Тооф ухмыльнулся. Другие, отличающиеся честолюбием наездники, скорее всего, восприняли бы слова Радии как оскорбление, но Тооф давно уже нашел свое место в жизни и успокоился. Простой наро, без кланового имени и впечатляющей родословной, он всегда больше беспокоился о здоровье своих животных, чем о славных победах и поверженных противниках. В армии Тенрьо, где гаринафины считались всего лишь расходным материалом вроде стрел, с таким подходом сложно было сделать карьеру. Тооф служил в армии уже не один десяток лет и достиг того возраста, когда жениться поздно, но его до сих пор так и не произвели в наро-вотаны.

– Да если бы меня посадили на того гаринафина… – начал было он, но не договорил и охнул: – Ого, ничего себе…

Тооф внезапно ощутил, как планшир, на который он опирался, содрогнулся, словно бы город-корабль наткнулся на что-то под водой. Мужчина вгляделся в рябь под бушпритом, но ничего не увидел.

– Ты тоже это почувствовала? – спросил он Радию.

– Ты о чем говоришь? – Радия все старалась унюхать еще тольусы и ни на что более не обращала внимания.

– Сам не знаю… похоже, корабль обо что-то ударился. Пойду скажу тану.

– Брось. – Напарница схватила его за руку. – Не время теребить тигру усы. Он нас на дух не переносит!

Тооф задумался.

– Смотри-ка! А вот и легендарный наездник! Чем-то похож на пэкьу Тенрьо!

Тооф прищурился. В самом деле, на ширме появилась угловатая голова, а затем и человеческая фигура целиком. За плечом у наездника была огромная секира, лезвие которой напоминало коготь. Сходство с великим пэкьу определенно имелось. Очевидно, даже варвары-дара уважали вождя льуку. Что, как не его грозная репутация, заставило их изготовить куклу Тенрьо размером почти с гаринафина?

Воины льуку затаили дыхание; их сердца забились в унисон с далекими барабанами. Всем не терпелось увидеть, как легендарный наездник поведет гаринафина к победе над варварами-дара. Тооф напрочь позабыл о странном толчке.

А тем временем «Прогоняющая скорбь», которую было не видно за ширмой, начала погружение.

Тэра c Таквалом находились в капитанской каюте в кормовой части судна. Принцесса волновалась. «Прогоняющая скорбь» была флагманом их флотилии, и сейчас адмирал Миту Росо, капитан Нмэджи Гон и другие офицеры разошлись по каютам, оставив капитанскую принцессе и ее жениху.

Это была самая удобная каюта на судне. Несколько толстых водонепроницаемых иллюминаторов вдоль ригеля превращали ее в прекрасное место для наблюдений, когда корабль погружался под воду.

Чтобы свет случайно не выдал их, все огни внутри были погашены, а потому и снаружи тоже царила темнота. За иллюминаторами стоял чернильный сумрак; лишь изредка мимо проплывали бледные медузы да мерцали огоньки других подводных жителей, освещая это мрачное царство подобно звездам в безликом небе.

Вспышка. Мерцание. Искра. Редкий свет тускло очерчивал лица людей, в напряжении прильнувших к иллюминаторам.

– Жаль, что почти ничего не видно, – прошептала Тэра. – Я чувствую себя беспомощной, когда не могу вести корабль. Даже не вижу, как приближается город-корабль. Может, надо было начать на рассвете, а не на закате?

Дзоми Кидосу перестроила корабли из флотилии Тэры, что позволило им погружаться под воду, как механическим крубенам, но времени установить подводную тягу не было. Суда могли двигаться под водой лишь на буксире. В ином случае они просто плыли по течению, перемещаясь по инерции туда, куда направлял их руль перед погружением.

– Оставь сомнения, – произнес Таквал. Он тоже говорил шепотом, чтобы не услышали офицеры и матросы, собравшиеся полукругом за их спинами. – Я считаю, ты была абсолютно права, решив, что дневные маневры позволят вражеским дозорным заметить «Прогоняющую скорбь». Когда гаринафин начинает пикировать, наездник не должен ему мешать, иначе вся команда может погибнуть. Так что не переживай понапрасну.

– Легко сказать: не переживай, – ответила Тэра. – Мое решение тоже может привести к гибели людей. Эх, если бы только знать, правильно ли я поступаю!

