– Я предпочитаю слово «страстный».

– Жаждущий. Обезвоженный, – продолжает она.

– Отчаявшийся, – добавляю я за нее.

– Эй! – Исайя поднимает вверх палец. – Если бы я ничего не получал, я бы позволил вам называть меня отчаявшимся, но у меня с этим все в порядке, так что я бы сказал, что я страстен и доступен.

– Похоже, ты очень занят. Не стоит лезть из кожи вон из-за дочери собственного тренера, верно? Не думаю, что ему это сильно понравится, – наклоняет голову Миллер.

Исайя напрягается, его голос понижается до шепота.

– Пожалуйста, не рассказывай своему отцу.

– Тогда, пожалуйста, не ставь меня в неловкое положение, пока я присматриваю за твоим племянником.

Ладно, возможно, она нравится троим Родезам.

– Ты слышал, что сказала эта женщина. – Я провожаю брата до двери. – Прекрати приставать и уйди, чтобы Макс мог поближе с ней познакомиться.

– Но я тоже хочу поближе с ней познакомиться! – протестует он, но я выталкиваю его из номера, закрываю дверь и возвращаюсь на кухню.

– Прости за него.

– Я была слишком прямолинейна?

– Нет. Небольшой отказ полезен для его разросшегося эго, но, отказав ему, ты, возможно, заставила его в тебя влюбиться. Поэтому удачи.

– Отлично, – невозмутимо произносит она и тут же переключает внимание на Макса, сидящего у ее ног и смотрящего на нее снизу вверх.

Она присаживается на корточки, стараясь, чтобы их взгляды оказались на одном уровне.

– Привет, Букашечка.

Макс улыбается, а я прислоняюсь к стене, наблюдая за ними.

– Что скажешь? Хочешь побыть со мной, пока твой папа на работе? Мы можем посмотреть, как он играет, и посмеяться над его обтягивающими штанами.

– Ты будешь смотреть?

– На игру? Или на твою задницу?

– И на то и на другое.

Миллер бросает на меня через плечо изумрудно-зеленый взгляд.

Проклятие. Прежний я не задумываясь выскочил бы из кожи вон через две секунды после того, как она предупредила моего брата, чтобы он перестал к ней приставать.

На ее губах появляется ухмылка, но она не отвечает на мой вопрос полностью.

– Да, буду смотреть.

– Черт. Блин, – поправляюсь я. – У тебя, наверное, есть билеты. Тебе стоит сходить на игру. А после пообщайся с отцом. Я попрошу Сандерсона из персонала присмотреть за ним.

– Все в порядке. – Она отмахивается от меня, явно не понимая, что я бы предпочел, чтобы сегодня вечером за Максом присмотрел Сандерсон. Я ему доверяю, и, таким образом, Макс будет на поле, там же, где и я. – Похоже, теперь я буду рядом все лето. Смогу вдоволь насмотреться на бейсбол.

Ну, это мы еще посмотрим.

Часть меня хочет, чтобы она облажалась, дать ее отцу повод уволить ее, но в конечном счете ее неудача только ранит Макса.

Как раз в тот момент, когда эта мрачная мысль мелькает у меня в голове, Макс тянет руки к Миллер, чтобы та его обняла. Она с легкостью берет его на руки, и он утыкается ей в плечо, чего никогда не делал с незнакомцами, тем более со случайной женщиной.

Мой сын смотрит на меня с легкой улыбкой на губах, как будто молча дает мне понять, что, несмотря на все мои усилия, она остается.

Сняв бейсболку, я даю себе передышку между подачами, проводя большим пальцем по маленькой фотографии Макса, которую храню под внутренней лентой.

Трэвис требует слоубол^[17], но я от него отмахиваюсь. Мне повезло, что этот парень не видел мои последние слоуболы. Я не собираюсь снова рисковать.

Два аута, и до третьего осталось две подачи. В седьмом иннинге^[18] мы проигрываем «Майами» со счетом 3:1. Эта серия вывела меня из себя. Я потерял концентрацию и сделал подачу прямо в лузу отбивающего^[19], где игрок «Майами» со второй базы послал мяч в полет на трибуны за правой стороной поля.

