Аманда разглаживала фото дочери, что неровно приклеилось на одном из столбов. Это была последняя листовка, и ей вдруг показалось, что её на ней могли не узнать. Дети так быстро растут и так не любят фотографироваться. Когда она делала это фото, полгода или год назад? Сейчас ей казалось, что Эби была чуть старше, и волосы чуть потемней, и зачёсаны были не так – глаза её девочки смотрели в её глаза, будто моля о помощи безмолвным оглушающим криком.

Что с ней сейчас?

– Может быть, она тоже сошла с ума? – произнёс кто-то рядом прокуренным голосом, откашливая сигаретный дым.

Позади неё стояла старая женщина в красных туфлях, цветастом наряде и неровно надетом плаще, с лохматым сумбуром на голове и лицом, испорченным старостью.

– Простите? – не поняла Аманда.

– Я говорю, – подходила она, шатаясь, тыча сигаретой в лицо её Эбигейл, – может, малышка тоже сошла с ума и поэтому потерялась?

– Сошла с ума? Я не понимаю.

– Никто не понимает, – причмокнула старая женщина и опять чуть не упала.

– Вы пьяны?

– Это вы пьяны, – рассмеялась она, – это вы не ви-ди-те ни-че-го… Ничего! – Она обводила тлеющей сигаретой округу, будто очерчивая магический круг. – Вы не видите, вы все слепы!

– Не видим что?

– Они травят нас! Травят нас, чтобы мы все здесь сдохли! И никто ничего не замечает! Сейчас и дети сходят с ума. И ваша сошла, – повторила она снова.

– Вы её видели? – Аманда подошла к женщине ближе, но отринула от сильного перегара.

– Зета Роуз! – вдруг сказала старуха. – Зе-та Ро-уз, – повторила она по слогам.

– Что?

– Недавно совсем, и еще Дэнни Одли, месяц тому назад… Но это только малая часть, их больше, – перешла она на пугающий шёпот, – гораздо больше. Но все молчат.

Аманда хотела спросить ещё что-то, но женщина достала из морщинистого декольте железную фляжку и, запрокинув её, влила в себя всё, что там было.

– У вас шляпы нет? – вдруг спросила старуха.

– Шляпы? – Аманда всматривалась в морщинистую физиономию незнакомки, пытаясь поймать хоть какую-нибудь серьёзность в паутине этих морщин.

– Мне нужна шляпа, я свою потеряла, – чесала она в волосах.

– Вы говорили о детях, о том, что они сходят с ума.

– Я? – отшатнулась старуха. – Что ты! – осмотрелась она по сторонам. – Я ни о чём таком не говорила. Мне нужна шляпа, шляпа, вот такая, с такими полями, вот такая… – удалялась она, бормоча.

Аманда повторяла имена этих детей, пока добиралась домой, пока взбегала по лестнице, пока включала компьютер, пока вбивала их в поисковик.

Дэнни Одли…

Ничего.

Есть только пара тем на форуме, начинающихся с вопроса: «А знает ли кто-нибудь, что случилось с мальчиком Дэнни Одли?» Но стоило кликнуть на них, как тебя перебрасывало на удалённую запись:

«Запись удалена».

«Ответ удалён».

«Запись удалена».

И так повсюду.

То же самое было и с Зетой Роуз. Только один комментарий остался цел: «Бедная Зета», – подписал кто-то фотографию девочки.

Аманда вгляделась в фото – на вид ей было чуть больше, чем Эбигейл, может, двенадцать лет, и если её знала та странная женщина, значит, должен был знать кто-то ещё.

Аманда выглянула в окно – у дома Флетчеров машина ещё не стояла, видимо, Виктор ещё не приехал. Он-то уж точно знал многих. Виктор проводил интернет и телевизионные кабели, он был почти в каждом доме, был знаком почти с каждой семьёй.

Аманда решила, что если в Сети всё удалили, то хотя бы в телефонном справочнике должно было что-то остаться.

И осталось.

На двести сорок третьей странице она нашла четыре фамилии «Одли», а ещё через десять листов шесть человек с фамилией Роуз.

Городок у них был небольшой, и, скорее всего, все они были родственниками, ну или почти все.

К телефону подошли не сразу.

– Алло, – раздалось из него.

– Алло, это Нора Одли?

– Да…

– Скажите, вы знаете что-нибудь о мальчике Дэнни Одли?

