Дальше воспоминание прерывается. Истончается до шумного и счастливого нечто, которое давно прошло и никогда не вернется. И только эхо этого «шумного и счастливого» еще долго будет звучать в памяти, выстуживая тепло из сердца и души.

Я помню незнакомый мост. Почему-то cтарый и мертвый, как будто он всплыл в памяти из кошмара. Компанию взрослых мужчин и несколько автомобилей, преградившим нам путь. Уже смеркается, ярко горят фары, и в их перекрестном свете я вижу, как отец выходит из машины, просит маму заблокировать двери, и идет к компании.

Мужчины встречаются и разговаривают. Курят, пожимают руки. Окно со стороны водителя приоткрыто, и мы с мамой можем слышать их голоса и натянутый смех.

Однако папа не смеется, и мы тоже. Этот смех мне совсем не нравится. Он перемежается грубыми репликами и резкими ответами моего отца.

– Адам, сынок, спрячься под сидение! Сейчас же!

– Мама, мне страшно!

– Милый, сиди тихо и не высовывайся, прошу тебя! Что бы ни случилось, не высовывайся!

Дальше звучит выстрел, и мама вскрикивает.

– Реми!

Раздаются новые выстрелы.

Мама уже кричит, и сама выбегает к ним. Я это хорошо помню, потому что в эту самую секунду ужас парализует меня, и я понимаю, что случилась беда.

А дальше я прятался и плакал. И сидел тихо-тихо. А ужас всё не заканчивался. Я слышал, как продолжает кричать и плачет мама, и думал, где же папа? Мой сильный папа? Почему он их всех не побьет?

И почему-то было слышно, как громко бурлит под мостом вода, протекая по каменному руслу быстрым потоком.

Мужчины смеялись, потом ругались. Потом я услышал грубый голос. Он приказал маме принадлежать ему. Только ему, или будет хуже. Потому что отступать некуда ни им, ни ей.

Но… как это возможно? Ведь мама принадлежит мне и папе! И дедушке! Он всегда повторяет, что обожает свою невестку. Что за глупость этот страшный человек говорит?!

– Будь ты проклят, Скальфаро! Реми считал тебя другом, а ты выстрелил ему в спину. Будьте вы прокляты, убийцы! Ненавижу вас!

Голос у мамы был странным, отчаянным и злым. Я никогда ее такой не слышал.

А потом она снова закричала…

Сидеть под сиденьем было страшно, но еще страшнее оказалось не знать, что происходит, и почему они мучают маму?

Я разогнулся, влез с ногами на заднее сиденье и посмотрел в окно. Оно тут же запотело от моего дыхания, но я стал вытирать его ладонями, смахивая слезы с лица.

Их было четверо взрослых мужчин. Трое стояли и смотрели, как четвертый насилует мою мать. Я видел выражения их лиц и никогда не смогу забыть. Они совершенно точно знали, что делали, и не чувствовали вины.

Я зажмурился и забился под дверь, но ужас всё не заканчивался. Эти ублюдки в тот день устроили себе длинное развлечение. Мама уже не кричала, она молчала, и я снова забрался на сиденье с ногами, не в силах сдерживать рыдания, поскуливая от страха, как щенок.

– Проклятье, Джанни… Кажется, Массимо с Фредом ее задушили!

– Угомонись, молокосос! Всё равно надо было с ней кончать. Вот ребята и кончили! Лучше скажи, каково это, трахнуть Ледяную Лару, а? Член от холода не отвалился?

Послышался смех. Каркающий, неискренний и страшный.

– Как вставить Марио Санторо в задницу револьвер и выстрелить. Мы уничтожили его, Скальфаро! Клянусь, на этот раз дон не выгребет, и север будет наш!

– Надеюсь, Ренцо. Но красивая была сука. И заносчивая. А могла быть моей… шлюхой, само собой. Я ведь порядочный глава семейства! Но она выбрала этого петуха Ремиджио…

– Обоссаться! Единственный сынок Санторо оказался фотографом! Сдохнуть от смеха! Не мог поспособнее состругать сынка! А теперь мы его в два счета разделаем! Джанни, этот идиот что, и правда, считал тебя другом?

– Заткнись, Ренцо.

