Лора Таласса: Смерть

Дэну.

И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными.

Откровение Иоанна Богослова, 6:7–8

Но у другой [у Смерти] из железа душа и в груди беспощадной —

Истинно медное сердце. Кого из людей она схватит,

Тех не отпустит назад. И богам она всем ненавистна.

Гесиод. Теогония

Copyright (c) 2021. DEATH by Laura Thalassa

© Cover design by Jeff Miller/Faceout Studio

© Мигунова Е. Я., Двинина В. В., перевод на русский язык, 2025

© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025

Часть I

Глава 1

Темпл, Джорджия

Июль, год Всадников двадцать шестой

В первый раз, когда я встречаю Смерть, я… не готова.

Чувствуя, как течет между лопатками струйка пота, я изучаю список вещей, которые должна привезти сегодня к вечеру на пикник по случаю дня рождения моей племянницы. Вокруг стоит глухой гул: люди на рынке смотрят, торгуются, покупают что-то.

Помидоры – есть.

Зелень – есть.

Дыня – есть.

Пробегаю глазами список. Кажется, осталось купить только яблоки.

Сунув листок в задний карман, я оглядываю фермерскую ярмарку под открытым небом, ища на прилавках то, что мне нужно. Заметив палатку Тима, пробираюсь к ней. Тим – сварливый старик, но только у него, я знаю, всегда можно найти несезонный товар.

Подозреваю, что тут не обходится без колдовства.

Я уже подхожу к палатке Тима, когда животные на ярмарке вдруг ни с того ни с сего шарахаются. И главное – они все сходят с ума. Лошади, привязанные к ближайшим столбикам, храпят и рвут поводья, десятки птиц одновременно взмывают в воздух, а собаки со всей округи воют и заходятся испуганным лаем.

Мул старого Бейли, еще не выпряженный из телеги, несется к шоссе рядом с ярмаркой, а жеребец шерифа, сбросив седока, галопом скачет прочь.

Остальные звери мечутся по рядам, задевая и сбрасывая корзины, опрокидывая столы, заставляя людей бежать врассыпную. Мне видны белки их вытаращенных в панике глаз. Они сами и их страх смерчем проносятся по ярмарке.

Наконец топот стихает, оставив за собой зловещую тишину, от которой у меня по спине бегут мурашки.

Что… это было?

Я озираюсь. Окружающие тоже в недоумении.

– Что за черт? – раздается голос.

– Сколько живу, а не видел, чтобы зверье так себя вело, – говорит еще кто-то. Но свою мысль он подкрепляет смешком; тот подхватывают, и напряжение спадает.

Люди помогают друг другу ставить на место перевернутые ящики и стулья, продавцы поправляют товар на лотках, снова слышатся разговоры. Небольшая группка отправляется на поиски разбежавшихся животных, а какой-то пожилой мужчина помогает шерифу подняться с земли.

Кажется, все стараются стряхнуть с себя воспоминание о странном происшествии, как дурной сон.

Повернувшись к Тиму, я опускаю взгляд на яблоки. Пытаюсь сосредоточиться, хотя та нервирующая тишина все еще звенит в ушах. Наконец мне удается сконцентрироваться.

Я смотрю на цену, зажмуриваюсь, потом смотрю еще раз.

– Полтора доллара за одно яблоко? – Я потрясена. Это, наверное, ошибка.

– Не по нраву цена – не покупай, – заявляет Тим.

Стало быть, не ошибка.

– Я же еще даже не сказала, что цена слишком высока, – отвечаю я, хотя это именно так. – А по вашей реакции понятно: вы знаете, что она непомерная.

– Ничего не попишешь.

Это грабеж средь бела дня. Он с тем же успехом мог вырвать у меня кошелек.

– Это же просто яблоко, – медленно и неуверенно говорю я. Все-таки, наверное, он шутит.

– Не по нраву – купи у кого другого.

Черт бы побрал этого мужика. Знает же, что ни у кого больше в это время года нет яблок. А Бриана, моя племянница, очень ясно дала понять, что на день рождения ждет именно яблочный пирог.

