Кабинет психотерапевта (страница 4)
– Неизвестно. Скорее нет. На звезде, чьим спутником оказалась открытая планета, судя по всему, регулярно случаются вспышки, из-за чего она подвергается постоянному радиоактивному облучению. Если там что-то и существует, то ему просто не хватает времени эволюционировать. Только от вспышки до вспышки, пожары потухнут, и нужно снова всё начинать сначала. Возможно, у планеты вообще уже нет атмосферы, которая обеспечила бы жизнь.
– Хм, – произношу я, и в кабинете повисает тишина. Затем я добавляю: – Тогда там был бы пустынный, мертвый ландшафт.
– Да, но именно в этом что-то есть. Пустынная планета. Как ни странно, это всегда возбуждало во мне интерес, – возражает Конрад.
Когда он рассказывает о дальних пустынных мирах, его глаза оживают, голос становится энергичнее, как будто он чувствует себя живым там, где царит смерть. У меня самого возникли поэтические фантазии, правда, жутковатые: спутник вращается вокруг своей звезды, снова и снова очерчивает круг, словно в надежде подхватить от нее искру, которая породит жизнь. Но от звезды исходит лишь мертвый свет.
– Поразительно, – продолжает Конрад. – Как такое вообще может быть – планета у далекой звезды, где ничего нет, только пустота?
– Вы в том смысле, что Земля без жизни не имеет смысла? – уточняю я.
– Но также и притягательна… – отвечает Конрад и, помолчав, продолжает: – Планета ведь не чувствует этой бессмысленности.
– Потому что она не должна быть живой.
– Да, – подтверждает Конрад и смотрит на меня так, словно мое замечание его ошеломило.
Даже во Вселенной его восхищает скорее ее пустота, чем возможность жизни. «Ведь если где-то и есть живые существа, мы все равно никогда друг о друге не узнаем». В космосе такие чудовищные расстояния, что связь между объектами невозможна. Даже луч света затухает раньше, чем достигнет места назначения.
Луч света, размышляю я про себя, – это метафора для отношений. Конрад считает тщетным желание сблизиться с другим человеком, ведь расстояние между ними непреодолимо. Это также образ нашей с ним совместной работы, наших сеансов: Конрад не верит, что этот путь, вместо того чтобы открывать всё новые пространства пустоты в его душе, приведет к цели. Тем не менее он отправился в дорогу, ведь приходит на сеансы. Часть себя Конрад воспринимает как мертвую. Его привлекает пустота – непреодолимый интерес к Отсутствию. Он прослеживается в разных аспектах жизни. Словно безнадега – это его тайное утешение, а отсутствие чего-либо дает ощущение защищенности: он, окруженный пустотой, подобно лучу света, продирающемуся сквозь темноту, одинокий, не под прицелом глаз тех, кто мог бы осудить, не испытывает боли, но и не знает смысла в своем бытии.
Что же касается той части Конрада, которая хочет жить, нуждается в близких человеческих отношениях и в ответе на вопрос «Для чего я?», то мне кажется, что я уже улавливаю и ее голос. Ценно то, что Конрад вообще может найти образы, которые лучше всего описывают его внутренний космос, даже если он сам не видит связи между своими словами и ощущениями. Есть надежда, что тот, кто в состоянии подобрать подходящие слова для описания своего внутреннего мира, однажды будет понят другим человеком.
Во время сеанса я не рассказываю Конраду о связи, которая существует между тем, что он говорит, и тем, что происходит в его душе, поскольку считаю, что еще рано входить в едва приоткрывшуюся дверь. Уже на следующей неделе она снова захлопнется и душа Конрада погрузится в безжизненное состояние, а я буду ощущать беспомощность.
Спустя несколько недель пробных сеансов – а между тем уже наступил декабрь – мы с Конрадом решили начать собственно терапию после новогодних праздников, в январе. Мы договорились на три встречи в неделю. И не лежа на кушетке, а сидя друг напротив друга.
Бетонная стена
Как лучше работать с Конрадом? Каковы цели терапии? Чего ждет от сеансов он сам? Когда я задал эти вопросы, Конрад растерялся. «Лучше спать по ночам, – ответил он. – И как-то двигаться вперед. Ну, вообще, не могу точно сказать, к чему я хочу прийти».
«Разве не это цель нашей работы? Чтобы вы знали, чего хотите? И чтобы смогли решить, как вам жить дальше?» – предлагаю я.
Тут Конрад высказывает пожелание устроить свою личную жизнь. Но чтобы отношения не закончились так, как с Таней. Дойдет ли дело до детей? Он в этом сомневается. Не поздно ли? «Да и могу ли я быть отцом? А то, может, моим детям лучше вообще не появляться на свет», – говорит он.
«Моим детям лучше вообще не появляться на свет», – я мысленно повторил эту полную разочарования фразу. Пожалуй, в ней есть искра истины. Конрад чувствует, что детям необходимо то, чего он им дать не может, пока находится во власти пустоты. Снова это разочарование: он стоит на пороге второй половины жизни, лето подходит к концу, многие двери начинают закрываться перед ним. Удастся ли с помощью психотерапии что-то изменить? Как много времени она займет? Хватит ли Конраду времени? Или – даже в случае удачного исхода – он окажется в мире, который крутится без него, ему там не найдется места? Ведь цель терапии – не обязательно открытие новых возможностей. Именно возрастные клиенты чаще говорят о том, чтобы расстаться с напрасными надеждами, примириться с собственной судьбой. Пожалуй, и в случае Конрада целесообразно оплакать упущенные возможности. Но вместе с тем что-то во мне запротестовало: да нет же, кое-что еще можно осуществить!
Я считаю, что в случае Конрада вопрос об отношениях и детях можно также понимать и в переносном смысле. Ведь дети – это не обязательно малыши, рожденные в семье, но прежде всего способность Конрада принести в этот мир то, что имеет для него большое значение, то, что он может подарить другим. И за этим скрывается ключевой вопрос: умеет ли он любить? Как говорил Зигмунд Фрейд, «никогда мы не бываем настолько уязвимыми, как когда любим». Конрад понял это уже давно. Пожалуй, это и есть важный пункт, который будет мерилом успеха психотерапии: решится ли Конрад вновь открыть свое сердце тому, во что он действительно верит?