флёрюсе 26 июня 1794 года, в результате которой удалось очистить северные границы Франции от неприятеля и открыть дорогу для наступления республиканских армий на Нидерланды. Однако ж, по причинам, которые мы рассмотрим в этой книге, на деле все происходило иначе. Отношения между различными силами и деятелями в Революционном правительстве заметно изменились. Робеспьер был на ножах со своими коллегами из Революционного правительства, частично отошел от общественной деятельности и, похоже, намеренно провоцировал в Париже недовольство тем самым правительством, в котором сам и состоял. Его товарищи какое-то время мирились с его поведением, но в конце концов их терпение лопнуло. 9 термидора оппоненты Робеспьера открыто выступили против него в Конвенте и арестовали его.

Чтобы уловить логику событий 9 термидора, нам нужно понять позицию и мотивы Робеспьера, а также тех людей в Конвенте, которые из его союзников превратились в его противников. А еще мы должны проникнуть в головы жителей Парижа – и понять, что их беспокоило в те дни. Потому что – в конечном итоге – именно действия парижан после многочисленных и внезапных потрясений, которые, по мнению Мерсье, были столь характерны для тех неспокойных journées, определили исход всего этого дня.

Хотя насущные вопросы 9 термидора по своей значимости были сопоставимы с общенациональными, они решались парижанами intra muros. Мерсье однажды пошутил, что «Париж настолько велик, что можно устроить битву на одном его конце, а на другом конце об этом ничего не узнают»^[10]. Однако в день 9 термидора это было абсолютно не так: в каждой из 48 секций города можно было наблюдать народные выступления и мобилизацию. Кроме того, все события того дня нагрянули столь неожиданно и развивались столь стремительно, что у жителей окрестностей (не говоря уж об остальной Франции) не было никаких шансов вмешаться^[11]. Большая часть Франции проснулась 10 термидора и обнаружила, что Робеспьер пал. Это был наиболее парижский из всех революционных journées.

Рассмотреть, как 9 термидора парижане – естественно, санкюлоты, но и многие другие – мобилизовались, чтобы действовать сообща, подразумевает необходимость не только докопаться до «бесконечно малых» подробностей, но еще и локализовать их во времени и пространстве – на часах и на карте города, так сказать. Исход всего journée зависел от решений, принятых в течение этих 24 часов множеством людей, застигнутых событиями в разных актах разворачивающейся на глазах драмы и в ключевые моменты дневной суеты. Мы можем лучше уловить течение дня, отслеживая новости и информацию, а также слухи, сплетни, эмоции, приказы и распоряжения, наблюдая за мужчинами и женщинами, лошадьми, выхватывая взглядом ружья, пики и пушки по мере того, как они перемещались по городу и вокруг него на протяжении этих 24 часов. Все горожане – начиная с самого высокопоставленного парижанина и заканчивая самым скромным из них, жители исторического центра и самой дальней периферии – стремились угадывать знаки и постигать значение тех или иных мелочей, чтобы определить наилучшее направление для своих усилий. Что им надлежит делать? И во имя кого? Мобилизоваться или нет? Сплотиться вокруг Робеспьера и Коммуны (муниципального правительства)? Или поддержать Национальный конвент? Исход дня зависел от миллиона микроскопических решений, принятых парижанами на просторах города в течение 24 часов того дня. Реконструкция столь микроскопической, многослойной и многоплановой истории Парижа и парижан, осуществленная в этой книге, стала возможной только благодаря исключительному богатству архивной документации, относящейся к этому дню; за счет этого мы имеем доступ буквально к сотням и сотням небольших отчетов, освещающих события дня с разных ракурсов^[12]. Для более подробного обсуждения см. Список источников и Jones (2014): ‘The Overthrow’, pp. 696–7. Копия инструкций от Барраса доступна в W 500, d. 3. Не так уж просто найти другой день во всем XVIII веке, источники сведений о котором были бы столь же обильны и содержательны. Через несколько дней после указанных событий Баррас, депутат, на которого правительство возложило оборону города, инициировал тщательную и кропотливую проверку всего, что произошло в каждой из 48 секций 8, 9 и 10 термидора. «Соберите все детали», – поручил он властям секций:

Факт, который кажется незначительным, может развеять подозрения или привести к открытию полезной истины. Сообщите мне обо всех приказах, которые вы отдали, и обо всех, что вы получили; но прежде всего, будьте точны в датах и часах; вы еще оцените их важность^[13].

Благодаря этому призыву появилось около 200 небольших отчетов, где описывались события по крайней мере части того дня с наиболее выгодных точек обзора по всему городу. Многие из этих отчетов были объединены по ключевым периодам дня в отдельные подборки, каждая из которых соответствовала четверти часа. Помимо этого капитального массива информации, полученного в результате расследования Барраса, Конвент также учредил официальную комиссию для подготовки отчета о событиях дня, и данный документ был представлен Конвенту ровно год спустя^[14]. Кроме того, описания деталей того дня непременно попадали в газетные статьи и более поздние политические мемуары. И наконец, буквально сотни полицейских досье на конкретных людей, составленных в течение следующего года или около того, также содержат аналогичные краткие описания эпизодов и моментов дня 9 термидора.

