– Юра. Послушай, ты не останешься здесь, это ясно, да? Давай, поехали уже отсюда. Дом запри и ключи сунь под крыльцо. Если он тебе позвонит, так и скажешь, что никакие деньги тебе не нужны, короче, пошли его куда подальше и вообще постарайся забыть. Теперь я позабочусь о тебе. Сегодня отвезу тебя домой. Ты же на квартире живешь?

Она кивнула. И тут он вспомнил, что она снимает даже не квартиру, а комнату!

– Сейчас я отвезу тебя туда, ты соберешься, и я отвезу тебя в другое место. Ничего не бойся. У меня есть ключи от квартиры моего друга, он сейчас на море. Поживешь там пару дней, пока я не найду тебе квартиру.

– Но как?.. – Она наверняка хотела спросить его о многом и, главное, с какой стати он собрался ей помогать, но так и не спросила.

Поняла, что именно он от нее хочет. И была, судя по всему, не против. Потому что, не спуская с него глаз, легонько похлопала ладонью по дивану рядом с собой, как бы приглашая его.

И тогда он сделал это второй раз. Он не понимал, что в этой маленькой женщине особенного. Приятная, спокойная, в какой-то мере даже скованная, неопытная, но что же его к ней так тянуло? Быть может, все дело в этой пропахшей старым сухим деревом чужой даче и в том сыром садовом воздухе, что хлынул в комнату, стоило им только распахнуть окно? Или в том, что он знал, зачем она сюда приехала? Знал, чем она собиралась здесь, на этом диване, заняться с каким-то жирным Виктором?

Получается, что он с самого начала, вернее, с того самого момента, как она рассказала ему о своей проблеме и о причине, заставившей ее приехать сюда, знал о ее доступности, и именно это его и возбудило? Но разве можно назвать доступностью то, что она себе позволила? А что, если она отдалась ему от отчаяния, что, если ей захотелось нежности и ласки, человеческого тепла?

Нет, он не имеет права ее осуждать. Ей и без того пришлось немало вынести. Смерть мужа, похороны, безденежье, домогательства Виктора. И поэтому она отдалась, получается, первому встречному. Таксисту.

Эти мысли возбуждали его, он уже не мог оторваться от нее…

Они заперли дом и выехали уже глубокой ночью. Она уже не плакала. Сначала просто сидела рядом, глядя в темное окно, потом несколько раз повернула голову в его сторону, и тогда он, не сбавляя скорости, нащупал ее руку и сжал. И вдруг она прильнула к нему, потом поднесла его руку к губам и принялась целовать. Она благодарила его за избавление от унижения, от ада, который поджидал ее в том доме, если бы она осталась там наедине с ненавистным ей мужчиной.

Какие красивые у нее были волосы, густые, чистые, теплые. А кожа – нежная и тоже теплая, шелковистая.

Машина летела по шоссе навстречу сверкающей огнями Москве, а Юрий словно продолжал ощущать себя еще там, в том доме, сидящим на диване, и на его коленях все еще покачивалась она, его новая женщина.

Он так распалился, что впору было притормозить, чтобы, лихо свернув в черный ночной лесок, снова забраться под подол ее голубого сарафана.

И он притормозил. Повернулся к ней, она протянула к нему руки, и они неловко обнялись.

– Ты не подумай обо мне плохо… Сама не знаю, что со мной… Я так благодарна тебе, что ты увез меня оттуда…

Нет-нет, она точно не собиралась плакать. Она выглядела счастливой, как если бы он освободил ее из тягостного плена. Глаза ее поблескивали при свете приборной панели, он притянул ее к себе и поцеловал.

– Ничего не бойся со мной, поняла?

– Да, – ответила она, отдышавшись.

– Я никогда не обижу тебя.

– Да.

– И не думай, что вот отвезу тебя сейчас домой и забуду. Нет. Будем встречаться. Ты же хочешь этого?

Он впервые в своей жизни разговаривал с незнакомой женщиной так откровенно и решительно. Ему было важно, чтобы она поняла, что он от нее хочет. И боялся, что это она наутро, вспомнив ночного любовника, сразу забудет его, устыдившись своих чувств.

