Он был хорошо образован и прекрасно владел латынью, французским и английским. В быту же он предпочитал говорить на нормандско-французском наречии, традиционном языке английского двора. Опытный и искусный боец, он любил турниры и ратные подвиги и имел славу храброго рыцаря. Он обожал музыку и повсюду, куда бы он ни пошел, его сопровождал оркестр из барабанщиков, трубачей и флейтистов, да и сам он был талантливым музыкантом. Подобно своему отцу, он жил в роскоши и окружал себя большой свитой.

Болингброк отличался благочестием, придерживался подчеркнуто традиционных религиозных взглядов и щедро жертвовал на благотворительность. Он дважды принимал участие в Крестовых походах, сначала в 1390 году, с германским Тевтонским орденом, против литовских язычников Польши, а затем в 1392 году в походе на Иерусалим. Он пользовался популярностью и уважением и потому потенциально мог считаться грозным противником Ричарда II.

Для противодействия угрозе, которую представлял де Вир, Болингброк, создав оппозицию королевским фаворитам, объединился со своим дядей, Томасом Вудстоком, Ричардом Фицаланом, графом Арунделом, одним из крупнейших феодальных магнатов страны Томасом Моубреем, графом Ноттингемским, и графом Уориком. Поскольку они апеллировали к королю, прося восстановить в стране справедливое правление, то назвали себя «лордами-апеллянтами». В 1387 году Болингброк и его союзники одержали победу над де Виром в битве при Рэдкоте в графстве Оксфордшир, и королевский любимец в результате был вынужден отправиться в изгнание. После битвы Ричарду ничего не оставалось, кроме как уступить требованиям победителей, а в 1388 году, на заседании так называемого «Безжалостного парламента», лорды-апеллянты стали настаивать на казни других королевских фаворитов и конфискации имущества де Вира. После этого Ричард, хотя и подчиняясь пока притворно их воле, затаил злобу и стал лишь выжидать удобного момента, чтобы отомстить.

В 1389 году Ричард вырвал бразды правления у лордов-апеллянтов и следующие восемь лет правил самостоятельно, проводя благоразумную политику и добившись некоторого успеха в установлении контроля над Ирландией. Со смертью Анны Богемской в 1394 году исчезло сдерживающее, умиротворяющее влияние на короля. Отныне он отказывался прислушиваться к советам и стал править, обнаруживая все большее тяготение к самовластию.

В 1392 году де Вир умер в крайней нищете в Лувене от ран, нанесенных на охоте диким вепрем, однако в 1395 году король повелел перевезти его забальзамированное тело на родину, в Англию, и перезахоронить там. Большинство вельмож отказались присутствовать на церемонии перезахоронения, а те, кто явился, были шокированы, когда король приказал открыть гроб, дабы в последний раз узреть лицо де Вира и поцеловать руку своего друга.

В 1396 году он подписал с Францией перемирие сроком на двадцать восемь лет, скрепив его браком с Изабеллой, шестилетней дочерью Карла VI. И этот мир, и эта свадьба вызвали недовольство его подданных, которые предпочли бы, чтобы Англия вновь предъявила свои права на французские владения, однако, оглядываясь сейчас на прошлое, мы можем высоко оценить всю мудрость подобного решения, ибо, принимая его, король явно отдавал себе отчет в том, что у страны нет сил и ресурсов выдержать еще одну затяжную войну.

В эту пору, перед лицом столь мощной оппозиции со стороны крупных феодалов, Ричард делал все, чтобы заручиться поддержкой Гонта, и в том же году убедил папу Бонифация XI издать буллу, подтверждающую законность его брака с Кэтрин Суинфорд и их детей Бофортов. 9 февраля 1397 года Гонт и его семейство стали в палате лордов под церемониальный балдахин, согласно обычаю узаконивания представителей аристократии, король издал жалованные грамоты и королевский указ, объявив Бофортов законными детьми Гонта, согласно английскому праву, а затем королевское решение было подтверждено актом парламента. Вскоре после этого король даровал Джону Бофорту, старшему сыну Гонта и Кэтрин Суинфорд, титул графа и маркиза Сомерсета и посвятил его в рыцари ордена Подвязки, а в 1398 году изгнал стареющего епископа Линкольнского из его епархии, чтобы передать его сан Генри Бофорту.