К счастью, на базах не было других игроков, но это последний раз, когда я думаю о Миллер, мать ее, Монтгомери, пока я на поле.

Это ее первый вечер с Максом, и, судя по нашей с ней встрече сегодня утром, он же будет и последним. Она обязательно облажается.

Трэвис, мой кетчер^[20], меняет подачу, давая мне то, что я хочу, – четырехшовный фастбол^[21]. Мне нужно закончить этот иннинг. Никаких лишних игроков на базах, никакого дополнительного времени на прохождение последовательности подачи. Только вверх и вниз. Три выхода на биту^[22]. Три аута^[23].

Кивнув ему, я выпрямляюсь и кладу пальцы в перчатке на шнуровку мяча. Делаю глубокий вдох и использую всю сноровку, посылая фастбол вверх. Достаточно высоко и далеко, чтобы отбивающий замахнулся и промахнулся, заработав мне второй удар.

Он зол на себя, и мне это нравится. Я вижу его разочарование даже с питчерской горки^[24]. Трэвис дает мне следующую подачу, и я знаю, что он будет по-настоящему зол, когда я нанесу последний удар по слайдеру^[25].

Это похоже на мой крученый удар, но мой слайдер смертельно опасен. Трэвис всего второй сезон работает моим кетчером, но он знает, что я люблю заканчивать иннинг именно так. Это эффективно, а прямо сейчас мне нужна эффективность, чтобы я мог вернуться в дагаут^[26] и проверить, как там мой сын.

Мяч летит по нисходящей кривой, и отбивающий замахивается с точностью часового механизма.

Три страйка^[27]. Три аута. Иннинг окончен.

Трэвис встречает меня на полпути между домашней базой^[28] и питчерской горкой, ударяя своей кетчерской перчаткой по моей.

– Черт, Эйс. С такой скоростью у меня на ладони синяки останутся. Как рука?

Пожимаю плечами.

– Пока нормально.

Я бы добавил, что у меня в запасе как минимум еще один иннинг, но не осмеливаюсь произнести это вслух. Суеверия и все такое.

– Вот это мне нравится слышать!

– Идем, большой бро! – Исайя подбегает со своей позиции между второй и третьей базой и шлепает меня перчаткой по пятой точке. – Что на тебя нашло сегодня?

Размеренной трусцой я бегу вместе с ними к скамейке запасных.

– Просто хочу, чтобы эта игра поскорее закончилась. Чем быстрее, тем лучше.

– Черт возьми, – смеется он. – Это из-за горячей няни?

– Что, черт возьми, ты сказал, Родез? – кричит Монти, когда мы проходим мимо него, поднимаясь по лестнице в раздевалку, где меня встречают шлепками по заднице, по плечу и бесконечными похвалами за сегодняшнюю подачу.

– Ничего. Не думаю, что я что-то говорил, – оглядывается брат.

– Нет, я тоже ничего не слышал.

– Вот и славно. Ты нравишься мне гораздо больше, когда молчишь. – Монти треплет меня по затылку. – Отличная подача, Эйс.

Кивнув, я нахожу первого незанятого сотрудника.

– Сандерсон, – окликаю я одного из наших тренеров, усаживаясь на спинку скамейки, достаточно высоко, чтобы видеть поле. – У тебя телефон с собой?

Он нервно смотрит на меня, вероятно, потому, что ему хорошо известно: лучше не разговаривать с питчером между подачами. На самом деле обычно я вообще не разговариваю, и мои товарищи по команде знают, что меня нельзя отвлекать, когда я сажусь на скамейку запасных, но сегодняшний вечер – исключение.

После семи иннингов это седьмое сообщение, которое я отправил Миллер. Только я не могу быть тем, кто это сделает, потому что в дагауте на меня нацелено слишком много камер.

– Отправь сообщение, – кричу я, прежде чем продиктовать номер Миллер, который запомнил сегодня днем.

– Что написать?

– Проверка связи. Спроси ее, как Макс, и напомни, что она может принести его сюда, если у нее с ним возникнут проблемы. Ты ведь можешь забрать его у нее, верно?