Трубку бросили в ту же секунду.

Аманда обзвонила другие номера – где-то ей ответили, что не в курсе, где-то трубку брали другие жильцы, сообщая, что такие здесь не живут.

– Старикам было по девяносто, – прохрипели на том конце, – они умерли два года назад.

– А внука у них не было?

– Не было никаких внуков, они жили одни.

Всё казалось ей безнадёжным.

Аманда смотрела на телефон. Никого, кто знал бы хоть что-то о мальчике Одли или девочке Роуз, найти не удалось.

Она сняла трубку и набрала первый номер ещё раз, но к телефону уже никто не подошёл.

Глава 4

Виктор Флетчер стоял на пороге, шатаясь в расстёгнутой настежь рубашке. В руках его был стакан с виски.

Машины так и не было у двери. О том, что он дома, Аманда узнала по свету, загоревшемуся на кухне. Только сейчас она вспомнила, что сегодня и с ними случилась беда.

– Я думала, тебя нет, – сказала она.

– Что? – Он огляделся по сторонам, будто ища кого-то, но лишь зажмурил глаза.

– Машины нет, вот я и…

– А, – протянул Виктор Флетчер, – я где-то её оставил. Где же… – почесал он затылок, наклонившись так низко, будто рассматривая свои же ботинки. – Точно. Возле больницы.

– Что с Кэтрин?

– Она умерла, – закашлялся он, подавившись, а потом разрыдался.

Всё, что происходило последние дни, походило на какой-то кошмар. И Аманда ещё бы нескоро об этом узнала, не пропади её дочь. Скорее всего, она жила бы как раньше, со всеми своими проблемами, не замечая почти ничего.

Флетчер сказал, что жена его умерла от какого-то воспалительного процесса, ей было плохо несколько дней, но он не принимал это всерьёз. Сейчас же он бил себя по вискам, тихо плача и заикаясь. Аманда нашла успокоительные таблетки в сумочке его же жены и дала их ему. Он пытался узнать, что было причиной воспаления и что именно произошло, но ему лишь назвали сухие цифры возросших в крови лейкоцитов.

Ничего о семье Одли он, к сожалению, не знал, и о спятившем мальчишке тоже. Да и если бы знал, разве бы в таком состоянии вспомнил.

– Она ведь не первая, – отхлёбывал он холодную воду из стакана, который держала Аманда. – Пару месяцев назад жену моего напарника тоже увезли в больницу, у неё было кровотечение. Но её успели спасти… Знаешь, почему Кэтрин не спасли? – Он посмотрел на Аманду так, будто бы это она должна ему ответить. – Потому что у нее муж – дурак! Кэтрин лежала все эти дни в постели, а я думал, она хочет от меня уйти. Вот и ушла моя Кэтрин…

Он опять начал рыдать, но постепенно ослаб, глаза его помутнели, уходя в наступающий сон. Аманда довела его до дивана, укрыла шерстяным покрывалом, а сама оглядела дом.

Ничего особенного в помещении не было. Всё – от выбора краски на стенах до мебели из одного магазина, – всё было подобным тому, что встречалось во всех домах этого скромного городка.

Убедившись, что Виктор действительно спит, она поднялась на второй этаж. Сразу в спальню. Все тайны женщины обычно хранятся там.

Тихо приоткрыв дверь, будто боясь разбудить кого-то, Аманда зашла в тёмную комнату. Окна были зашторены, постель не прибрана, одеяло свисало до пола. «Жена лежала все эти дни», – вспомнила она слова Виктора. Тот сейчас беспокойно сопел, как ребёнок, заснувший после долгого плача.

Осмотрев прикроватные тумбы и не найдя в них ничего, кроме успокоительных, пачки прокладок и старых журналов, Аманда подняла матрас. Под ним было пусто, а вот под подушкой несчастной Кэтрин лежала тетрадь.

Тетрадь походила на личный дневник, и Аманда ещё с минуту собиралась с мыслями, чтобы открыть его, но, решив, что от этого может зависеть всё и, главное, жизнь её дочки, перевернула первую страницу. Находка оказалась обычной тетрадью с записями заданий от психолога.

Выпишите в отдельную графу всё, что произошло с вами за день, всё, за что вы благодарны.

«НИ ЗА ЧТО», – перекошенным почерком через всю графу.