С самого детства она получала уроки управления государством от императора Рагина, а во время войны с льуку помогала Дзоми с исследованиями, но никогда прежде не оказывалась в положении, когда требовалось отправить других людей на смерть.

– А как тут узнаешь? – возразил Таквал. – Я тоже никогда не поднимал боевую палицу пэкьу и не знаю, можно ли к этому привыкнуть. Но я слышал множество историй о великих пэкьу агонов, чья мудрость до сих пор направляет нас. Не позволяй сомнению отразиться на твоем лице. Ноша правителя везде одинакова – в Дара, в Гондэ, под водой.

– Пора! – Адмирал Миту Росо подошел к Тэре и Таквалу.

– Вернись целым и невредимым, – шепнула принцесса жениху, крепко пожала ему руку и отпустила. – Поднимайся к абордажной команде, – произнесла она вслух, стараясь не выражать эмоций.

Таквал настоял на том, что должен участвовать в самой опасной миссии – как, по его мнению, подобало настоящим вождям, – и Тэра не смогла его разубедить.

Полукруг наблюдателей расступился, пропуская Таквала. Тот повернулся, на ощупь нашел выход из капитанской каюты и взобрался по внутренней лестнице в конусообразную рубку, поднимающуюся над ютом. Сейчас, когда мачты сложили, эта рубка была самой высокой частью корабля и единственной, которая частично выступала из воды. На время погружения в ней размещался запасной капитанский мостик.

Внутри дожидались десять самых проворных и крепких моряков, включая командора Типо То. Они лишь едва заметно кивнули принцу агонов, когда тот появился. Их лица слабо освещало бледное пламя разожженной внизу масляной лампы. Здесь не было ни иллюминаторов, ни люков, поэтому можно было светить без опаски.

Они почувствовали, как «Прогоняющая скорбь» замедлила ход. Невидимый под водой корабль уже должен был отстать от остальной флотилии. Матросы мысленно представляли, как город-корабль льуку неотвратимо приближается. Подобно тому, как шахтеры под завалом льнут к вентиляционным стволам, выходящим на поверхность, моряки и Таквал вглядывались в тонкие бамбуковые трубки посередине рубки, прислушиваясь к малейшему стуку и скрежету. Они вслепую двигались навстречу городу-кораблю и могли контролировать лишь глубину своего погружения.

От инженеров в трюме требовалось крайне осторожно регулировать эту глубину, ведь от этого зависел успех операции. Опустишься недостаточно глубоко, и «Прогоняющую скорбь» при столкновении сомнет массивным килем города-корабля. Погрузишься слишком глубоко – и разминешься с целью.

После тихого удара, который в тесном пространстве рубки все равно показался оглушительным, бамбуковые шесты завибрировали, издавая ритмичный хруст.

Эти шесты выполняли роль усиков-антенн, как у омаров или насекомых. Выступая над рубкой, они задели подводную часть города-корабля, позволив команде «Прогоняющей скорбь» понять, что те находятся сейчас прямо под вражеским судном.

– Есть контакт! – крикнула вниз командор Типо То.

– Начать медленный подъем, – приказал капитан Нмэджи Гон с мостика под рубкой.

Его приказ был шепотом передан по цепочке матросов от мостика к трюму, где инженеры поддали воздуха в балластные цистерны, благодаря которым корабль поднимался и опускался. Палуба слегка наклонилась, когда «Прогоняющая скорбь» начала подъем. Маневр был сложным и требовал предельной аккуратности.

При чересчур медленном подъеме судно могло оказаться в кильватере города-корабля, разминувшись с целью, а при слишком быстром – удариться о вражеское судно, получить повреждения и выдать себя. Инженерам удалось всего лишь несколько раз попрактиковаться перед отплытием из Дара, а на открытой воде и вовсе не вышло – нельзя было выдавать бдительным льуку секретные возможности судна. Дабы удостовериться, что команда сможет выполнить маневр в напряженной ситуации, капитан Гон провел ряд учений, в ходе которых матросам и инженерам позволялось прикасаться к рычагам управления, не приводя их в движение. Для лучшего понимания функциональности корабля он соорудил модель «Прогоняющей скорбь», погрузил ее в корыто с водой, попросил ученых через соломинки накачать воздуха в балластные цистерны и продемонстрировал команде, как даже самые незначительные изменения плавучести влияют на положение корабля.

