Справившись с очередным потрясением, Теодора достала из сумки блокнот, ручку и диктофон. Она отказалась от предложенного женщиной-полицейским стула и опустилась прямо на пол, строго соблюдая дистанцию между собой и человеком напротив.

– Вы слышите меня? – мягко спросила она. – Меня зовут Теодора, я хотела бы поговорить с вами.

Ее слова не возымели никакого эффекта.

– Я не из полиции. Я здесь, чтобы попытаться помочь вам и разобраться в произошедшем. Я бы очень хотела услышать вашу версию. – Она помолчала, дав ему время понять. – Если бы вы согласились поговорить со мной, вместе мы нашли бы выход. Поверьте, я искренне хочу понять вас и оказать любую необходимую помощь.

Она знала, что он смотрел на нее. А теперь и слушал, потому что монотонный шепот стал тише. Теодора заметила, как несколько раз он сбился и бормотал что-то только для того, чтобы не оставаться в тишине. Может быть, то, что она сидела прямо на полу, как он сам, или тихий голос, не такой, как у полицейских, общавшихся с ним до сих пор, но что-то его подкупило. Скрюченный в углу человек начал приподнимать голову, а Теодора продолжила, как будто ничего не замечала.

– Я здесь, чтобы проанализировать ваше состояние и помочь воссоздать события с вашей точки зрения. Но я не смогу сделать этого без вашей помощи. Знаю, возможно, вы многого не понимаете, и то, что случилось, напугало вас, но мы со всем разберемся. Вместе. Хорошо?

Мужчина замолчал и впервые приподнял голову так, что Теодора смогла отчетливо рассмотреть узкое лицо, самое обычное, незапоминающееся. Она одарила подозреваемого доброжелательным, уверенным взглядом, выражающим надежду на понимание и двусторонний контакт. Но в этот самый момент человек напротив вздрогнул, как если бы услышал выстрел в тишине, и, склонив голову еще ниже, чем прежде, принялся снова отчаянно бормотать молитвы вперемешку с бессмыслицей. Теодора вскочила и обернулась к сотруднице полиции, которая, не сдержавшись, громко хмыкнула, когда услышала обнадеживающие, наивные для любого стороннего слушателя слова Теодоры. Она, впрочем, тут же замолчала и мрачно насупилась, встретив полный ярости взгляд. Теодора жестом попросила ее к выходу. Не надев куртки, она выскочила на улицу и только теперь смогла дать выход злости.

– Вы что, издеваетесь?! – Она вовсе не собиралась срываться, но такой явный непрофессионализм привел ее в бешенство. Теодора понимала, что могла бы быть помягче, но происходящее вокруг ввергало ее в хаос, становившийся все сильнее с каждой секундой, обостряя чувства так, что на поверхности оставались лишь острые углы. – Вы понимаете, что значит разговор с нестабильным человеком? Одно слово, один только звук – как спичка в канистру с бензином. Он же готов был заговорить! Если мне не удастся наладить с ним контакт, мы никогда ничего не узнаем!

– Тише, фрекен Холл. – Это был Веринг. С момента ее прихода в хижину он топтался на улице и курил в ожидании дальнейших приказаний. – Давайте дождемся шефа.

– Да уж, было бы хорошо, – ядовито вставила женщина, выставленная Теодорой. – Он-то вас явно не похвалит, что подозреваемого оставили без надзора.

– Никого мы ждать не будем, – отрезала Теодора.

– Но таких указаний…

– Я отдала такие указания, – снова обрубила Теодора, чувствуя, как ледяной ветер заставляет тело неметь. – Веринг, идемте со мной. Будете присутствовать при беседе с подозреваемым. Наблюдайте, но не издавайте ни звука, пока я не закончу. Держитесь так, чтобы в случае необходимости могли среагировать, но при этом ваше присутствие не было навязчивым для него. Идемте.

Теодора развернулась и вошла в хижину. Она чувствовала каждый мускул, который постепенно расслаблялся в тепле, и от этого подрагивали руки с сильно покрасневшими пальцами. Теодора снова осторожно приблизилась к мужчине и опустилась на пол на то же место.

– Простите за все это. Я не отказываюсь от своих слов и очень хочу помочь вам. Помочь понять, что произошло. – Голос слегка сбился от холода. Большим усилием Теодора заставила тело перестать дрожать.