Аманда перелистывала страницы – одну за другой, одну за другой, и на каждой было всё то же:

Мне всё надоело.

Я все ещё не хочу жить.

Мне не выписали антидепрессанты, сказали, признаков депрессии нет.

Я не хочу жить.

Каждое утро я жду ночи, каждую ночь я боюсь заснуть.

Мне кажется, у меня отняли что-то, но я не понимаю что.

Рецепт на антидепрессанты всё ещё не дают.

Выписали снотворное. Не помогает.

Она не хотела жить… Аманда вдруг на мгновение вспомнила, что и ей приходили подобные мысли, но быстро ушли. Порой ей казалось, что время несётся так быстро, а они в нём будто подвисли, будто некуда больше идти… Она и не знала, что это начало депрессии или какой-то болезни. В такие минуты она приходила в комнату Эбигейл и гладила её, спящую, по волосам. В её потерянной жизни дочь была единственным смыслом, и теперь отняли и её.

Захлопнув тетрадь, окинув ещё раз комнату взглядом, она сбежала по лестнице мимо спящего Виктора, усыпившего свою свежую скорбь под уже ровным дыханием.

Кэтрин ходила к психологу – или он был психиатр…

Аманда нашла визитку врача в той же тетради и теперь направлялась к нему. Этот врач был ещё одной скрепой в этой бессвязной цепи. Он выписывал ей таблетки, но от чего? Может, он знал, что с ней, может, он знал, что с ними со всеми? Может, от этих таблеток она и сошла с ума?

Здание «Центра психологической помощи» было единственным в городе. Единственным и муниципальным. В одно время, когда психологов становилось всё больше, а здоровых людей всё меньше, было принято решение запретить частные кабинеты. Может, где-то они и остались, но только не в их городке. Здесь вообще было мало частного.

Аманда постучалась в закрытые двери. Через пару секунд окошко, что казалось до того незаметным, открылось, и из него высунулась небольшая голова такого же небольшого охранника.

– Документы, – сказал жующий рот.

Аманда передала права.

Голова скрылась с правами, а Аманда так и осталась ждать. Через пару минут голова вновь появилась, уже не жуя.

– Вас ждут, – сказал охранник.

– Меня? – удивилась Аманда, но, увидев, что охранник не понял её удивления, сразу приняла уверенный вид. – Я знаю, – кивнула она.

Белая дверь запищала и отворилась. Аманда вошла.

В заведении пахло тишиной и покоем, мертвецким покоем, как в гробу. Стойка ресепшена была пуста, как и весь первый этаж.

– Доктор Фишер у себя? – назвала она имя, указанное на визитке, молясь, чтобы такой здесь работал.

– Вы закреплены за доктором Штейном, 27-й кабинет, – сухо сказал охранник, смотря в свой планшет.

«Закреплена?» – не поняла Аманда, она же ни разу здесь ещё не была, но переспрашивать не решилась.

– Я знаю, – улыбнулась она. – Но я выбрала другого врача. Я уже отправляла запрос. Может, вам не пришёл?

Охранник развернул ещё один сэндвич и долго смотрел на него перед тем, как откусить.

– Сами к нему записались? – переспросил он.

Аманда кивнула.

– Доктор Фишер, говорите?

– Да…

Он проверил запись ещё раз, но, не найдя ничего, просто махнул рукой.

– Скажите, что записались сами. Подождите, я посмотрю, какой кабинет.

– Двадцать третий, – сказала Аманда.

– Двадцать третий, – подтвердил он.

Аманда слышала, что за последний год людей, страдающих от депрессий, становилось всё больше. Было даже несколько случаев самоубийств, но и о них не особо распространялись. Так и жили, не распространяясь ни о чём. Аманда ходила по коридорам, ловя ненавязчивым взглядом камеры по углам – ей казалось, что за ней все следят, что камера поворачивалась следом, как только она проходила мимо. Ей нужно было узнать о мальчике Одли и о бедной Кэтрин, ей почему-то казалось, что одно поможет другому, вот только она не знала как.

Кабинет 23 был в самом конце коридора.

Аманда дошла до нужной двери и хотела уже постучать, когда оттуда позвали.

– Проходите, открыто.

Она отворила дверь и вошла в светлую комнату, полную красивых плакатов:

«Жизнь в твоих руках».

«Мы вольны выбирать свои чувства».

«За каждым облаком – свет».