А тем временем в сумраке капитанской каюты Тэра скрывала бурлящие эмоции под маской невозмутимости. Ее судьба всецело зависела от мужчин и женщин, управляющих балластными цистернами. Те продолжали облегчать судно, подавая в цистерны воздух под мерный стук деревянных клапанов, гибкими полыми тросами соединенных с мостиком, откуда капитан Гон раздавал приказы. Чтобы корабль не потерял баланс, нужно было строго следить как за скоростью, с которой подавали воздух, так и за его объемом.

Рубка громко ударилась о дно города-корабля, отчего у всего экипажа клацнули зубы. Несколько непристегнутых матросов полетели на пол. Следом всех едва не оглушили громкие отрывистые удары – это рубка билась о киль.

– Да хранят нас Луто и Тацзу, – прошептал адмирал Росо. – Надеюсь, наверху ничего не заподозрили!

Тэра не ответила. Представление театра теней должно было не просто помешать экипажу льуку заметить, что флотилия Дара уменьшилась на один корабль, но и собрать всех вражеских матросов на верхней палубе, как можно дальше от днища. Они специально рассчитали время так, чтобы «Прогоняющая скорбь» очутилась под городом-кораблем в кульминационный момент спектакля, в надежде, что никто из врагов не почувствует контакта между кораблями.

Тэра сжала кулаки до крови. Как бы тщательно они все ни спланировали, фактор неопределенности сохранялся. А вдруг в трюме остались больные? Что, если капитан льуку догадался о способности кораблей Дара погружаться под воду, ведь это был единственный способ без повреждений миновать Стену Бурь? Ей оставалось только ждать и верить, что небольшой отряд, собравшийся в рубке, выполнит свою задачу как можно быстрее.

«Или… Я могу еще что-нибудь сделать?» – подумала она. И повернулась к Сами:

– Давай еще раз проверим слуховую трубу и бамбуковые шесты.

– Разве вы не хотите посмотреть, как…

– Ожидание и молитвы капитану Гону и командору То не помогут, – решительно ответила Тэра. Любая деятельность успокаивала ее нервы.

Принцесса окинула взглядом собравшихся в каюте. Благодаря слабому свечению планктона за стеклом иллюминаторов она заметила, какой встревоженный вид у всех офицеров.

– Пусть Сами останется со мной, – прошептала Тэра адмиралу Росо, – а остальным нет нужды стоять здесь и понапрасну волноваться.

Адмирал Росо понял и принялся командовать:

– Мне нужна группа на юте под рубкой, чтобы следить за насосами, и еще одна, чтобы устранять возможные повреждения. Остальные пусть сменят инженеров…

«Прогоняющая скорбь» продолжала подъем, пока ее рубка плотно не прижалась к днищу вражеского корабля. Пугающие удары замедлились и в конце концов прекратились. Острые крюки, установленные с двух сторон от наружного люка рубки, глубоко вонзились в трухлявое дерево днища справа от киля. Но они не могли надолго удержать «Прогоняющую скорбь» в неподвижном положении.

Моряки в рубке принялись за дело.

– Крутим! – прошептала командор Типо То. Прикрепившись к городу-кораблю, шуметь было нельзя – любой звук распространялся по корпусу судна.

Четыре пары матросов бросились к четырем ручным колесам, размещенным под потолком по углам рубки, и начали их крутить. Каждое колесо было примерно два фута в диаметре.

Специально для этой операции крышу рубки «Прогоняющей скорбь» переделали. Вместо обычных цилиндрических поручней, за которые держались дозорные во время качки, кузнецы смонтировали над люком короткую трубу наподобие дымовой, со скосом. Скос нужен был для того, чтобы плотно присоединиться к покатому днищу вражеского судна; с этой же целью трубу можно было поворачивать в зависимости от того, с каким бортом будет стыковка. Вокруг трубы намотали канат, из-за чего ее конец стал похож на присоску осьминога. Кроме того, она обладала достаточной гибкостью, чтобы сразу не отсоединиться при сильной качке.

Когда бригады моряков начали крутить колеса, из крыши рубки выдвинулись четыре длинных толстых винта и впились в днище города-корабля. Чем глубже они входили, тем выше поднималась труба, пока наконец плотно не прижалась к днищу. Скрученные канаты образовали нечто вроде водонепроницаемой прокладки.