– Да, хочу. Не бросай меня. Мне от тебя ничего не надо. Даже если ты будешь мне просто звонить иногда, я уже буду счастлива.

– Я же сказал, что сниму для тебя квартиру. Вернее, для нас. Ты же все понимаешь…

В ответ она его поцеловала.

По Москве ехали по навигатору, нашли нужную улицу, дом, поднялись в квартиру, и даже тогда, когда уже вроде бы ясно было, для чего они здесь, зачем она пригласила его к себе и почему не включает в комнате свет, а тянет за руку к кровати, промелькнула ядовитая мыслишка, что его куда-то втягивают, что где-то поблизости его поджидает опасность, ведь она еще недавно была для него просто пассажирка, и он о ней ничего не знал. То есть он до последнего, просто, как очень осторожный человек, ждал подвоха. Но ничего такого не случилось.

– Сколько еще жильцов в квартире? – спросил он шепотом, раздевая ее у кровати при свете уличного фонаря, льющегося через окно, зашторенного кружевной занавеской.

– Семья из двух человек и всё. Здесь спокойно.

– Ты же не исчезнешь завтра? – Он снимал ей через голову сарафан. – Не исчезнешь? Ты же не приснилась мне?

– Нет, я буду ждать тебя. Обменяемся телефонами, не переживай.

– У тебя было много мужчин до меня?

Какой же он дурак! Вот не мог промолчать! Да какое право он имеет спрашивать ее о таких вещах? И с какой стати она ему должна отвечать?

– У меня был муж, и всё.

Он снял брюки и даже в этот момент, когда все мужчины без штанов чувствуют себя уязвимыми, подумал о том, что вот сейчас свет вспыхнет, и он увидит сидящего в кресле гориллоподобного мужика (как в кино) с пистолетом в руке.

Вот откуда эти страхи? Откуда? Насмотрелся сериалов? Детективов? Или все дело в том, что он просто профессиональный таксист, который привык всегда быть начеку, умеющий оценивать пассажира в плане опасности и много лет испытывающий хорошо скрываемый страх стать добычей для грабителей или бандитов? Быть может, он поэтому не любил, когда сзади него, прямо за водительским местом, усаживался мужчина.

Это случалось редко, в основном все садились с другой стороны, и все таксисты знали, что когда даже агрессивный пассажир сидит таким образом, то от него проще увернуться. Когда же в машину набивается компания, среди которых есть женщины, вот тогда и вовсе можно не опасаться. Но ведь случались и драки, и какие-то разборки, да чего только не было за двадцать лет его работы таксистом. Но сейчас-то чего он так напрягся, когда остался без брюк? Ну да, свет в комнате она не зажгла, но разве непонятно почему? Чтобы не спугнуть ярким светом охватившее обоих желание, чтобы уличный фонарь успел выхватить лишь неясные тени, бледные очертания женского тела да позолотить прядь растрепанных волос… Этого вполне достаточно для того, чтобы утонуть в этой женщине до утра.

Но характер его и привычки заставили его отстраниться от Саши и включить свет. Гориллы в кресле не было. Маленькая чистенькая комнатка со старой мебелью, большую часть которой занимала широкая кровать, прикрытая клетчатым пледом.

Свет вспыхнул молнией и погас, вернее, Юрий его и погасил. Извинился.

Он не мог произнести: «Я таксист, извини, надо всегда быть начеку». Да и глупо было бы.

Он сказал по-другому:

– Мне послышался шорох. У вас нет мышей?

Она рассмеялась.

– Нет, мышей нет.

– Ложись, иди ко мне.

Потом она его спросила, женат ли он.

Он не стал врать. Да, женат.

Больше подобных вопросов она не задавала.

Это наутро он начал себе задавать вопросы. Как? Почему? Он никогда прежде не изменял своей жене. Он любит ее. Что с ним случилось? Какое-то сексуальное наваждение, словно его напоили чем-то волшебным, сделав его сильным и ненасытным. Или все дело в женщине? Но она обыкновенная, ничем не примечательная. Теплая, мягкая, уютная, и его тянет к ней невозможно как!

