Плиточный пол зала переливался, как гладь тихого озера в лучах заката, отражая величие окружающей обстановки. По краям бесконечных коридоров расставлены экраны из шёлка, их мягкие пастельные цвета – голубой, персиковый, пурпурный – напоминали вечерний небосклон. Тонкие лёгкие занавеси, спускавшиеся с высоких окон, невесомо колыхались, пропуская внутрь свежий воздух.

Император Хуан-гу восседал на высоком троне, выполненном из нефрита и золота. Его одежду никто бы не назвал иначе, как произведение искусства. Халат насыщенного янтарного цвета, расшитый золотыми нитями, что в свете ламп казались лучами солнца. На груди сверкал символ империи – дракон с расправленными крыльями, чешуя которого играла всеми оттенками радуги.

Лицо Хуан-гу изображало сосредоточенность и спокойствие, мудрые глаза поражали своей глубиной. Усталый лоб слегка нахмурился, как если бы старик раздумывал о чём-то очень важном, а губы едва заметно приподнялись в загадочной, почти невидимой улыбке. Образ императора завершали волосы, уложенные в сложный узел, скреплённый драгоценной шпилькой из нефрита, с рубином на конце.

Хаун-гу был в зале не один. У подножья широких ступеней, ведущих к трону, собрались приближённые правителя: министры, стражи и советники. Они выглядели торжественно в своих роскошных нарядах, выполненных в мягких оттенках голубого, зелёного и красного цветов, что символизировало небо, воду и землю. Стражники расположились по обе стороны от ступеней. Неподвижные, они больше напоминали статуи в длинных чёрных одеяниях, с кистями из красного шёлка на древках алебард. Два министра стояли поодаль с благородными сосредоточенными лицами. На плечах мужчин лежали длинные, до земли, накидки из атласа, расшитые узорами облаков и журавлей – символ долголетия и мудрости. Их глаза следили за каждым движением советника, что расхаживал по центру зала.

Советник Чан-ги – немолодой мужчина в высоком головном уборе, разрезал тишину пространства мягкими звуками шагов по гладкому полу и шелестом тяжёлой тканевой мантии.

Хуан-гу неторопливо поднял руку, и в тот же момент, словно по команде, советник замер.

– Перестань тревожиться, Чан-ги, присядь. Мы обязательно всё обсудим ещё не один раз.

Он говорил тихо, но голос был глубоким и звучным, как звон гонга, прокатывающийся по горам. Министры склонили головы и замерли.

– Полно, господа. Вы здесь в этот час не для молчаливого прислуживания, а как те, с кем можно поговорить.

Министр Гаюн причесал пятернёй длинную редкую бороду и посмотрел на своего помощника, мужчину, вдвое моложе соратника. Тот тряхнул тёмными короткими волосами, ответив первому мимолётным взглядом, и заговорил:

– Мы выслушали Чан-ги, но поводов для переживаний не нашли.Советник слегка подпрыгнул от возмущения и широко распахнул глаза:– Да вы, верно, с ума сошли! Плохо слушали о том, что я рассказывал? Повторю ещё раз: дракон напал на человека. В городе! Совсем близко к дворцу. Когда в последний раз вы видели небесных потомков в наших краях?

Молодой министр Ким беспристрастно повёл плечом:– Кто-нибудь расспросил этого человека? Он уже сказал, как всё произошло? Чан-ги растерянно развёл руками: – Так и не пришёл в себя. Я распорядился отнести его к лекарю и сразу же сообщить, как только пострадавший очнётся.

– У нас древнейший союз с драконами, – уверенно вступил Гаюн, – заключённый задолго до вас, советник, и который будет, надеюсь, храниться многие века после нас. Несмотря на то, что в последние годы их потомки всё чаще прячутся в стенах своих общин, ни одна из сторон не нарушала согласия. То происшествие, что так встревожило вас, не столь серьёзное, чтобы объявлять им войну.