Мужчина в углу приподнял голову и взглянул на нее из-под бровей, не переставая бубнить. Его монотонные молитвы перешли в шепот, но теперь в нем улавливалась ярость. Он раскачивался из стороны в сторону, совсем как детская игрушка-неваляшка, которую не остановить, – она все качается, качается, и на ее деревянном лице застыла вечная и оттого слегка пугающая улыбка. Теодора подумала, что подозреваемый не видит ее. В его темных глазах не было никакой осмысленности.

– Если вы слышите и понимаете меня, – она говорила с ним как с ребенком, которого не был способен понять никто, кроме нее, и стоящий позади в тени ниши Веринг поразился тому, сколько внутри нее терпения и самообладания. Он-то уже давно встряхнул бы этого шута как следует. – Просто кивните, хорошо? Вы понимаете меня?

Наблюдавший Веринг был уверен в тщетности ее попыток и, когда спустя несколько минут терпеливых уговоров человек в углу осознанно и твердо кивнул, уставился на него во все глаза и чертыхнулся про себя. Все до единого полицейские, особенно те, кто прибыл раньше других, были уверены, что этот тип – невменяемый псих.

– Очень хорошо. Меня зовут Теодора, помните? Вы скажете мне, как вас зовут?

Она незаметно пододвинула диктофон поближе, не прерывая зрительного контакта с подозреваемым. Мужчина раскрыл рот, но не произнес ни звука. Он открывал и закрывал его несколько раз, совсем как рыба, и лишь на пятой или шестой попытке смог выдавить из себя невнятный громкий хрип.

– Как я могу к вам обращаться?

– К-кк-к… – Хрип обретал неприятную форму. – К-к-ккк-к… К-Карл.

– Карл. Вас зовут Карл. Очень хорошо, замечательно. Вам нужно говорить, Карл. С каждым разом будет проще. Вам что-нибудь нужно? Может быть, воды?

Карл энергично закивал. Теодора махнула Верингу, чтобы передал воды. Она повернулась и, не вставая, потянулась за стаканом, чтобы полицейский не подходил слишком близко. Проводник осушил стакан залпом, и Теодора попросила еще.

– Я прошу прощения, что вам пришлось провести здесь так много времени. Но даю слово, что как только мы с вами пообщаемся, вас… доставят в безопасное место.

Мужчина весь съежился, а Теодора мысленно отчитала себя за неосторожность. Она пыталась подобрать слова, но вышло все равно невпопад.

– Карл, если вам угрожает опасность, даю слово, что вас сумеют защитить. Никто не причинит вам вреда, хорошо?

Он снова кивнул, нерешительно, нервно. Внешне спокойная Теодора и сама начинала нервничать из-за односторонней беседы. Если он не заговорит…

– Черный. Большой и ч-ч-черный, – прохрипел Карл, заставив Теодору напрячься.

– О чем вы говорите, Карл?

Глупый вопрос. Она знала, прекрасно знала, о чем говорит Карл.

Теодора не заметила, как в хижине появился еще один человек, почти растворившийся в густых тенях, до которых не дотягивались ни слабоватые лампы, ни пасмурный свет с улицы. Суровый вид Стига Баглера заставил Веринга посторониться. Он бросил многозначительный взгляд на начальника, в который вложил все свое замешательство и неспособность принять собственное решение. Баглер даже не посмотрел на него, сосредоточившись на Теодоре. Он хотел прервать ее сразу же, как вошел. После того, что они обнаружили на месте преступления, в этом разговоре больше не было необходимости. Он мчался к хижине, оскальзываясь и почти прямым текстом послав к черту проводницу, потому что боялся за Теодору, но женщина, которая сидела на полу хижины с прямой спиной, собранная, непреклонная, сопереживающая, в помощи не нуждалась. Внешне она выглядела так. Это сопереживание, которое перекрывало в ней все другие чувства, привело Баглера в недоумение и состояние, близкое к слепой злости. Он сжал губы и, сунув руки в карманы, смотрел, как Теодора ведет беседу, выискивая слабые места, червоточины, но вовсе не для того, чтобы нанести по ним удар, чего этот выродок однозначно заслуживал, а чтобы облегчить боль. Вот что приводило Баглера в немое, злое исступление.