Наутро, проснувшись в ее кровати, он понял, что ничего не прошло и что он на самом деле готов снять для них квартиру. Деньги не проблема, он заработает, у него всегда есть деньги.

И Валя ничего никогда не узнает. Откуда ей знать вообще, где он. Таксист же. Она и сама занята, работает с утра до вечера, а в свободное время встречается с подругами, занимается своим здоровьем, иногда отправляется в небольшие путешествия. Чаще всего бывает в Питере, вечно днем сидят на Невском с подружкой Дашкой, пьют какао с пышками, а вечером отправляются в театр…

Он вздохнул, представив себе жену с чашкой какао в питерском кафе, где напротив нее за столиком сидит не подружка Даша, а мужчина, любовник. И даже не огорчился почему-то. Да что со мной такое?

При дневном свете Саша показалась ему еще нежнее и тоньше. Невероятно женственная, с плавными движениями и очаровательной улыбкой. Неужели он влюбился?

– Завтракать будешь?

Но он хотел домой. В душ и спать. Потому что почти всю ночь не спал.

– Ты позвонишь мне? – спросила она уже у порога, опустив глаза, словно боясь прочесть в его взгляде сомнение.

– Я приеду вечером. Можно?

4. Август 2024 г

Женя

С самой первой минуты, как только Борис предложил ей поехать с ним на место преступления, ее не покидало нехорошее предчувствие.

«Он все знает и нарочно везет меня туда, где я могу встретиться с Павлом. Он провоцирует меня. Хочет посмотреть на нас со стороны, поймать наши взгляды, понять, мы чужие с Журавлевым или нет».

Вот об этом она думала до последнего, сомневаясь в правильности своего решения.

Ее терзало еще одно предположение, которое просто-таки отравляло поездку. Случайно ли предложение Бориса отправиться туда, где она могла встретить Павла, учитывая, что сам Павел как-то резко, безо всяких объяснений вдруг перестал отвечать на ее звонки? Что, если Борис встречался с Журавлевым, и они поговорили? Вернее, Борис крепко поговорил с ним, попросил оставить его жену в покое. Возможно даже, они подрались. Борис может… Женя знала, каким он может быть грубым и несдержанным.

Но если отмести в сторону все ее подозрения, связанные с Борисом и его ревностью, то причина, по которой он взял ее с собой, может быть совершенно другой. Что, если Ребров действительно попросил Бориса взять с собой Женю, рассчитывая на ее женскую интуицию и сообразительность? Сколько дел они раскрывали вместе и раскрыли (!) благодаря ее способностям! А она, вместо того чтобы порадоваться предстоящей интересной работе, совсем раскисла. Вот не зря же говорят, что на воре шапка горит. У нее просто-таки полыхает. Чувство вины сделало ее слабой и неуверенной в себе. Вот была бы здесь Наташа, она быстро бы развеяла все ее сомнения и заставила бы ее поверить в себя и послать куда подальше всех, кто омрачает ее жизнь. Что, собственно, она сама и сделала, избавившись от недоевшего мужа и утомившей ее маленькой дочки. Наташа – моральный урод. Вот так. И нечего ее защищать!

Вот так неожиданно мысли Жени перескочили на Наташу. Однако, чем ближе становилась Москва, тем тревожнее становилось на душе Жени. Так будет там Павел или нет? И если нет, то это даже хорошо, она будет чувствовать себя посвободнее и сразу же начнет действовать, предварительно переговорив с Валерием.

Но если Павел там, то как ей с ним себя вести? Не поздороваться с ним она не сможет, они же как бы друзья. А если поздоровается, то может не удержаться и упрекнуть его в том, что он не отвечает на ее звонки. Хотя, как это не удержится? Надо удержаться. Надо держать себя в руках и сохранять достоинство. Ну, разлюбил он ее, бывает. У него другая женщина…

– Ты что-то притихла, – услышала она голос Бориса и вернулась в реальность.

Она сидит рядом с мужем, рога которого уже заметно подросли и, еще немного, будут задевать кожаный потолок автомобиля. Она – дрянь. Обманщица. Бессовестный человек, не ценящий хорошего к себе отношения.

– Да я все думаю, что же такого она, эта несчастная женщина, могла совершить, чтобы ее убили?