– Есть. Эта сила – глупость и самонадеянность юности. Жар ненависти и горячность сердца. А местью руководит разум! И ты боишься. Если заглянешь в себя, то поймешь, что боишься умереть, не отомстив за смерть родителей. Этот страх живет и во мне тоже. Я знаю, о чем говорю. Я помогу тебе и не стану мешать, даю слово. Но у меня есть условие.

– Ты не имеешь на это гребанное условие права! Ты бросил меня там, Марио! С ним! Я ненавижу тебя!

Я не успел моргнуть и вскочить с земли, как что-то холодное и твердое уперлось в мой подбородок, заставив заткнуться. А дед изменился до неузнаваемости, натянувшись в моменте, как старая жила, которую не перерубить.

– Ну, попробуй! Останови меня, сопляк!

Мы оба молчали несколько долгих секунд, глядя в глаза друг другу, пока он не отвел пистолет и не положил его рядом с моим бедром. Разом осунулся, вернув руку на колено.

– Давай, чего ждешь? Стреляй, твоя очередь.

Я сглотнул пересохшим горлом, но не двинулся. И тогда дед заговорил.

– Ты можешь ненавидеть меня, Адам, но тебе не справиться сейчас даже со стариком. Ты недостаточно умен, недостаточно силен и хладнокровен для мужчины Санторо. Месть бурлит в тебе, а должна застыть и затвердеть, как лед, только тогда твоя рука будет готова разить и вершить суд. Сколько их было?

Он спросил глухо, глядя на воду, но я понял.

– Четверо.

– Имена?

– Иди к дьяволу!

– Ты умеешь стрелять? Держал когда-нибудь огнестрельное оружие в руках?

– Нет, никогда.

– Управляться с ножом?

– Умею. Сам научился.

– Убивал?

Не знаю, чего он от меня ждал, но я не задержался с ответом. Упрямо расцепил губы:

– Да.

– Жалел после?

А вот здесь уже сдержать себя не вышло, и из груди выплеснулась ярость:

– Нет! Я убил бы его снова! Ненавижу!

Пистолет сам лег в руку, и я сжал на нем пальцы.

– Расскажи мне! – потребовал от Марио, жадно рассматривая вещь. – Что это? Как работает?

Странный разговор для деда и внука, не видевшихся семь долгих лет, за которые я успел вырасти до его роста, а он постареть. На моей коже горел след от шокера, худые ребра и спину покрывали шрамы и синяки, а бритая голова успела вновь обрасти волосами, но мне было плевать. Я вернулся, нашел свой дом и теперь хотел знать, как достать своих врагов.

– Это «Глок». Пистолет с 17-зарядным магазином. Рассчитан на десять тысяч выстрелов, разбирается за несколько секунд. Чтобы снять ствол, достаточно отвести затвор и нажать на рычаг-замыкатель.

– Покажи.

Щелкнул замыкатель. Наши пальцы пересеклись, но я не вздрогнул, как вздрагивал каждый раз, когда меня касался инок Сержио. Напротив, что-то теплое и родное согрело кожу, как только я ощутил тепло деда, словно так и нужно. Так и должно быть.

– Вот так. Используется с девятимиллиметровыми патронами. Выполнен из высокопрочного пластика, поэтому достаточно легкий, чтобы успеть выстрелить прежде, чем тебя убьют.

– А есть еще? Другие! Я хочу увидеть!

– Есть. У меня много чего есть, Адам, но не всё сразу.

Я поднял взгляд на деда. Он тоже смотрел на меня со слезами на глазах. Изучая, рассматривая… и ужасаясь. Я был похож на избитого дорогой волчонка, который вырвался из клетки и теперь смотрел на мир, оскалив клыки.

– Сначала, я хочу знать, мальчик, где ты был и кто сделал тебя таким. Кто помешал мне найти тебя. И кто за это заплатит!

Как долго я об этом мечтал. Хотел услышать именно эти слова. Но больше нет.

– Поздно. Он умер. Я убил его.

– Полиция?

– Дом сгорел. Никто не знает моего имени. Там, где я жил, меня звали Рино. И я не мальчик, дед, ты в этом убедишься.

– Десять лет, Адам. Это мое условие. Ты дашь мне десять лет и станешь тем Санторо, который отомстит за свою семью. И если будешь готов, я уступлю тебе это право, клянусь. Но не раньше. Иначе перебью всех сам! Скальфаро? Скажи, ты помнишь его? Он был среди тех четверых?

