– У тебя здесь еще два месяца, Монтгомери, и я знаю хороший способ скоротать времечко. Способ расположить к себе персонал. – Горячее дыхание повара касается моего затылка.

– Убери от меня свои руки, – холодно говорю я.

Кончики пальцев впиваются мне в талию, и я чувствую, что вот-вот сорвусь. Мне нужно убраться подальше от этого мужчины и этой кухни. Мне нужно убраться подальше от любой кухни.

– Тебе, должно быть, одиноко, раз ты разъезжаешь по стране. Держу пари, в каждом городе, который ты посещаешь, ты находишь себе дружка, который согревает тебя в твоем маленьком фургончике.

Его ладонь скользит по моей пояснице, направляясь к заднице. Я хватаю его за запястье, разворачиваюсь и бью коленом по яйцам, сильно и без колебаний.

Он тут же сгибается от боли и жалобно стонет.

– Я же сказала, убери от меня свои гребаные руки.

Персонал молчит, позволяя крикам своего коллеги эхом отдаваться от посуды из нержавеющей стали, в то время как он не может разогнуться. Часть меня хочет прокомментировать, каким маленьким оказался его член на моем колене, но по его поведению становится очевидно, что я перегнула палку.

– Да ладно тебе, – говорю я, расстегивая поварскую куртку. – Встань с пола. Выглядишь жалко.

– Кертис. – Шеф-повар Джаред в шоке выглядывает из-за угла и смотрит на своего помощника. – Ты уволен. Вставай и убирайся на хрен с моей кухни.

Кертис – вот я и узнала его имя, – продолжает держаться за яйца и кататься по полу.

– Шеф Монтгомери. – Шеф Джаред поворачивается ко мне. – Я прошу прощения за его поведение. Это совершенно неприемлемо. Уверяю вас, это не та культура, которую я здесь стараюсь развивать.

– Думаю, с меня достаточно.

С меня достаточно по множеству причин. Линейный повар^[8], которого больше никогда не возьмут на работу в высококлассный ресторан, просто оказался той соломинкой, которая сломала хребет верблюду. В глубине души я понимаю, что не смогу помочь шеф-повару Джареду составить меню этим летом.

И я чертовски уверена, что мне ни к чему, чтобы другие знали, что я испытываю трудности. Эта индустрия беспощадна, и как только критики сообразят, что шеф-повар высокого класса, не говоря уже о лауреате премии Джеймса Бирда, тонет, они начнут кружить вокруг меня как стервятники, упоминая мое имя в каждом из своих кулинарных блогов, а мне сейчас не нужно такое внимание.

Шеф-повар Джаред слегка съеживается, что странно. Этот человек пользуется уважением в мире кулинарии, и он вдвое старше меня.

– Я все понимаю. Я позабочусь о том, чтобы вам выплатили все по контракту, включая следующие два месяца.

– Нет. Не нужно. – Я пожимаю ему руку. – Я, пожалуй, пойду.

Кертис все еще сидит на полу, и, уходя, я показываю ему средний палец, потому что да, я признанный кондитер, который иногда все еще ведет себя как ребенок.

Едва я оказалась на улице, меня принялась душить июньская влажность, как будто моя неспособность выполнять свою работу была недостаточно удушающей. Не знаю, о чем я думала, когда согласилась провести лето, работая на кухне в Южной Флориде.

Быстро запрыгнув в свой фургон, припаркованный на стоянке для сотрудников, я включаю кондиционер на полную мощность. Мне нравится этот фургон. Он полностью отремонтирован: снаружи покрашен свежим слоем темно-зеленой краски, а внутри у меня есть собственная маленькая кухня.

Я живу в нем, пока езжу в командировки по всей стране, с распущенными волосами и ни о чем не заботясь. Затем, когда добираюсь до места назначения, я включаю рабочий режим и провожу следующие месяцы, прикрыв свои татуировки, и меня именуют шеф-поваром по десять часов в день.

Странное сочетание, которое я называю своей жизнью.

