Закрутив винты до предела, матросы дали немного передохнуть натруженным рукам. Теперь «Прогоняющая скорбь» прицепилась к гигантскому городу-кораблю, как рыба-прилипала к киту – а точнее, как морской желудь: именно они и вдохновили Сами Фитадапу на этот план.

– Готовы? – спросила Типо То.

Моряки и Таквал дружно кивнули и прислонились к стенкам рубки. У одних в руках были клинья и молотки, у других – мягкие пеньковые веревки.

Командор То набрала в грудь воздуха, потянулась и крутанула большое центральное колесо, открывающее верхний люк.

Как только круглый люк открылся, в рубку хлынула вода и потекла вниз, на ют и мостик, так что все промокли до нитки.

– Качаем! – скомандовала Типо То, присев у лестницы и глянув вниз.

Команда капитана Гона уже принялась вычерпывать воду и сбрасывать ее в водоотлив. Матросы во главе с Таквалом боролись с водой, пытаясь заткнуть течь. Но как бы сильно они ни закручивали винты, труба так и не прильнула достаточно плотно к обросшему морскими желудями днищу города-корабля. Так что выход был один: как можно быстрее заделать щель между импровизированной присоской и днищем, прежде чем море сведет на нет все их усилия. Подобное развитие событий тоже было предусмотрено планом, и трубу изготовили так, чтобы в нее единовременно мог поместиться только один человек. Типо То выбрала для этой работы Таквала, как самого высокого и стройного. Он хоть и не был опытным моряком или плотником, но зато мог дотянуться до самого верха. Двое матросов присели и сцепили руки, чтобы поднять принца агонов в трубу.

Холодная морская вода так и хлестала вокруг, и Таквалу на миг показалось, будто он тонет. Но многочасовые тренировки под руководством опытных моряков научили его справляться с паникой. Чтобы надежно заделать щель, он принялся методично прокладывать ее просмоленными веревками. Когда ему требовалось отдышаться, он шевелил коленями, таким образом подавая матросам сигнал опустить его. Если ломался клин или заканчивалась пенька, другие моряки сразу же вручали новые.

Постепенно потоки воды превратились в ручейки, а потом и вовсе исчезли. Таквалу передавали ведерки горячей смолы, чтобы промазать пеньку и сделать прокладку между рубкой «Прогоняющей скорбь» и днищем города-корабля полностью водонепроницаемой.

Наконец принца опустили, и он облегченно перевел дух. Моряки с улыбками хлопали его по плечу и тихо радовались, что все получилось. Хорошие новости разнеслись по всему судну. Пока операция проходила успешнее, чем кто-либо надеялся.

– Теперь дело за малым, – улыбнулся Таквал. – Проникнуть в чрево чудовища.

Взяв в руки большое сверло, он вновь поднялся к новому потолку рубки – трухлявому, покрытому морскими желудями днищу города-корабля. Просоленное дерево невыносимо воняло, и ему пришлось задержать дыхание. Таквал приложил сверло к потолку, и остальные матросы принялись крутить большой лучок.

– Что за подлые фокусы! – закричала Радия. – Все-Отец покарает вас!

Другие воины льуку, собравшиеся на носу города-корабля, одобрительно загудели и застучали палицами и секирами.

В театре теней между тем происходило следующее. Гаринафин, объединив силы с легендарным наездником, вернулся к угловатому городу варваров-дара. Но громадный наездник оказался скорее обузой: с этим необъятных размеров пассажиром бедный гаринафин едва держался в воздухе. Кроме того, варвары-дара неустанно посылали ему воздушные змеи со всевозможными деликатесами: корзинами округлых фруктов, свиньями из двух колец, отарой сферических овец и даже непомерно раздутой коровой. Наездник-обжора проглатывал все, что ему присылали, и теневая кукла вскоре раздулась, как гигантский воздушный мешок.

Аккомпанемент стал легкомысленным и насмешливым; звон колокольчиков напоминал смех, рожки имитировали выход кишечных газов, а вялый перестук барабанов изображал урчание в набитом животе.