Я никогда не проговаривал эту фамилию вслух, и когда она внезапно прозвучала, мои пальцы сжали пистолет и побелели. Я вскочил и только тогда понял, что совершил ошибку.

– Не смей, Марио, он мой! И я не стану ждать! Найду и убью!

– Мориса Скальфаро больше нет, я позаботился об этом. Но оба его сына живы. – Голос деда звучал спокойно и тихо. – Который?

Я упрямо молчал, чувствуя, как дрожат ноги. А потом внезапно упал, скошенный умелым ударом, и оказался прижатым к деду спиной. Рванулся, но это не помогло – Марио Санторо держал меня мертвой хваткой у своей груди и заставил его расслышать:

– Я старею, но еще способен перекусить хребет каждому. Только скажи, Адам, кто, и я его разорву! Я отдам тебе всё, чем владею…

– Плевал я на твои деньги! Я хочу мести!

– Тот, кто вступит в эту схватку, не выживет, ты понимаешь это, дурак! Наши враги стали сильнее. А я хочу, чтобы ты жил! Жил!

Я все-таки вырвался, недаром в наших венах текла одна кровь. Обернулся, поднял руку…

– Так, как я жил – лучше бы сдох!

…И выстрелил.

Нажал на курок, но пуля осталась в стволе. Тогда я еще ничего не знал о предохранителе.

А я остался жить. В другой стране, под своим именем, ни дня не забывая о твердом слове, данном мне Марио Санторо.

– Хорошо, дед. Десять лет и ты научишь меня всему! Но у меня есть свое условие. Я не один. Ты примешь и его тоже!

Глава 6

Я вышел из машины и вошел в дом. Пройдя через холл в широкую гостиную, снял с головы низко сидящую кепку, стянул куртку и бросил на диван. Из глубины дома прибежали собаки, два рослых черных мастифа, и сели у ног.

Следом за ними послышались шаги хозяина виллы и в проеме встала знакомая фигура Марио Санторо. Все еще плечистая и рослая. Правда сегодня дед выглядел непривычно бледным и осунувшимся.

– Доброе утро, Марио.

– Адам… слава богу, ты цел! Две ночи от тебя ни слуху! Я уже приготовился поднять своих ребят на поиски. Погода жуткая, и ты как в воду канул!

– Дед, не вмешивайся. Ты обещал. Только если я не доведу дело до конца, ты закончишь. Не иначе.

– Да. Но копы шерстят все дороги. Ты как?

– В порядке. Но если еще раз посадишь мне на хвост Тони, я его не просто вырублю, а пришлю тебе по кускам в деревянной коробке.

– Я этому парню доверяю. Он мой лучший телохранитель.

– Вот и держи его при себе, мне так спокойнее.

– Держи? Умник! Тони сейчас валяется в лазарете у Селесты и мечтает свернуть тебе шею так же, как я, мальчишка! Ты рисковал! Ла Торре, как чувствовал, выехал с охраной, глупо было соваться одному!

– Проехали, дед.

– И где ты был? Ни в одной из квартир не появился, что я должен был думать?

– Пока не увидел мой труп, что я жив.

– Свидетели?

Перед мысленным взором мелькнуло зеленоглазое лицо моей ночной незнакомки. Испуганный взгляд распахнутых глаз и золотистая прядь волос на щеке. След на нежной шее от моих губ, который она старалась прикрыть.

И я до сих помнил запах и тепло ее кожи.

– Нет, – ответил суше, чем хотел. – Никого. Но Массимо повезло уйти. Сможешь проследить, чтобы эта паскуда не дернулась за границу? Я достану его в ближайшие дни.

– Уже слежу. После смерти Федерико эта вошь забилась под ковер на своей вилле и обложился полицейской охраной. Вчера об этом трубили все новостные телеканалы, и я уверен, не без его подачи. Он не дурак и надеется выиграть время, чтобы понять, кто с Ла Торре сводит счеты. Так что придется подождать.

– Он пытался с тобой связаться?

Я медленно опустился на диван, откинул плечи и расправил ноги. Погладил широкий лоб пса, который тут же опустил голову на мое бедро.

Дед подошел ближе, жадно и с беспокойством меня разглядывая.

– Да. Прислал человека. Божится Святой девой и жизнью матери, что никогда не шел против Санторо. Просит о защите.

– Лживая тварь!