И снова грубый, натянутый смех, словно это не люди, а страшные птицы слетелись над мамой, и бьют над ней крыльями, раздирая когтями.

– Заканчивай ее драть, Фред, она мертва.

– А задницей шевелит, будь здоров!

– Кончай, сказал! Надо спрятать тела и сжечь машину.

– Массимо, ты слышал? Стоп… Кто это у нас здесь?

– Ренцо!

Они заметили меня, или услышали мой плач, но один из них, самый молодой и еще безусый, подошел к нашему автомобилю и выволок меня наружу за шиворот. Бросил на камни.

– Парни, похоже он всё видел.

Минуту все молчали. Видимо, такого поворота не ожидали даже они.

– Джанни, – отозвался тот, который Массимо. – Санторо никому не простит, если узнает.

– Знаю.

Их фигуры и лица я восстанавливал в памяти много лет. Каждое движение, каждую черту и слово.

И каждый раз это воспоминание возвращает меня в бесконечный ад, в котором секунды оборачиваются часами. И вновь тот, который со шрамом на толстой губе, подходит ко мне и медленно присаживается на корточки. Сверлит черными глазами, не скрывая своего лица. Рассматривая так же внимательно, как я его. Лицо убийцы моих родителей.

– Малыш, ты умеешь плавать?

Он спросил меня почти ласково, но я знал, что передо мной чудовище, и не ответил.

Я захлёбывался рыданием, и было так страшно, что я глотал собственный плач, боясь издать хоть звук.

Он ударил меня по лицу.

– Нет!

– Не умеешь. Но ничего, научишься. Парни, – скомандовал Скальфаро, вставая, – столкните его! Нам не нужны свидетели, мы и так увлеклись. На нем нет следов, так что просто сбросьте в реку.

Нет, этот Джанни не боялся убить меня лично. Он знал, что делал. Но ему нужны были гарантии молчания, и в тот миг он связывал их всех одним преступлением.

Они стояли и молча стреляли в землю у моих ног, пока мой плач не превратился в крик ужаса. Я видел по их взглядам, что каждый понимал: в этом убийстве он заходит за черту, но ни одного это не остановило.

Потом я сорвался с края моста и полетел вниз. Ударился о воду, и холодная река унесла меня на глубину вместе с цветными картинками моего прошлого.

Я умел плавать, я соврал.

Но лучшее бы тогда я умер.

Настоящее время…

– … Господин комиссар, и еще один вопрос от радио «Нордика Италия». Как вы думаете, может ли убийство адвоката Федерико Ла Торре быть связано с именем предпринимателя Марио Санторо и давним конфликтом, который повлек за собой войну криминальных кланов? Я имею в виду дело об убийстве Ремиджио и Лары Санторо семнадцатилетней давности, по которому одним из подозреваемых проходил сын убитого адвоката, Массимо Ла Торре.

– Нет. Не вижу никакой связи между названными вами людьми.

– Ну как же. Позволю себе напомнить слушателям радио, что именно Федерико Ла Торре выступал на суде адвокатом защиты и блестяще разбил сторону обвинения, которая строилась на показаниях самого Марио Санторо. Убийство его сына и невестки, известной модели Лары Айс, так и осталось нераскрытым. Также не было найдено и тело его восьмилетнего внука Адама. А позже Федерико Ла Торре с группой своих адвокатов взыскал с Санторо гигантскую компенсацию за клевету и судебные издержки.

Тогда на выходе из суда Марио Санторо поклялся, что рано или поздно каждый виновный в убийстве понесет заслуженное наказание – это было на всех заголовках газет, а через некоторое время по Ламбардии прокатилась череда смертей глав криминальных кланов. Не кажется ли вам, господин комиссар, что эта история может иметь продолжение? Ведь говорят, что Марио Санторо и сегодня негласно остается одним из влиятельнейших представителей итальянской мафии.

– Говорят? Послушайте, уважаемый, вы сейчас строите домыслы и конспирологическую теорию уровня «Есть ли жизнь на Марсе?» А наш полицейский департамент следует исключительно букве закона. Мы делаем всё возможное, чтобы расследовать данное преступление. Все новости по делу будут освещаться через отдел прессы. Что же касается личности Марио Санторо, то хочу напомнить, что вы говорите об уважаемом бизнесмене и меценате. На вашем месте я бы поостерегся бросаться подобными заявлениями.