Император медленно кивнул.

– Гаюн прав, Чан-ги. Подожди, пока очнётся этот человек и расспроси. Однако уверен, что каким бы ни оказался его рассказ, серьёзной опасности нет. Это не то дело, из-за которого необходимо созывать министров, – он мягко посмотрел в сторону двух мужчин и плавным движением головы попросил их покинуть комнату. Ким и Гаюн низко поклонились и вышли из зала, негромко шурша мягкими туфлями.

Советник нервно прошёлся по комнате и остановился у окна. Хуан-гу наблюдал за ним с лёгкой тревогой. Чан-ги служил двору верой и правдой не один десяток лет и стал самым приближённым из всех, не считая, конечно, дочери. Жена императора скончалась несколько лет назад, и теперь усладой его старых глаз и ушей стала пятнадцатилетняя дочь Синь-ми.

Покойная супруга при жизни мечтала, что наследница выйдет замуж за одного из потомков драконов и надолго прочно скрепит их многолетнее соглашение, родив ребёнка королевских кровей с драконьим долголетием. По этой причине Синь-ми всё ещё была одинока. Её мать во время одной из поездок полегла от тяжёлой болезни, буйствовавшей в ту пору на юге Азии, так и не успев найти подходящую партию дочери. После её ухода Синь-ми погрузилась в глубокий траур и не хотела ничего слышать о замужестве. Император отнёсся с уважением к скорби любимой наследницы и оставил её в покое, углубившись в правительственные заботы.

Хуан-гу вновь нахмурил лоб и бросил взгляд в окно, где стоял задумчивый советник. Тема драконов являлась особой для императора, и Чан-ги знал, что, если произойдёт что-то связанное с ними, лучше сообщить правителю. Также приближённый помнил обо всём, что происходило с Синь-ми. После того как они с отцом остались вдвоем, и до сегодняшнего дня ни один из драконов не показывался на людях. А может, они просто хорошо слились с толпой и не хотели выходить на контакт с королевской семьёй.

– Драконы так живут, – тихо произнёс император, рассеянно рассматривая стаю птиц, кружащую вдалеке, – Они никому не подчиняются и никому ничем не обязаны. Свободны, но в то же время несчастны. Знавал я однажды одного… Мне нравилось разговаривать с ним – поистине мудрый человек, проживший больше сотни лет. Он был такой крепкий, здоровый, но совершенно одинокий. Не нашёл души, с кем бы мог скоротать свой длинный, бесконечный век.

Хуан-гу встрепенулся, прогоняя эмоциональные воспоминания. Лицо правителя должно всегда оставаться непоколебимым и суровым. Советник незаметно скосил взгляд и снова отвернулся к ставням.– Если Его Величество позволит, осмелюсь сказать, что не все эти «полудраконы» такие уж невинные, как те, коих вы знали. Понимаю, что их осталось весьма мало, но и из тех, кто есть на свете, мы не видели и десяти процентов. Опасаюсь, что тот, кто появился в наших краях – чужак. Может, проездом оказался в городе и решил поживиться.

– Ты имеешь полное право так переживать, – размеренно проговорил Хуан-гу, – более того: мне стало любопытно, сколько в наших городах их собратьев.

Он пожевал губами и откинулся на тронную подушку. В спине нарастала боль, которая только недавно утихла. Всю ночь, борясь с жаром и потом, он молился о том, чтобы мучения закончились и отступили. Наутро молитвы были услышаны. Сейчас боль вновь вернулась. Ему не хотелось показывать этого, но пальцы вцепились в бедро, спрятавшись под верхним слоем подола халата.

Хуан-гу ощутил, как капельки влаги снова покрывают его лоб.

– Отдохни, советник, – ровно произнёс он, несмотря на то, что рука его дрожала, – я тоже отправлюсь в свои покои. Завтра будет новый день, он принесёт с собой ответы.