И, если быть честной, это не совсем то, как я ее себе представляла. Когда-то я мечтала открыть собственную пекарню и готовить все свои знаменитые печенья, батончики и торты, которые в детстве пекла для отца. Но мне посчастливилось сразу после окончания школы пройти обучение у одного из лучших кондитеров Парижа, а затем еще одну стажировку в Нью-Йорке.

После этого мои дела пошли в гору.

Теперь это тарталетки на один укус, муссы, названия которых большинство людей не в состоянии выговорить, и сорбеты, которые, как нам всем нравится делать вид, вкуснее мороженого. И хотя в мире кулинарии высокого класса есть моменты, которые кажутся претенциозными и нелепыми, я благодарна судьбе за то, что жизнь привела меня именно сюда.

Моя карьера впечатляет. Я это знаю. Я работала бесконечные часы, чтобы стать впечатляющей, покорить эти почти недостижимые высоты. Но теперь, когда у меня получилось достичь большинства из них, я плыву, потеряв направление, высматривая следующую галочку, за которой можно погнаться.

Именно об этом мои хаотичные мысли напоминали мне в течение последних трех недель. Я либо добьюсь успеха, либо быстро миную постоянно вращающуюся дверь, за которой объявляется имя самого нового и популярного шеф-повара в индустрии.

В смятении я выезжаю на шоссе, ведущее к отелю моего отца, и в этот момент звонит мой агент.

Я отвечаю по Bluetooth.

– Привет, Вайолет.

– Что, черт возьми, сделал этот маленький засранец, из-за чего именно ты, а не кто-то другой, бросила работу раньше времени? Шеф-повар Джаред позвонил мне, чтобы извиниться, и попытался перевести тебе зарплату за три месяца вперед.

– Не принимай этот чек, – говорю я ей. – Да, его сотрудник – тот еще придурок, но, по правде говоря, этим летом я бы Джареду все равно ничем не помогла.

Она замолкает.

– Миллер, что происходит?

Вайолет была моим агентом последние три года, и, хотя из-за моего беспокойного образа жизни у меня не так много друзей, я считаю ее своим другом. Она управляет моим расписанием и проводит интервью. Любой, кто хочет написать обо мне в своем кулинарном блоге или попросить меня проконсультировать по поводу их меню, должен сначала познакомиться с ней.

И хотя на свете очень мало людей, с которыми я могу быть откровенна, она – одна из них.

– Вай, ты можешь меня убить, но я подумываю взять отпуск до конца лета.

Если бы на шоссе Майами не было так чертовски шумно, можно было бы услышать, как падает булавка.

– Почему? – В ее голосе слышится отчаяние. – Осенью у тебя самая важная работа в твоей карьере. У тебя заказана обложка для журнала «Еда и вино». Пожалуйста, не говори мне, что ты от этого отказываешься.

– Нет. Боже, нет. Я все еще этим занимаюсь, и к началу моей следующей работы я буду в Лос-Анджелесе, просто… – Черт, как мне сказать ей, что она теряет своего самого высокооплачиваемого клиента? – Вайолет, я уже три недели не могу придумать новый десерт.

– Ты хочешь сказать, что у тебя не было времени? – предполагает она. – Потому что если тебе нужно больше времени, чтобы усовершенствовать рецепты для статьи, я могу это понять.

– Нет. Я имею в виду, что не приготовила ничего, что не развалилось бы в процессе или не подгорело в духовке. Я настолько плохо справлялась со своей работой, что это было бы смешно, если бы из-за этого я не находилась на грани нервного срыва.

Она смеется.

– Ты что, издеваешься надо мной, да?

– Вайолет, пятилетняя девочка с простой духовкой для выпечки могла бы приготовить десерт лучше, чем я.

На линии снова воцаряется тишина.

– Вайолет, ты еще здесь?

– Я перевариваю.

Я направляюсь к отелю, где живет мой отец, и жду, пока она заговорит.

– Ладно, – произносит она, успокаивая себя. – Ладно, все в порядке. Все в порядке. Следующие два месяца ты потратишь на то, чтобы отдышаться, собраться с силами и к первому сентября отправиться в «Луну».