Воины льуку в ярости смотрели, как гаринафин на ширме еле-еле плелся под тяжестью бесполезного пассажира. Боевые воздушные змеи – квадраты с длинными развевающимися хвостами – атаковали никчемного наездника и его несчастное животное, словно стая стервятников незадачливого издыхающего быка.

Горнисты на змеях заиграли траурный марш, насмехаясь над жадным, ненасытным Тенрьо.

Злость льуку стала почти осязаемой. Спектакль импровизированного театра теней, начавшийся в духе эпического повествования о героических подвигах одинокого гаринафина, теперь превратился в явный фарс, высмеивающий пэкьу Тенрьо, а заодно и весь народ льуку. Столь грубую клевету невозможно было стерпеть. Зрителей переполняли эмоции, проклятия неслись по всей палубе и такелажу. Некоторые воины швыряли все, что попадет под руку – кубки, тарелки, объедки, мусор, – в направлении далекой светящейся ширмы. Другие молотили палицами и секирами по мачтам и палубе города-корабля, как будто нападение на собственное судно могло подстегнуть вымышленного пэкьу и помочь ему выйти из бедственного положения. Кое-кто взобрался по канатам и пытался сломать реи и латы. Факелы, освещавшие палубу, замерцали, словно бы напуганные внезапной переменой настроения экипажа.

Глядя на этот хаос, Наку Китансли не верил своим глазам. Буйное веселье вкупе с горячительными напитками, дурманящими ягодами и листьями вскружило воинам головы, сделало их уязвимыми, излишне чувствительными к поворотам сюжета. Тан глубоко пожалел о том, что позволил команде смотреть представление, а тем более поощрял это.

Но было уже поздно. Несколько кулеков швырнули за борт бочку с вяленым мясом, заулюлюкали и затопали ногами, как будто совершили великий подвиг, от которого всем станет лучше. Одна наро в пьяном угаре разбила другой нос, после чего завязалась потасовка с участием нескольких десятков человек. Все забыли про спектакль театра теней; в памяти остались лишь приводившее в ярость ощущение унижения и чувство вины за неотмщенную гибель множества товарищей.

– А ну прекратите! – Наку громогласно призывал дерущихся дебоширов к порядку. – Успокойтесь! Мы должны следить за дара!

Но никто не хотел ему подчиняться.

– Эй, тан-тигр, а почему тебя оставили в резерве? – выкрикнул один из дерущихся наро.

Лицо Наку помрачнело. Он и сам не раз задавался этим вопросом. По какой причине тан-гаринафин Пэтан Тава выбрал именно его, чтобы прикрывать тыл? Почему распорядился, чтобы его корабль последним прошел сквозь Стену Бурь? В наказание? От недостатка веры в способности Китансли? Из презрения к племени Второго Пальца? Команда «Бескрайнего простора» всегда чувствовала, что остальные глядят на них свысока, ибо их тан унаследовал свой титул тигра, а не завоевал его в битве. Наку постоянно переживал, что другие таны-гаринафины и таны-тигры не доверяют ему, ведь он не осмелился открыто выразить поддержку ни Танванаки, ни Кудьу – двум потенциальным наследникам пэкьу Тенрьо.

После катастрофы, постигшей остальную флотилию, Наку был благодарен судьбе за то, что не разделил с ними водяную могилу. Но сколько бы он ни убеждал себя, что его спасение было знаком расположения богов, мысль о том, что его оставили позади, пока все прочие корабли рвались к завоеваниям, не давала покоя. Сидеть в лагере, пока все племя воюет, было уделом стариков, калек и малых детей – то есть тех, кто не мог считаться великим воином.

За глаза Наку Китансли называли «овчаркой» – в противоположность волку, которого почитали и идеализировали все таны льуку.

– Ты вечно призываешь соблюдать дисциплину и сохранять спокойствие, а ведь этим за товарищей не отомстить! – выкрикнул другой воин, простой кулек. – Недаром варвары нынче устроили для нас это представление! Они видят, какого цвета у тебя печень, потому и насмехаются над нами!

Слова эти уязвили Наку. Все похвалы, которые команда еще недавно возносила тану, мигом сдуло, как морскую пену капризным изменчивым ветром. Тан Наку понял, что ему бросили вызов – самый серьезный за все время плавания.