– Эйс! – кричит Монти. – Перестань писать сообщения моей дочери и сосредоточься на чертовой игре.

– Эй, это у тебя на руках джокер, и это ты нанял ее присматривать за моим сыном. Сам виноват.

На его губах появляется легкая улыбка.

Сандерсон прочищает горло.

– Она ответила. – Он читает со своего телефона абсолютно бесстрастным голосом. – Она говорит: «Передай Каю, что если он не оставит меня в покое, я накормлю его ребенка всем сахаром, который только смогу найти в этом отеле, и посажу его перед экраном, чтобы ему промыли мозги этим чертовым Кокомелоном^[29], а потом оставлю его ворчливую задницу разбираться с Максом всю ночь».

– Не смешно. – Я подхожу, чтобы забрать у него телефон.

– Эйс, – говорит Монти, прикрываясь ладонью, чтобы посторонние не могли прочитать по губам. – Камеры.

Смиренно вздохнув, я говорю:

– Напиши ей в ответ, что она уволена.

Монти посмеивается себе под нос.

Сандерсон поднимает телефон, чтобы я мог прочитать поступающие сообщения.

Миллер: Меня уже уволили в третьем и шестом иннингах! Это, должно быть, новый рекорд.

Миллер: Передай ему, что за тот слоубол его следует уволить. Это было некрасиво.

Миллер: О, и скажи ему, что ему с его задницей совершенно не идут бейсбольные штаны.

Миллер: Вообще-то вру. Хотя насчет слоубола – это не ложь. В самом деле уродливо вышло.

– Господи, – выдыхаю я, качая головой. – Просто спроси ее, жив ли мой ребенок.

Телефон Сандерсона звякает.

– Жив.

У меня отлегло от сердца. Семь иннингов позади, осталось два.

– Жду не дождусь, когда с ней познакомлюсь, – слышу я, как Трэвис присоединяется к разговору с моими товарищами по команде со скамейки запасных.

– Самое время, чтобы у Макса появилась горячая няня, – говорит мой брат.

– Самое время, чтобы у нас появилась горячая няня. Мы это заслужили, – добавляет Коди, наш первый бейсмен^[30]. – Ребятам это гораздо интереснее, чем Максику.

Монти поворачивается, явно собираясь всыпать моим товарищам по команде по первое число, но я его опережаю.

– Осторожнее, – говорю я со своего места. Когда я встаю, куртка падает с моих плеч, и я говорю достаточно громко, чтобы меня услышали на другом конце дагаута. – Два раза повторять не буду, так что слушайте внимательно. Пусть никто даже не думает о ней. Мне плевать, если вы считаете, что она дар божий для этой команды, она здесь не для вас. Так что пусть это будет единственным предупреждением. Если вы попытаетесь приставать к ней так, что она почувствует себя некомфортно, будете иметь дело со мной. Думаете, Монти промолчит, когда дело касается его ребенка? – Я снисходительно усмехаюсь. – И вам не захочется знать, что с вами будет, если вы заденете моего ребенка, а задевать Миллер или любого, кто присматривает за моим сыном, – это то же самое, что задевать Макса, так что даже, мать вашу, не пытайтесь.

Я опускаюсь обратно на край скамейки и снова натягиваю на плечи куртку, чтобы сохранить тепло.

В дагауте воцаряется жуткая тишина, вероятно, потому, что мои товарищи по команде шокированы тем, что я вообще открыл рот. Негласные правила и суеверия бейсбола – это не игрушки, с ними не шутят, но убедиться, что с Максом все в порядке, для меня важнее любых суеверий.

– Да! – кричит мой брат, нарушая неловкое молчание. – Только Эйс может заставить ее почувствовать себя некомфортно, правда, тренер?

– Исайя, перестань быть таким подлизой и выходи на разминку. Ты следующий отбивающий.

– Есть, сэр!

Он меняет кепку на бейсбольный шлем и выбегает из дагаута в разминочный круг^[31], а я сижу и жду, когда эта проклятая игра наконец закончится.