– Доллар, – пробую я. Даже эта цена баснословна, но все же лучше, чем полтора доллара за яблоко, бог ты мой.

– Нет, – бесстрастно бросает он и переводит взгляд с меня на другую женщину – та изучает кукурузу в соседней корзине.

– Доллар двадцать пять, – делаю я еще одну попытку, уже начиная прикидывать, у кого еще из продавцов могут быть яблоки. Возможно, у Марты…

Тим смотрит на меня раздраженно.

– Все, разговор окончен.

– Но это же ерунда какая-то! Вы серьезно хотите за яблоко полтора доллара? Это же просто яблоко! – повторяю я.

– Сейчас не сезон, – ворчливо бурчит он.

Я вздыхаю.

– Я заплачу2. – Все же это невозможно глупо: одиннадцать долларов за восемь штук.

И пусть только они посмеют не оказаться самыми вкусными яблоками в моей жизни! Если только их вкус не будет неземным…

Тим складывает руки на груди и буквально испепеляет меня взглядом, хотя я всего-навсего прошу его скинуть один несчастный доллар.

– Или плати полную цену, или ищи товар в другом ме…

Внезапно прямо посреди фразы его глаза закатываются.

– Тим? – окликаю я, а он уже падает. – Тим! – Я бросаюсь к нему, но недостаточно быстро.

Мягкий стук его тела, упавшего на траву, тонет в общем шуме множества крупных предметов, упавших на землю одновременно. И только тогда я замечаю, что тревожная тишина никуда не ушла – та самая, что воцарилась, когда удирали животные. Только сейчас она стала куда более всеобъемлющей, чем прежде.

Ничего не понимая, я оглядываюсь. Повсюду вокруг меня неподвижно лежат люди. Большинство на траве, но есть и такие, кто рухнул прямо на прилавок.

Никто не шевелится.

Проходит секунда, две, три.

Слушая собственное судорожное дыхание и безумный стук сердца, я пытаюсь осознать, что сейчас произошло.

И главное, я ведь знаю, что это. Это кажется невозможным, немыслимым, и голова отказывается верить, но что-то подобное уже случалось раньше. Это случалось раньше со мной.

Все же я опускаюсь на колени рядом с женщиной, которая присматривалась к кукурузе Тима. Ее застывшие глаза вперились в облака.

Кладу пальцы ей на шею, пытаюсь прощупать пульс – ничего.

Внутри все сжимается от какого-то тошнотворного предчувствия. Я встаю, еще раз осматриваю прилавки и палатки, десятки застывших тел.

Никто не двигается. Я слышу негромкий шепот ветра, играющего в полотняных навесах, нежный шелест деревьев и даже отдаленное бульканье жидкости, льющейся из опрокинутой бутылки. Но ни словечка, ни смешка, ни криков, ни жужжания насекомых, ни птичьего щебета.

Абсолютная тишина.

Неожиданно для себя я беру Тима за запястье – пульса нет. Задыхаясь от волнения, я хватаю руку другого человека, и еще одного, и еще.

Ничего.

Ничего.

Ничего.

Все мертвы – все, кроме меня.

Я тихо всхлипываю, все тело сотрясает дрожь, но в голове странная пустота.

Так, должно быть, выглядит шок?

Я неуверенно бреду по ярмарке в сторону 78-й автострады. Не в силах справиться с растущим ужасом, я прокладываю путь между мертвецами.

Как далеко простирается это опустошение?

Миновав последний ряд палаток, я вижу прямо перед собой шоссе, и вдруг в мое сознание врывается топот копыт. Решаю, что мне почудилось, но звук становится все громче.

Я поворачиваюсь. Сначала ничего не вижу из-за навеса справа, он все загораживает. Делаю еще несколько шагов к дороге – и неожиданно вижу его.

Освещенный сзади утренним солнцем, он кажется каким-то темным богом: всадник в серебряных доспехах и с черными крыльями за спиной.