Как гласит «Хроника Кёркстоллского аббатства», в 1397 году король явился подданным, озарив их собою, словно вышедшее из-за туч солнце, но в действительности примерно в это время он стал обнаруживать отчетливые признаки мании величия или даже психопатии. Его усугубляющаяся паранойя, отрыв от реальности, как и очевидная озабоченность его друзей, свидетельствуют о некоем нервном расстройстве; высказывались предположения, что король страдал шизофренией.

С 1397 года Ричард преисполнился желания сделаться абсолютным монархом и править без опоры на парламент. В этом году, не гнушаясь никакими средствами, он предпринял шаги, призванные обеспечить его сторонникам достаточное число мест в парламенте: его приверженцы должны были проголосовать за предоставление королю столь впечатляющих денежных сумм, чтобы он мог отныне никогда более не созывать парламент. После этого он распустил парламент. Это безумное, безрассудное деяние возвестило о начале его конца, о постепенном, но неумолимом приближении к краю пропасти: отныне он правил как тиран, изгоняя всякого вельможу, который ему перечил, и заявляя, что отныне он сам, своими устами, провозглашает законы Англии, полагаясь лишь на собственное сердце, и что он вправе распоряжаться имуществом и самой жизнью своих подданных, как ему заблагорассудится.

Он подделывал протоколы заседаний парламента таким образом, чтобы объявлять своих врагов вне закона без всякой судебной процедуры; он набрал внушительную личную армию, чтобы запугать противников и защититься от них; он вводил незаконные налоги; он не умел поддержать порядок в королевстве на местном уровне; он неудачно пытался избраться на трон императора Священной Римской империи; он сделался вспыльчивым, непредсказуемым и нарушал бесчисленные свои обещания. Просителей, даже архиепископа Кентерберийского, заставляли унижаться перед королем и стоять на коленях, а тот тем временем часами восседал на троне в полном безмолвии, окруженный всем своим двором; тому, на кого он устремлял взор свой, надлежало почтительно поклониться.

В этом году Ричард ощутил себя достаточно сильным, чтобы расквитаться со своим дядей, Томасом Вудстоком, которому не мог простить битвы при Рэдкот-Бридж и изгнания де Вира. Он повелел своему кузену Эдварду, графу Рэтленду, сыну герцога Йоркского, любыми средствами убить Глостера. По слухам, Рэтленд подослал двоих своих слуг на постоялый двор, где его дядя остановился в Кале, и те задушили его периной.

К этому времени Рэтленд сменил де Вира, сделавшись новой привязанностью короля. Он тоже, возможно, был гомосексуалистом, ведь его брак с Филиппой де Мойон остался бездетным. Внешне и характером он напоминал свою мать, уроженку Кастилии: он был умен и хорош собой, но впоследствии сильно располнел. Он скорее подвизался на придворном поприще, но, помимо этого, был высококультурным, образованным человеком и написал популярный трактат об охоте. По словам французского хрониста Жана Кретона, Ричард «любил его чрезвычайно, более, чем кого-либо в королевстве», и Рэтленд быстро превратился в самого влиятельного придворного.

Теперь Ричард приготовился отомстить и прочим лордам-апеллянтам. Томас Моубрей тайно предупредил Болингброка, что король намерен уничтожить их всех и что наибольшую ненависть вызывает у него дом Ланкастеров. Болингброк передал это предостережение Гонту, который тем не менее тотчас же отправился к королю и повторил перед ним слова Моубрея. Болингброк, присутствовавший при этой аудиенции, указал на Моубрея и обвинил его в изменнических речах, каковое обвинение Моубрей с жаром отверг, бросив в лицо Болингброку тот же упрек. Король провозгласил, что их ссору будет рассматривать совет лордов. В апреле 1398 года эти лорды объявили, что данное дело будет решаться «по законам рыцарства», то есть на испытании поединком, согласно древнему европейскому обычаю, когда судебный исход дела определялся вмешательством Господа, дарующего победу правому и повергающего в прах виноватого.

