Один из солдат у дверей услышал грохот и, с тревогой взглянув на напарника, постучал в тяжёлые деревянные ставни. Ответа не последовало. Молодой стражник распахнул двери и застыл на пороге: на полу перед кроватью лежал император Хуан-гу. Его синие губы устрашающим пятном темнели на белом как мел лице. Не теряя ни минуты, двое солдат разделились: один остался у комнаты, а второй побежал за придворным лекарем. Ему ещё предстояло отправить гонца с известием в «Дом леса», к Синь-ми. Дочь не простит, если не прибудет ко дворцу, чтобы находиться рядом с отцом в трудные минуты его жизни. Тем более, никто знает, сколько их ещё осталось.

Глава 7

Император лежал в своей постели, изредка издавая слабые стоны. Всё его тело ломило, будто после долгого боя. Подле господина сидел лекарь Устюр, отжимая марлевую повязку в чашу с холодной водой. На стоявшем рядом столике покоилась большая охапка длинных тонких игл для акупунктуры, несколько стеклянных сосудов со снадобьями. От окуривающих палочек поднимались причудливые завитки, наполняя покои ароматом мяты и хвои. Стражники стояли у входа, готовые по команде броситься исполнять поручения. По центру комнаты расхаживал советник, что-то тревожно бормоча себе под нос.

– Ничего не могу понять, – задумчиво произнёс Устюр, вытирая пот с императорского лица, – совсем недавно господин был здоров и бодр. Я бы предположил, что его недуг – отрава. Но побоюсь взять грех на душу, если вы накажете поваров, а окажется, что дело не в этом.

Чан-ги остановился и хмыкнул:

– Всю еду пробует императорский дегустатор, прежде чем она попадёт на стол. Почему ты предположил именно такой вариант?

Лекарь приподнял бровь и указал пальцем на тазик, стоящий в ногах. Там колыхалась бурая жижа, недавно покинувшая желудок Хуан-гу.

– Запах, – коротко и ёмко пояснил Устюр. – Я уже сталкивался с ядами. Попав в тело, они дают особый цвет и аромат.

Чан-ги с отвращением поморщился и вжал голову в плечи.

– Как скажете. Вы в этом больше разбираетесь. Я немедля допрошу всех, кто работает на кухне, и мы выявим виновного. Покушение на императорскую жизнь должно быть наказано строжайшим образом. Немедленная смертная казнь.

Устюр, что сидел спиной к советнику, нервно сглотнул. По его рукам прошла крупная дрожь, как только он представил, какая участь ожидает того, кто хоть как-то причастен.

– Возможно, Его Величество подверглось воздействию отравы вне стен дворца, – осторожно предположил он.

– Что ты хочешь сказать, лекарь? Если тебе есть чем поделиться, то сделай это сейчас.

Чан-ги с подозрением уставился на тощего мужчину, что замер с испуганными глазами.

– Простите за мой язык, – тревожно пробормотал он, – я просто предположил. Что ещё остаётся делать.

Советник досадно махнул на него рукой, и широкими шагами вышел из покоев.

Пройдя через длинный коридор с высокими потолками, Чан-ги попал на кухню, где царила суета. Порой сплетни распространяются даже быстрее самих вызвавших их событий. В помещении было душно, стоял гул из разных голосов поваров, переговаривавшихся друг с другом. Звон посуды и шипение жарки заглушали их так, что Чан-ги не мог расслышать, о чём ведётся речь.

– А ну стихли! – рявкнул придворный. – Разошлись как рыночные торговцы. Вам заняться нечем? Мне нужны те, кто накануне готовил и относил пищу Его Величеству. Все, кто принимал участие, немедленно явиться к начальнику стражи.

Мужчина, что стоял у плиты и тряс сковородой, на миг замер, после чего отставил в сторону готовку и бросил взгляд на двух полных низеньких женщин, занимавшихся сервировкой. Те поклонились без тени страха на лицах, и во главе с главным поваром покинули кухню.

– Остальные за работу, – похлопал в ладоши Чан-ги, – обед никто не отменял.

Как только в комнату вернулся обыденный шум, советник вышел на улицу через служебные двери и направился к сторожке. Домик для инвентаря находился в конце длинной тропинки средь многочисленных грядок, где выращивали овощи. Аккуратный и уютный, он прикрывал собой выход к окраине города. Туда Чан-ги и шёл. У каменной стены высились два крепких мужчины, что зевали от скуки. Один из них крутил в руке небольшой охотничий нож.

– Шен, Сан, – широко улыбнулся им Чан-ги, – как я рад вас видеть. У вас есть хорошие новости для меня?

Один из мужчин смачно сплюнул в сторону и потрогал остриё ножа кончиком пальца.

– Мы давно не видели от вас платы, – задумчиво проговорил верзила.

Улыбка советника растаяла, и он взглянул на собеседника исподлобья:

– Ну и от вас особо толку нет. Сколько времени уже прошло? Где та вещица, которую я жду? Где девчонка? Вы хоть что-то можете довести до конца? Ещё и денег просите. Я довольно много потратил на таких бездарей, как вы.

– Осторожнее, господин, не навлеките на себя беду ненароком, – произнёс второй. – Мы достали вам яд, как вы и приказали. А его было довольно трудно найти и стоило немало золотых.

Шен – старший из братьев, выглядел и говорил спокойно, рассудительно и терпеливо. Эти черты не коснулись его младшего беспокойного братца Сан. Тому лишь бы драку завязать или ограбить.