– Ч-черный. Там. Д-д-дда святится имя Твое, да придет Царствие т-т-Твое… Он там, там. – Все это подозреваемый проговорил, не меняя интонации, глядя на Теодору своими бессмысленными темными глазами.

– Карл, пожалуйста, соберитесь. Вы в безопасности здесь. Карл, о ком вы хотите рассказать? Не молчите, мы обязательно справимся со всем вместе, только не держите это в себе. Что вы пытаетесь сказать, Карл? – тихо проговорила Теодора.

Она чувствовала исходивший от него запах крови и пота, кислый запах страха и отвлекала себя, чтобы сохранять лицо бесстрастным. Карл поднял голову чуть выше, и она подумала, что он вернулся. Теперь он заговорит. Но тот посмотрел на нее как будто впервые. Вокруг темно-коричневых, казавшихся черными в плохом свете, радужек змеились лопнувшие, побагровевшие сосуды. Он искусал губы до крови, она запеклась, и рот его теперь выглядел рябым, бело-бурым.

– Это я сделал, – проговорил он, больше не заикаясь. Теодора отшатнулась, и как раз вовремя, потому что в следующую секунду Карл вскочил, выбросив вперед скованные наручниками руки, и заорал: – Это я сделал!

Оба мужчины у стены среагировали молниеносно. Не прошло и секунды, как Веринг прижимал подозреваемого лицом к кровати, придавив коленом поясницу, а Баглер склонился над Теодорой и поднял ее на ноги.

– Черный, черный! И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим! ^[4] – орал Карл, наполовину заглушаемый матрасом. Он отчаянно пытался вырваться, но от тщетных усилий только снова начал хрипеть. – …И грехи! Их всех, всех убил! Ибо есть Царствие твое! И сила! И я есть сила, ибо я убил!

Баглер поднял с пола диктофон и остановил запись. Формально в ней уже не было необходимости, но лишней не будет. Он жестом отдал Верингу указания вывести преступника: на улице его уже ждали полицейские. Баглер обернулся к Теодоре и ненадолго замер в замешательстве: в комнате ее не оказалось, только сумка и блокнот валялись на полу. Он подобрал ее вещи и вышел, оглядываясь по сторонам. Теодора шла по льду таким быстрым шагом, словно ступала по взлетной полосе, хотя даже не надела кошек. Они так и валялись в снегу у хижины, где она бросила их, когда вошла. Баглер подобрал и их, надел свои и ринулся догонять Теодору. На таком ненадежном покрове, как лед, передвигаться ему было непросто. Нога все время ныла сильнее обычного.

На выручку Баглеру пришла сама земля: впереди ледник обрывался и резко уходил прямо в пропасть. Теодора стояла у края и, часто дыша, смотрела вниз.

– Как хорошо, что летать ты пока не умеешь.

Она обернулась на голос, но, когда Баглер преодолел последнее расстояние до обрыва, снова отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом.

– Нужно было дождаться меня. – Он не стал отчитывать ее так, как собирался. – Мы нашли орудие убийства в ущелье, рядом с местом преступления. Результаты еще обрабатываются, но это формальность. Оно принадлежит ему.

Баглер вздохнул, переваривая все произошедшее.

– Мне вообще не нужно было тащить тебя сюда. Если бы серп нашли раньше… Но он был невменяем, и мы не могли…

– И сейчас не можете! – перебила Теодора. – Он и есть невменяемый. Он не убивал эту девушку, Стиг, это сделал волк. Он сказал так, потому что напуган до смерти.

– Что ты говоришь, Теодора? Он признал вину, орудие убийства найдено. Проводница подтвердила, что это его вещь. Мы обязаны арестовать его, и спорить тут не о чем.

– Если бы ты не сомневался, то не потащил бы меня сюда. Но что-то не складывалось, ты ведь и сам чувствовал! Эти увечья нанес не человек. Он признался бы в чем угодно в таком состоянии, потому что нестабилен и напуган. Он не знает ничего, кроме безотчетного страха. Разве так обычно выглядят люди, совершившие особо тяжкое?

– Да, если он и до этого был психом.

– Но он не был!