В мае 1399 года Ричард II отплыл в Ирландию, предприняв, как потом окажется, неудачную попытку разрядить взрывоопасную ситуацию, сложившуюся там после гибели Марча. Перед отплытием он повелел провозгласить своим предполагаемым наследником маленького сына Марча и назначил Йорка регентом на время своего отсутствия. Рэтленд отправился в Ирландию вместе с королем. Ричард не мог этого знать, но его отъезд сыграет роковую роль в назревающем конфликте.

Предположительно 4 июля Болингброк высадился в йоркширском Рейвенспёре, порту, давным-давно исчезнувшем из-за эрозии прибрежных почв. Когда его корабль пристал к берегу, герцог преклонил колени и поцеловал родную землю. Он прибыл сюда, взбунтовавшись против законного, коронованного и помазанного на царство монарха, хотя поначалу и утверждал, будто намеревался всего-навсего защитить свои ланкастерские владения и реформировать правительство. Впрочем, он действительно признавал право Ричарда на трон и право графа Марча наследовать королю.

Ко времени вторжения в стране поднялась волна недовольства Ричардом, особенно в Лондоне, где Болингброк пользовался популярностью, а Йорку не под силу было собрать тех немногих сторонников Ричарда, что не отплыли с королем. С прибытием Болингброка перед Йорком возникла дилемма, ибо ему приходилось выбирать между верностью племяннику-королю и верностью сыну своего любимого брата, Гонта. Как это было ему свойственно, он медлил три недели.

По мере продвижения на юг Болингброк с удовольствием осознал, что поддержать его готовы очень и очень многие. Аристократы и простолюдины стекались под его знамена, и он быстро собрал большое войско, почти не встречая нигде сопротивления. Князья церкви предлагали ему помощь, а архиепископ Кентерберийский заверил всех, примкнувших к Болингброку, что им будут прощены грехи и непременно уготовано «место в раю». В Бристоле герцог обнаружил нескольких особенно ненавидимых советников Ричарда и без промедления повелел отрубить им головы, чем весьма угодил горожанам.

Из-за ненастной погоды и штормов весть о вторжении Болингброка достигла Ирландии и слуха короля лишь спустя какое-то время, а едва узнав о бедствии, Ричард отплыл домой, намереваясь собрать войско и встретиться со своим кузеном на поле брани. В конце июля он высадился в Южном Уэльсе, но не сумел привлечь достаточно сторонников; более того, многие из его людей бросали его, включая Рэтленда, который распустил оставшихся солдат короля и ускакал в стан Болингброка, чью сторону наконец, после долгих размышлений, принял и Йорк. Всеми покинутый, охваченный паникой, Ричард облачился в монашескую рясу и бежал в замок Конви, где сдался делегации, присланной Болингброком. В Личфилде, по дороге в Лондон, он попытался спастись, выбравшись из окна башни, но был пойман внизу, в саду. После этого его больше не оставляли в одиночестве, но неусыпно стерегли десять – двенадцать вооруженных стражников.

2 сентября Болингброк вступил в Лондон, где был встречен восторженно. Короля Ричарда, пленника в его свите, приветствовали насмешливыми возгласами и закидывали мусором с крыш, а под конец дня заточили в лондонском Тауэре. Ни у кого более не осталось сомнений, кто же теперь правит Англией. Тем не менее в Конви Генри поклялся, что Ричард «сохранит свою королевскую власть и земли».

На протяжении сентября король неоднократно требовал, чтобы ему позволили публично обратиться к парламенту. Даже проланкастерский хронист Адам из Аска, в это время посетивший Ричарда в темнице, преисполнился к нему сочувствия и отметил, «сколь великая тревога охватывает его, когда он говорит о судьбе, уготованной королям Англии». Несомненно, он снова и снова мысленно возвращался к участи Эдуарда II, низложенного, а затем убитого в 1327 году.

Тем временем Болингброк, запамятовав о своем обещании, назначил комиссию, которой предстояло решить, кто же будет королем Англии. Многих магнатов не радовала перспектива увидеть его на троне; несколько собраний лордов, изучив его притязания на престол по праву рождения, объявили их несостоятельными. Однако, по словам Адама из Аска, вельможи нашли достаточно причин отстранить Ричарда от власти: «Вероломство и нарушение клятв, святотатство, противоестественные преступления, насильственное взыскание поборов с подданных, низведение оных до рабского состояния, трусость и слабость правления». Казалось, что Генри остается единственной реалистичной альтернативой, ведь законный наследник, Марч, был еще ребенком. Адам из Аска утверждал, что Ричард «готов был отречься от короны», но это ланкастерское измышление. Готов он был пойти на столь отчаянный шаг или нет, «ради безопасности государства решено было низложить его властью духовенства и народа, для исполнения какового намерения их спешно и собрали от имени короля в Михайлов день».

На самом деле Ричард отнюдь не собирался отрекаться от престола, и Болингброк вполне осознавал это. Первым его побуждением было предать Ричарда высокому суду парламента, где его дело рассматривали бы пэры, однако прецедентов тому не существовало, а королевскую власть окружал такой мистический ореол, что ожидаемого результата Болингброк мог и не добиться. Поэтому он прибегнул ко всем находившимся в его распоряжении средствам, чтобы вынудить Ричарда отречься от трона, ибо стремился, чтобы низложение Ричарда и его собственное последующее восшествие на престол получили некие законные основания. Зная, что его притязания на трон весьма сомнительны, он выбрал официальную линию, согласно которой низложение Ричарда оправдывалось его дурным правлением. Законы же о престолонаследии лучше было при этом вовсе обойти молчанием.