Лицо Чан-ги разгладилось, и он заискивающе заморгал глазами, а голос приобрёл елейный оттенок:

– Я надеюсь, господа, вам не нужно напоминать о строгой секретности наших встреч? И о неприятных последствиях, ожидающих вас, если распустите свои языки? Не нужно меня запугивать. В вас вложено уже больше денег, чем того заслуживаете. Тем более что ваш яд не убил императора, он жив. Хоть и выглядит плохо. Вы должны быть заинтересованы в том, чтобы я взошёл на трон, тогда, господа, получите всё, что пожелаете.

Шен понимающе кивнул и ответил, подтолкнув брата локтем.

– По поводу девчонки: она сбежала, но мы позаботились о том, чтобы она не смогла рассказать ничего из того, что видела и знала. Медальон он успел забрать до нас.

– Но мы знаем, как заполучить вещицу, – хитро сощурился Сан и ухмыльнулся.

Советник с подозрением перевёл взгляд от одного мужчины к другому:

– Не утомляйте меня подробностями. Просто сделайте своё дело. Если что-то пойдёт не так, будете отвечать головой. Советую продумать план со всеми возможными неожиданностями и их устранением.

Чан-ги коротко кивнул на прощание и удалился обратно во дворец. Не хватало ещё, чтоб его стали искать и стали свидетелями этой милой беседы.

Устюр быстрым шагом шёл по коридору дворца по направлению к своему кабинету. Вся эта история с императором совершенно не радовала его, ведь если он, лекарь, не сможет поднять Хуан-гу на ноги, то впоследствии его может ожидать казнь. Мужчина содрогнулся при мысли об этом. К счастью, у него были снадобья на такой случай. Сейчас, когда организм правителя очистился от гадости, нужно поскорее восстановить его силы, насыщая витаминами.

Погруженный в раздумья, лекарь не заметил, как навстречу, такой же невнимательный, быстро шёл советник. Какие-то пару мгновений, и оба мужчины почти врезались друг в друга, охнув от неожиданности. Чан-ги, поморщившись, потёр плечо и кинул недовольный взгляд на придворного врачевателя.

– Господин лекарь. Куда же вы так торопитесь, что не видите ничего вокруг себя?

Устюр вежливо поклонился и мысленно отметил, что главный помощник императора выглядит весьма нервно и испуганно. Он счёл это подозрительным. Хотя недуг правителя тоже мог так подействовать на самого близкого человека после дочери.

Чан-ги тихонько выругался, покосился на лекаря и поспешно удалился. Устюр последовал его примеру. Его заботило сейчас больше выздоровление Его Величества, чем размышления о заговорах. Пусть Хуан-гу придёт в себя и сам решит, что думать об этом.

Устюр дошёл до кладовой и скрылся за её дверями. На полках вдоль стены ровными рядочками хранились лекарства и травы, которые использовались только для императорской семьи. Комната запиралась на ключ, и сюда было позволено заходить лишь придворному врачу и, в крайних случаях, самым доверенным из приближённых. Поэтому мужчина очень удивился, увидев в одном из рядов незнакомый сосуд. Он знал каждую баночку, поставленную сюда собственными руками. Эта явно не из его арсенала. Устюр приоткрыл пробку и понюхал содержимое. Не может быть, – подумал знахарь, – это же…

От неожиданной догадки он неловко дёрнул пальцами, и бутылёк звонко ударился об пол, разбившись на крупные осколки. Ядовитая пахучая жидкость растеклась опасной лужей. Спохватившись, Устюр закрыл нос платком из кармана и выскочил за двери. Кто знает, как ещё может действовать эта отрава. Оставив створки широко распахнутыми, он подозвал одного из слуг, что оказался неподалёку и приказал хорошенько вымести комнату и вымыть пятно большим количеством воды.

Перед глазами почему-то появился образ взволнованного советника. Может ли быть что… – зазвучал голос в голове лекаря, – Кто-то решил подставить меня. Обвинить в том, чего не было. Что ж, в эту игру могут играть двое.

Дождавшись, пока прислужник выполнит поручение, Устюр вновь зашёл в помещение, взял лекарства, за которыми приходил и поспешил в императорские покои, предварительно заперев дверь на ключ.

Хуан-гу сидел в большом уютном кресле. Выглядел он уже лучше, да и чувствовал себя так же. Возле него покорно стоял повар, дожидаясь, пока правитель допьёт горячий бульон.

– Ваши щёки раскраснелись, отец, – раздался негромкий, довольный тонкий голос.

На прикроватной софе сидела молоденькая высокая девушка и покачивала одной ногой. Вторую она поджала под себя. Волосы, сплетённые в две тугие косы, были сколоты на макушке золотыми шпильками. Тонкую талию подчёркивал ремень, стягивавший бархатное зелёное платье. Синь-ми прибыла ночью, чуть ближе к рассвету, и ни на миг не покинула императора, отвлекая его тихими беседами.

После происшествия с Хуан-гу из дворца немедленно отправили гонца в «Дом леса». Синь-ми тут же собралась и поспешила к отцу. Мча лошадей во весь опор, у делегации с принцессой ушла всего пара часов на путь. Благо, соседний маленький городок располагался совсем недалеко.

Молодая наследница отличалась своей рассудительностью и сдержанностью. Голос её, почти всегда тихий и мягкий, имел способность утешить и подарить душевный покой. Эмоции Синь-ми выражала своими глубокими, как море, голубыми глазами. В моменты, когда они ярко блестели, даже без улыбки, можно было понять, что она испытывает радость или восторг. Но стоило взору потухнуть, длинным ресницам опуститься, а щекам утратить свой румянец – это могло означать то, что в её мыслях поселилась глубокая печаль или грустные раздумья.