16 сентября, в Ковентри, герцоги встретились перед огромной стеснившейся толпой в присутствии короля и всего двора. Болингброк выглядел блестяще в полном вооружении, верхом на белом скакуне под сине-зеленым бархатным чепраком, расшитым антилопами и золотыми лебедями, поскольку лебедь был личной эмблемой герцога. Моубрей, облаченный в фиолетовый бархат, также поражал воображение зрителей.

В то самое мгновение, когда Болингброк и Моубрей должны были ринуться друг на друга, король, сидевший на возвышении, бросил наземь жезл и повелел прервать поединок. Затем он погрузился в задумчивость и два часа размышлял, пока герцоги ожидали его решения, сдерживая нетерпеливых коней. Потом Ричард вернулся на поле поединка и, без всяких предуведомлений, объявил, что приговаривает обоих к изгнанию, Болингброка на десять лет, а Моубрея навечно. Уолсингем замечал, что этот приговор не имел «под собой никакой правовой основы» и «был совершенно несправедлив», ибо давал королю предлог избавиться от обоих бывших противников. Оставшимся лордам-апеллянтам тоже не суждено было избежать монаршего гнева: Арундел в тот же год был казнен, а Уорик отправлен в пожизненное изгнание.

Едва успев изречь приговор, король призвал ко двору десятилетнего наследника Болингброка, Генри Монмута, в качестве заложника, долженствующего обеспечить послушание отца. Болингброк нашел приют в Париже, где один французский аристократ сдал ему в аренду особняк. Моубрей никогда больше не увидел Англию: он отправился в паломничество в Иерусалим, но умер от чумы на обратном пути.

Бездетность короля тревожила большинство его подданных, ибо королеве Изабелле предстояло достичь детородного возраста лишь через несколько лет. Пока же Ричард объявил своим наследником Роджера Мортимера, четвертого графа Марча, внука Лайонела Антверпенского, второго сына Эдуарда III. В 1398 году Роджеру исполнилось двадцать четыре; как и его отец, он служил короне на посту лорда-наместника Ирландии, хотя и не сумел подчинить непокорные, непрерывно враждующие между собой ирландские кланы. В июне этого года Марч попытался установить свою власть на тех землях, которые по праву принадлежали ему в Ирландии, но попал в засаду и был убит ирландцами в Кенлисе, в провинции Ленстер. У него остался сын, Эдмунд, всего семи лет от роду, – наследник не только графского титула своего отца, но и самого английского трона.

Ричард II и Гонт теперь в буквальном смысле прервали всякое общение друг с другом. Опечаленный изгнанием сына, Гонт заболел. Он умер в 1399 году в замке Лейстер и был погребен рядом с Бланкой Ланкастерской в соборе Святого Павла^[13]. Гонт до конца любил Кэтрин Суинфорд, а в своем завещании назвал ее своей «дражайшей подругой». Она пережила его на четыре года и упокоилась под сводами Линкольнского собора.

Смерть Гонта роковым образом изменила судьбу Ричарда. Несмотря на все их разногласия, Гонт неизменно сохранял верность короне и поддерживал монарха, а теперь, когда его не стало, столкновение короля и Болингброка сделалось неизбежным.

Известие о кончине отца застало Болингброка в Париже. Хотя королевский приговор, обрекавший его на изгнание, не давал ему вернуться в Англию еще девять лет, его утешало сознание, что теперь он – герцог Ланкастерский, первый пэр королевства и сказочно богат, ведь наследство Ланкастеров намного превосходило любые английские владения. Перед его отъездом король заверил его, что его имениям ничто не угрожает, и в подтверждение издал особые жалованные грамоты.

Но затем Болингброка постиг сокрушительный удар: Ричард отозвал жалованные грамоты, конфисковал все его поместья и раздал эти земли своим сторонникам. Хуже того, изгнание Болингброка он объявил теперь пожизненным. Столкнувшись с таким предательством, Болингброк преисполнился решимости вернуться в Англию и положить конец вероломству Ричарда раз и навсегда.