Эта мозаика из тысяч фрагментов дистиллированного опыта и памятных мелочей послужила основой для драмы, которая, как представляется, стала даже больше, чем сама реальность, ставшая ее основой. Когда, по замечанию Мерсье, «события становятся одновременно ужасающими и необычайными»^[15], как в тот раз, они создают ситуацию, в которой никакой «драматический вымысел не сможет соответствовать историческим фактам». 9 термидора оказался днем, когда факты выглядели если не более странными, чем любой вымысел, то уж точно не менее захватывающими и удивительными. Смещение фокуса, привычного для историков, – с тем, чтобы лучше разглядеть парижан, их город и их действия драматичным днем 9 термидора, – позволяет нам увидеть в новом и неожиданном свете не только Робеспьера, революцию, практику террора и самих парижан, но и то, как мы пишем историю эпохального события^[16].

Карта 1. Центр Парижа в 1794 году

Карта 2. 48 секций Парижа

Прелюдия
Около полуночи

Апартаменты Русвиля, улица Сент-Оноре (секция Тюильри)

Пьер-Анри Русвиль снимает комнату над гостиницей на улице Сент-Оноре^[17]. До недавнего времени улица была частью привлекавшего множество зевак маршрута, по которому ехали повозки (или двухколесные тележки), доставлявшие осужденных контрреволюционеров на гильотину, установленную на расположенной по соседству площади Революции. Люди и сейчас толкутся здесь в больших количествах. Это одна из самых оживленных и плотно застроенных улиц Парижа. До резиденции правительства в дворцовом комплексе Тюильри отсюда всего несколько минут ходьбы. Это отличное место, чтобы снять там апартаменты, и для политиков, и для правительственных шпионов. Русвиль относится ко второй категории: он официальный «правительственный наблюдатель» и работает на КОС, Комитет общественного спасения.

Сегодня Русвиль вносит последние штрихи в конфиденциальный отчет для своих хозяев. Его доклад, озаглавленный «Свобода, равенство, братство, неподкупность или смерть», адресован «ГР». Эти буквы обозначают «гражданских репрезентантов», избранных депутатов, «представителей народа», которые составляют КОС. Но Русвиль совершенно уверен, что его отчет попадет на глаза еще одному «ГР», а именно «гражданину Робеспьеру». Максимилиан Робеспьер, самый видный член этого комитета, – главное контактное лицо Русвиля в КОС. Его жилище на улице Сент-Оноре, 366, находится совсем недалеко от квартиры агента.

Как и у многих шпионов, у Русвиля бурное прошлое. До 1789 года он был обычным священником, однако затем, в первые годы революции, сблизился с роялистами и подрядился работать для них секретным агентом, а впоследствии радикализовался. Избранный приходским священником в Бельвиле на северо-восточной окраине Парижа, он посещал знаменитый Якобинский клуб, ведущую политическую ассоциацию Франции, и связался с группировками крайне левых, которые вели войну с христианством. Он опубликовал «дехристианизирующую» брошюру, призывающую священников вступать в браки, а потом и сам на практике осуществил то, что проповедовал, и связал себя брачными узами. Затем он работал правительственным комиссаром на Восточном фронте в Эльзасе, а также полицейским агентом Министерства внутренних дел и властей департамента Парижа, прежде чем в начале 1794 года устроился на работу в КОС.

Рисунок 1. Русвиль, отчет Комитету общественного спасения, около полуночи, 8–9 термидора (F7 4781)

КОС был учрежден декретом Конвента в апреле 1793 года и с этого момента делал все возможное, чтобы предотвратить военную катастрофу и внутренний кризис. В его полномочия входило разрешение на ведение военных действий, в которые Франция втянута с апреля 1792 года, всеми доступными средствами, вплоть до суровых авторитарных репрессий по отношению ко всем, кто выступает против линии правительства, то есть – посредством террора. Война поспособствовала свержению монархии и созданию республики в конце 1792 года. Но точно так же она грозила сокрушить и саму республику. В своей работе комитет тесно сотрудничает с КОБ (Комитетом общей безопасности), который контролирует полицию и отвечает за безопасность. Эти два так называемых «правительственных комитета», каждый из которых состоит из 12 депутатов, составляют ядро «революционного правительства», стоящего во главе Франции. Действуя сообща, 24 человека добились больших успехов, сокрушая одну за другой волны внутреннего восстания и изгоняя вторгшиеся иностранные армии. В ходе битвы при Флёрюсе, состоявшейся за месяц до этого, 26 июня 1794 года, французские войска нанесли крупное поражение своим австрийским противникам, открыв себе дорогу для наступления на Нидерланды.