Мои челюсти сжались, словно сомкнулся капкан. Мастифы тут же вскинули морды и зарычали, оглядывая периметр комнаты. Я вспомнил лицо своего врага и заставил себя разжать зубы:

– И безбожник. Придется объяснить ему, что небеса лжи не прощают.

– Мои люди в полиции зажмут эту крысу на его вилле так, что ему станет душно. Как только удавку ослабим, он ринется в бега, и вот здесь ты его возьмешь. Но, Адам, будет сложно. Когда Ла Торре поймет, что обречен, он станет вдвойне опасен.

Я медленно кивнул. Дед держал в руке стакан с водой, протянул мне, и я залпом влил его в себя.

– То, что нужно. Отправь Массимо черный конверт с меткой Санторо и фотографией Лары. Я хочу, чтобы он знал, кто его убьет.

– Хорошо.

– И, Марио, разбуди Селесту. У меня к твоей даме дело.

Однако высокая темноволосая женщина средних лет в наброшенном на пижаму халате уже входила в гостиную, на ходу надевая очки и приглаживая рукой взъерошенные после сна волосы.

– Адам? Я уже проснулась. Что случилось?

Я поднялся с дивана ей навстречу, игнорируя боль, которая пульсировала в теле. Я мог не замечать её часами, но сейчас боль мешала, как раздражающая помеха. Мне следовало от неё избавиться, чтобы двигаться дальше.

– Доброе утро, Селеста. Меня надо зашить. Ничего серьезного, ножевое, но я должен быть в деле. У тебя есть несколько дней.

Дед услышал про ранение и дернулся было, но промолчал. Смял пятерней рубашку на груди и нахмурился. Сейчас было не время Дона Марио, и он это понимал.

Селеста мгновенно подобралась, оценивая опытным взглядом мое лицо. Считала бледность кожи, ширину зрачков и сухость губ. Царапин на мне тоже хватало, поэтому она спросила прямо:

– Сам дойдешь до кабинета? Или подставить плечо?

– Дойду, мэм.

– Тогда идем. Марио, жди! Сделаю всё, что могу! – бросила поверх плеча своему мужчине, уже выходя из гостиной, и, как всегда, это было больше, чем обещание.

Сделает любой ценой, если дала слово, мы оба это знали.

Селеста Палермо появилась на вилле «Лара» десять лет назад, вскоре после того, как я вновь переступил порог этого дома и привел с собой Тео.

В прошлом военный врач-хирург, а после – реабилитолог, она в сорок лет потеряла в Африке мужа, побывала между жизнью и смертью, и осталась совершенно одна. Детей у неё не было, и я не знаю, где Марио нашел Селесту, но именно она стала вторым после него человеком из большого мира, с которым я установил контакт.

У неё была обожжена щека и повреждено веко, она не была красавицей и не старалась понравиться. Когда мы встретились, эта немолодая темноволосая женщина подолгу молчала и редко улыбалась, но, если уже говорила, то её слышали.

Я сам вытянул себя из ада, но Тео без ее помощи не справился бы. Никто не ждал от неё невозможного, но она терпеливо и упорно латала тело и душу моего друга, молчала с ним неделями, если он не желал говорить. Учила читать и писать, коммуницировать с миром, медленно, по кирпичику разбирая между ними стену барьера. А потом их привязанность вдруг стала взаимной.

Наверное, поэтому она осталась с Теодоро и провела эти годы в Швейцарии, поселившись под вымышленным именем в одной из неприметных деревень недалеко от моего университета. В старом, тихом шале, куда я изредка мог возвращаться, словно домой, чувствуя необходимость видеть их обоих.

Не знаю, в какой момент Тео поверил, что она его мать. И не знаю, чего это стоило самой Селесте. Со мной ей никогда не было просто, так что доверительных разговоров между нами не возникало. Я подолгу пропадал на улицах Цюриха, Рима, Берлина… узнавая лицо и изнанку мира, помня о том, в чем нуждался и к чему шел. Так было в прошлом, и так оставалось сейчас.

И все же Селеста была для меня кем-то большим, чем просто женщиной моего деда.

Мы вошли в ее кабинет, в комнату с медицинским оборудованием, которая находилась здесь же, на первом этаже трехэтажной виллы. Я снял футболку и дал ей бегло себя осмотреть. Привалился спиной к стене.

– Раздевайся до белья и ложись на кушетку, Адам. Я надену перчатки.