Хотя поначалу Ричард не собирался отрекаться от престола, он вскоре понял, что ничего иного ему не остается. Целый месяц систематическим давлением и угрозами его принуждали к сотрудничеству, и в конце концов, измученный и сломленный, он сдался. По словам одного из его сторонников, францисканского монаха по имени Ричард Фрисби, он согласился отречься от престола «по принуждению, будучи заточен в темницу, а значит, его отречение не имело силы. Он никогда бы не сложил с себя власть, если бы пребывал на свободе».

Утром 29 сентября 1399 года несколько лордов, собравшихся на заседание парламента и сопровождаемых избранным комитетом законников, нанесли визит Ричарду, прибыв в Тауэр. Когда они вернулись после полудня, король с улыбкой подписал акт об отречении от престола, в котором требовал, чтобы на троне его сменил его кузен Болингброк. В знак доброй воли он послал Генри свой перстень с печаткой.

На следующее утро парламент собрался в Вестминстер-Холле. Ричард просил, чтобы его не заставляли предстать перед сим собранием «в ужасном облике» узника, и его желание было уважено. Вступив в зал, он остановился перед пустым троном, снял корону и, положив ее наземь, «отказал свое право Господу». Затем он произнес краткую речь, выразив надежду, что Болингброк будет ему милостивым сюзереном и позаботится о достойном его содержании. Хотя тут же были оглашены тридцать три обвинения в его адрес, ему не позволили сказать ни слова более, даже в свою защиту.

В официальном протоколе этой процедуры, записанном в одном из парламентских свитков, сказано, что Ричард зачитывал копию акта об отречении с видом бодрым и веселым, но это противоречит свидетельствам Адама из Аска и хрониста-монаха из Эвешема, которые изображают его во время этой церемонии глубоко скорбящим и опечаленным. В тот же день, позднее, архиепископ Карлайлский выразил сожаление, что напрасно Ричарду не позволили хотя бы ответить на выдвинутые обвинения, но его никто не поддержал.

Хотя этот так называемый парламент и был созван от имени короля, он в строгом смысле слова не являлся законным или обычным собранием. На его заседании не присутствовал спикер, а в зал пустили толпу враждебно настроенных лондонцев, возможно, для того, чтобы запугать бывшего короля.

После того как Ричарда увели назад в Тауэр, собравшиеся лорды объявили его низложенным. Свержение его с трона стало своеобразным катализатором династической и политической нестабильности, которой будет отмечено все следующее столетие. Вскоре после отречения Ричарда Болингброк вступил в Вестминстер-Холл, а перед ним шли четверо его сыновей и архиепископы Кентерберийский и Йоркский. В притихшей толпе раздался звучный голос сэра Томаса Перси: «Да здравствует Генрих Ланкастерский, король Англии!» Словно восприняв его слова как знак, собравшиеся подхватили этот возглас, повторяя: «Да! Да! Пусть королем станет Генри, и никто другой!»

Болингброк дал понять, что слышит их одобрительные восклицания и приветственные крики, а потом сел в кресло, которое прежде принадлежало Гонту, заняв его по праву герцога Ланкастерского. Однако оба архиепископа взяли его за руки и повели к пустому трону. В зале воцарилось безмолвие, когда он поднялся и, стоя, произнес: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа, я, Генри Ланкастер, бросаю вызов всякому, кто станет оспаривать мое право взойти на престол Англии и возложить на себя английскую корону, ибо я происхожу по прямой линии от доброго лорда Генриха III, кровь коего течет в моих жилах, и через него унаследовал я это право, ниспосланное мне милостью Божьей, дабы я с помощью родных своих и друзей вернул его себе и исправил разрушенное недостойным правлением и извращением добрых законов».

Завершив свою речь, он показал собравшимся перстень с печаткой, переданный ему Ричардом, в доказательство того, что именно в нем, Генри Ланкастере, король видел своего преемника. Последовали восторженные аплодисменты, и палаты лордов и общин с восхищением признали его королем Англии и Франции. В конце заседания было официально объявлено, что Ричард отрекся от престола и что Болингброк наследовал ему, вступив на трон под именем Генриха IV. Некоторые из присутствующих публично возвысили голос против него. Им суждено было стать лишь первыми среди множества недовольных.

3. Династия узурпаторов

Разумеется, Генрих IV и короли Ланкастерского дома, которые ему наследовали, были узурпаторами. Генрих достиг королевского достоинства, низложив законного монарха Англии, и его право на трон обречено было навсегда остаться щекотливым вопросом. Свои притязания на английский престол он основывал на хитроумной лжи, которую, по словам Адама из Аска, уже отверг комитет лордов и духовенства. Генрих утверждал, что Эдмунд Горбатый, первый граф Ланкастер, от которого он вел свое происхождение через мать, Бланку Ланкастерскую, в действительности был не вторым, а старшим сыном Генриха III, отвергнутым и обойденным из-за своих физических недостатков в пользу «младшего» брата, Эдуарда I, предка его собственного отца, Джон Гонта. Это утверждение было чревато весьма серьезными последствиями, ибо, если бы его приняли, всех королей со времен Эдуарда I следовало бы считать узурпаторами. Кроме того, оно позволяло отсечь от престолонаследия детей Гонта от остальных жен, в особенности Бофортов, и поставить право Генриха, переданное ему матерью, выше того, что он получил через отца.