В первый момент я ничего больше не вижу, кроме этих ужасных крыльев. В них так же невозможно поверить, как в море трупов за моей спиной.

Есть четыре существа, наделенные силой убивать все живое в мгновение ока, и только у одного из них есть крылья.

Последний посланник Бога.

Смерть.

Глава 2

Когда я это понимаю, у меня буквально подгибаются колени.

Бог ты мой, я смотрю на Смерть, Смерть собственной персоной, одного из четырех всадников Апокалипсиса.

Я никогда не видела никого – ничего – подобного ему.

Он одет как воин, готовый к битве, хотя кто мог бы выстоять против него? Доспехи его сияют, будто недавно отполированные, а за спиной сложены гигантские черные крылья, такие громадные, что их концы почти касаются земли. Всадник едет, и его взгляд устремлен куда-то вдаль.

Его лицо торжественно, оно поражает воображение. Клянусь, эту линию бровей и горбинку на носу я раньше уже видела в своих снах. А изгиб губ, высокие скулы и волевые черты лица я воображала, когда читала трагические поэмы при свете свечи.

Он настолько прекрасен, что в голове не укладывается; и гораздо страшнее, чем я могла бы себе представить.

Застыв на месте, я, видимо, издаю какой-то звук, потому что всадник отрывает взгляд от горизонта и переводит на меня. Его черные волосы немного колышутся, едва касаясь плеч. Секунда – и наши глаза встречаются.

У него древние глаза. Даже на таком расстоянии я вижу в них его возраст. Это существо видело столько представителей рода человеческого, что я даже не пытаюсь это осмыслить. Чем дольше он смотрит на меня, тем сильнее я ощущаю тяжесть всей его истории. Плотно сжав губы, он изучает меня, а я чувствую, как покалывает кожу под его пристальным взглядом.

Возможно, потому что я все еще в шоке, а может, потому что прятаться уже поздно – как бы то ни было, я выхожу на шоссе прямо перед всадником.

Смерть хмурится и останавливает коня. Тогда я тоже останавливаюсь. Мы стоим и продолжаем пронзать друг друга взглядами.

Спустя мгновение он соскакивает с коня и шагает вперед, сокращая расстояние между нами. Стук его сапог по разбитому асфальту отдается эхом, а мое сердце колотится все громче и громче. Надо бежать, почему я не убегаю?

Смерть останавливается передо мной.

Он разглядывает меня – всю меня, – переводя взгляд с моего лица на винтажную футболку, обрезанные джинсы, кроссовки из секонд-хенда, а потом так же неторопливо назад, к лицу. В этом осмотре нет ничего сального. Мне даже кажется, что он вообще изучает не мое тело, потому что взгляд его немного расфокусирован.

– Я не узнаю тебя, – произносит он, и крылья его шуршат и колышутся. Он хмурится, морща лоб. – Кто ты?

Глава 3

Смерть

Всё во мне требует, чтобы я взял ее.

Всё.

Возможно, из-за того, что я не могу этого сделать – по крайней мере в буквальном смысле. Ее душа прилипла к плоти, и ни моя рука, ни моя сила не могут их разделить.

И все же потребность забрать, унести ее меня не оставляет. Это так чуждо мне, так настораживает, что крылья мои распахиваются, то ли от потрясения, то ли готовясь к полету.

Я ощутил это в то самое мгновение, когда увидел ее, и чувство до сих пор не стихает.

Я пристально гляжу на женщину, и та размыкает губы.

– Я… – Грудь ее вздымается чаще, чем до2лжно. – Я не знаю, как на это ответить, – продолжает она с потерянным и немного оторопелым видом.

Меня поражает напевность ее голоса. Даже это влечет меня к ней.

Твои братья обрели женщин. Эта – твоя, возьми ее.

Я борюсь с настойчивым желанием.

Такое же происходило и с братьями? И их противостояние было столь же… беспощадным?

Это просто ужасно.

Я выпрямляюсь.

Люди – вот кто импульсивен, не всадники. И уж определенно не я, Смерть.