Чан-ги низко поклонился и направился к высоким дверям в коридор. Уже в проёме он обернулся и увидел, как лицо императора дрогнуло, а глаза крепко зажмурились.

“Снова началось, – подумал советник, – понятно, почему правитель в последний момент заинтересовался этими существами. Теперь желание поговорить с уличным хулиганом возросло ещё больше и у меня”.

Стража проводила императора до его покоев и осталась охранять двери. Закрывшись, мужчина первым делом подошёл к резным шкатулкам, что стояли на небольшом комоде. Из одной он вытащил стеклянную низкую баночку с густой серой жижей.

Хуан-гу уже призывал к себе в покои разных лекарей, но самое большое, что те смогли сделать – это приготовить для спины вот эту жутко пахнущую кашицу. Мужчина с тяжестью опустился на постель. Заботливая Синь-ми натирала отца перед сном после напряжённого дня, но пару дней назад она отправилась в их второй дворец, что находился в соседнем городе.

Он был скромнее, меньших размеров и напоминал больше спокойное место для отдыха и медитации, чем императорский дом. Еще отец Хуан-гу приказал построить его для любимой супруги – бабушки Синь-ми, и та с удовольствием проводила там время с детьми, пока ее муж занимался делами. Принцесса назвала второй дворец «Домом леса». Это место и правда окружала лесистая территория, а в уютных палисадниках всегда пели птицы и журчала вода. Когда Хуан-гу вырос и занял место на престоле, его супруга с дочерью также всем сердцем полюбили это магическое место, проводя там много времени.

“Было бы славно сейчас самому туда отправиться на поправку”, – подумал император, пытаясь дотянуться намазанной рукой до лопаток, – хотя бы на несколько деньков. Наконец, он справился с задачей и с хриплым выдохом улёгся на пышные подушки. Какое-то время правитель молча смотрел в потолок, вспоминая чудесные переливы колокольчиков в фонтане. Этот фонтан был придуман и собран специально для маленькой Синь-ми к её восьмому дню рождения. Когда императору удавалось ненадолго заехать в «Дом леса», его взгляд всегда приковывался к этому чуду.

В центре фонтана возвышался тонкий, искусно вырезанный столб из чёрного камня, обвитый ажурными бронзовыми лозами и цветами, словно ожившая ветвь древнего дерева. На самой вершине болтались маленькие колокольчики из отполированного тонкого железа, подвешенные на нитях, которые колыхались даже от еле заметных волн ветра. На их концах располагались ещё несколько таких же, как и сверху. Прохладная вода мягко струилась по ступеням фонтана, разделяясь на тонкие, прозрачные ручейки, касаясь металлических звоночков.

Так и сейчас в голове Хуан-гу начали звучать тихие переливы, сравнимые с шёпотом природы. То высокие, тонкие, как серебряные капли дождя, то более глубокие, напоминающие отголоски далёкого горного эха. Хаотичная и одновременно упорядоченная мелодия непрерывно лилась по пространству.

Мужчина мог даже поклясться, что почувствовал мелкие брызги воды на своих щеках. Теперь перед глазами предстала прекрасная женщина с длинными тёмными волосами, украшенными серебром проседи. Солнце отражалось от поверхности воды и металла, прикасалось огненными зайчиками к женским щекам, рукам…

Мелодия, переплетавшаяся с бликами солнца, плавно перешла в ритмичную пульсацию. Император только успел схватиться за виски, где неистово застучало. Он приподнялся и сел на кровати, стараясь дышать как можно глубже и ровнее. В груди нарастала давящая жгучая боль, тоненькими ниточками страха разбежавшись по всему телу. Кожа горела огнём, а к горлу подкатил отвратительный ком. Голова закружилась волчком, перед глазами поплыла мутная дымка. Хуан-гу показалось, что из комнаты высосали воздух, и он отчаянно открыл рот, чтобы позвать стражу. Вместо этого император издал сдавленный глухой стон и рухнул на толстый ковёр.