«Лу́на» – ресторан шеф-повара Мэйвен, в котором я буду консультировать осенью. Когда я училась в кулинарной школе, Мэйвен проводила у нас семинар, и я мечтала о возможности с ней поработать, но она ушла из индустрии вскоре после нашего знакомства. Она стала матерью, затем вернулась в мир кулинарии, открыв ресторан, названный в честь ее дочери, и попросила меня помочь с составлением десертного меню. Интервью для журнала «Еда и вино» будет проходить на ее кухне в Лос-Анджелесе, и я очень рада этой возможности.

По крайней мере, меня эта перспектива действительно волновала, но ровно до тех пор, пока все не превратилось в дерьмо.

– Ты будешь в «Лу́не» к первому сентября, верно, Миллер? – спрашивает Вайолет, когда я не отвечаю.

– Буду.

– Хорошо, – выдыхает она. – Я смогу это продать. Ты отмечаешь свою новую награду, проводя лето с семьей, и с нетерпением ждешь возвращения на кухню в сентябре. Боже, блоги и критики будут от этого в восторге, гадая, где ты, черт возьми, пропадаешь. Ты уверена, что твой папа не заболел? Я могла бы раскрутить эту тему.

– Господи, Вайолет, – смеюсь я, не веря своим ушам. – Слава богу, с ним все в порядке.

– Хорошо. Этот мужчина слишком красив, чтобы умирать таким молодым, – наконец смеется Вайолет.

– Ладно. Мне пора идти.

– Скажи папочке Монтгомери, что я передавала ему привет.

– И не подумаю. Пока, Ви.

В город на пару дней приехали «Воины Города Ветров», профессиональная бейсбольная команда Чикаго. Мой отец последние пять лет был у них полевым менеджером, то есть, по сути, главным тренером. До этого он работал в их команде младшей лиги после того, как его забрали из нашего местного колледжа в Колорадо.

Эммет Монтгомери быстро поднялся по карьерной лестнице в бейсболе. Как он того и заслуживал. Он уже находился на верном пути к тому, чтобы сделать себе имя в этом виде спорта, когда у нас все изменилось. Он отказался от всего, включая свою успешную карьеру, чтобы стать моим отцом, и отказался оставить работу тренера в местном клубе, пока я не закончу среднюю школу и не займусь собственным делом.

Он один из лучших. На самом деле я бы сказала, что он – самый лучший.

Бо́льшую часть моей жизни мы были вдвоем, и, хотя можно подумать, что я ушла из дома в восемнадцать, чтобы расправить крылья, на самом деле я сделала это для того, чтобы расправить крылья смог он. Я знала тогда, как знаю и сейчас, что в тот момент, когда я перестану переезжать, он привяжется к любому городу, в котором я поселюсь, чтобы быть ближе ко мне. Так что ради него я не переставала ездить с тех пор, как ушла из дома в восемнадцать лет, и у меня нет никаких планов остепениться. Он отказался от всего ради меня. Самое меньшее, что я могу сделать, – это убедиться, что он больше не будет сдаваться.

Я захожу в круглосуточный магазин, покупаю пару банок «Короны» – одну для себя, другую для него, – а затем меняю свои поварские брюки и нескользящую обувь на обрезанный комбинезон и шлепанцы. Снимаю рубашку с длинными рукавами, вставляю в носовую перегородку кольцо и выбираю самое дальнее место для парковки от входа в потрясающий отель, в котором остановился мой отец.

Даже наблюдая за ним в течение последних пяти лет, я все еще не могу привыкнуть видеть его таким. В детстве у нас никогда не было модных или дорогих вещей. Работая тренером в колледже, он зарабатывал немного, и ему было всего двадцать пять, когда родилась я. Так что, можно сказать, во многом мы выросли вместе.

Чаще всего он кормил меня макаронами с сыром из коробки, потому что не был большим знатоком кухни. Вот почему, когда я подросла, то сама занялась этим делом, научилась готовить и полюбила выпечку. Я загоралась всякий раз, когда впечатляла его новым рецептом, и, честно говоря, так было всегда. Он, несомненно, мой самый большой поклонник.

Но видя его, преуспевающего, занимающегося тем, что он любит сильнее всего, и настолько успешного, что у него уже есть кольцо чемпиона Мировой серии^[9], я бесконечно горжусь тем, как хорошо он справляется без меня.