– Это не заявление, господин комиссар, это предположения, которые возникли не на пустом месте. Известно ли вам, что в недавнем интервью, которое Марио Санторо дал одной из своих газет, он сенсационно заявил, что намерен передать управление страховым бизнесом и компаниями внуку Адаму, который закончил престижный университет в Швейцарии и получил прекрасное юридическое образование. Но где и при каких обстоятельствах нашелся Адам сеньор Санторо отказался рассказать и ничего не комментировал. Однако всем любопытным ясно, что светловолосый парень, которого заметили в его обществе, не может быть настоящим Адамом. Стоит только взглянуть на фотографии восемнадцатилетней давности. Это парень не имеет ничего общего с ребенком Лары Айс!

– И? Что вы хотите, чтобы я прокомментировал? Личную жизнь граждан Италии? Наличие семейных родинок на задницах их любимых чад? Вы полагаете это в моей компетенции?

– Нет, но я хотел уточнить…

– Следующий, пожалуйста! Не вижу смысла реагировать на ваши провокационные вопросы.

Я выключил радио, снизил скорость и свернул на боковую дорогу. Проехав тихий участок между богатыми виллами, остановил автомобиль у белых ворот и приспустил стекло на двери.

– Это я, Алонзо, – коротко бросил в переговорное устройство.

– Вижу. Открываю.

Ворота распахнулись, и я въехал в поместье моего деда. Неслышно повел автомобиль по дороге, медленно спускаясь по извилистому треку к дому.

Вилла на озере Комо сменила свое старое название на новое «Лара», но осталась тем же красивым местом, каким я его запомнил в детстве. Когда я нашел виллу десять лет назад, то уже не был тем счастливым ребенком, которым это место меня помнило. Я был полон решимости уничтожить здесь каждый куст, каждое дерево и цветок, посмевший вырасти без моего участия. Но прежде хотел убить того, кто легко забыл и предал свою кровь.

Кто не нашел меня, когда я в этом больше всего нуждался, валяясь в горячке или избитый беловолосым ублюдком на земляном полу с такими же одинокими и потерянными душами. Я еще долго жил памятью о высоком, сильном человеке, и верил, что он придет и спасет меня. Вырвет из цепких рук инока Сержия. Пока эта вера не истлела и наконец умерла под новым крестом, появившимся на дальнем холме в саду.

Я даже не заметил, как её место заняла злость, которая выросла во мне вместе с силой. Пока однажды эта злость не превратила меня в демона, и я не освободил себя сам.

Тогда деда спасла охрана и его верный друг Алонзо, который вырубил меня шокером и был готов пристрелить. Но прежде мне удалось пробраться в дом, подобраться к шее Марио и оставить на ней следы. Однако шок деда, когда он узнал меня в скорчившемся на полу злом оборванце, каким я предстал перед ним, сила и радость, с какой он раскидал охрану, кинувшись ко мне – в тот вечер нам обоим сохранила жизни.

Тогда я впервые увидел, как горько плачет Дон Санторо, но сам лить слезы давно разучился. Я не простил деда, и наказал тем, что сначала ушел, а потом, когда он нашел меня на берегу, спящим под деревом в одних шортах и драных кедах, которые я стащил у зеваки-дальнобойщика, самоуверенно заявил ему, что сам совершу вендетту. Что я за этим вернулся и пусть не мешает, иначе он никогда не узнает, кто убил его сына и мою мать.

– Никто не сможет мне помешать! Я найду их всех и убью!

Мне еще не было пятнадцати, и ставший за эти семь лет совсем седым Марио, сел рядом и опустил руки на колени.

– Адам, когда ты вошел в дом, охрана уже две минуты наблюдали за тобой, думая, что на виллу залез малолетний вор, не имеющий понятия, кто здесь живет. Я успел убрать собак, чтобы они не разорвали дурака, и это спасло тебе жизнь. Но смерть не прощает ошибок и в следующий раз ты будешь мертв прежде, чем сможешь войти в дом своего врага.

– Не говори мне! Нет такой силы, которая лишит меня права на месть! Я ничего и никого не боюсь!