– Всех бунтовщиков в трюм! – рявкнул он ближайшим наро-вотанам, большинство из которых принадлежали к племени Второго Пальца, и лишь несколько – к другим племенам: их силой вынудили предоставить воинов для экспедиции. – Посадить под арест на три дня, без пищи и воды!

Наро-вотаны медлили, раздумывая, следует ли выполнять приказ тана, который очевидно потерял уважение команды. Большие племена льуку, вроде племени Второго Пальца, на деле состояли из нескольких меньших племен, а те, в свою очередь, из многочисленных кланов. Так что все наро-вотаны были либо вождями малых племен, либо главами кланов, и среди бунтовщиков у них имелись родственники.

– Думаете, вас пощадят, если начнется настоящий мятеж? – процедил тан Наку. – Или, может, кто-то из вас помышляет занять мое место? Не забывайте: здесь собраны воины из семи разных племен, и они подчиняются мне только потому, что меня лично назначил пэкьу-тааса Кудьу. Не будет меня, и на корабле вновь установят порядки, которые царили в степи до объединения. Племя Второго Пальца окажется в меньшинстве.

Наро-вотаны переглянулись, подняли палицы и повернулись к подстрекателям беспорядков.

Наро и кулеки между тем продолжали буйствовать. Под влиянием кьоффира и тольусы они уже успели поколотить кулаками и палицами все, что только попадалось им на глаза, и теперь готовы были проделать то же самое с наро-вотанами и другими верными тану воинами. Вскоре на палубе разразилось настоящее сражение: люди выли, кричали, стонали под аккомпанемент глухих ударов палиц о тела.

– Ну просто безумие какое-то, – произнесла Радия, спеша убраться подальше от места драки.

Если кто-то из красноглазых бойцов приближался к ней, женщина их отталкивала.

– Говорил же тебе, колдовство! – ответил Тооф.

Вынужденная трезвость уберегла их обоих от всеобщего помешательства.

– Лучше слинять отсюда подобру-поздорову и спрятаться. – Радия увернулась от просвистевшей в воздухе костяной палицы. Палица гулко ударила в грудь зазевавшегося кулека, и тот упал как подкошенный.

Не только Радию и Тоофа посетили такие мысли. Многие наро и кулеки не желали ни принимать участия в стихийном бунте, ни подавлять его, а потому потихоньку направились к люкам, ведущим на нижние палубы, чтобы укрыться там от рукотворной бури. По одному, по двое или по трое они собирались у люков и шли вниз по лестницам к своим каютам и кладовым с провизией.

Не успели Радия и Тооф тоже спуститься и оказаться на безопасном расстоянии от побоища, как из недр корабля раздался приглушенный взрыв, а вскоре послышалось тревожное мычание гаринафинов.

Глава 9
Кит и морской желудь

Посреди океана по пути в Укьу-Гондэ, шестой месяц первого года правления Сезона Бурь

Изнурительная работа, казалось, продолжалась целую вечность, но абордажная группа командора То наконец пробила внешний слой обшивки днища, пролезла в отверстие между шпангоутами – им повезло, что труба прикрепилась между шпангоутами, а не к одному из них – и принялась сверлить внутреннюю обшивку, постоянно заменяя затупившиеся сверла новыми. Немалую помощь им также оказывала вонючая смесь, специально приготовленная корабельными алхимиками. Эта смесь быстро разъедала и ослабляла древесину. Склизкая трюмная вода стекала из города-корабля в рубку, и оставшейся внизу команде снова пришлось взяться за ее откачивание. Некоторое время казалось, что этой трюмной воды хватит, чтобы полностью затопить «Прогоняющую скорбь», но адмирал Росо, знаток истории судостроения, убедил всех, что в городах-кораблях трюм делился на отсеки, и вода из одного никак не могла проникнуть в другие. Вскоре поток зловонной липкой жидкости в самом деле остановился, и все вздохнули с облегчением.

Таквал первым пробрался через отверстие в темные недра города-корабля, словно исследователь в неизведанную пещеру. Обширное пространство слабо освещали лучи света, падающего из рубки; они рассеивались во тьме, не успев достигнуть высокого потолка.