– Смерти боится любой человек. Но есть люди, которые боятся чего-то ещё сильнее, чем смерти. Советник Луань настолько был озабочен судьбой государства, что этот страх был сильнее страха смерти. Он никогда не наносил удары ради власти и был готов умереть за свои убеждения. Его воля была настолько сильна, что он бесстрашно спорил с правителем и отдал свою жизнь, оберегая жизнь тех, кто мог погибнуть на той войне. Когда я думаю об этом, я даже немного радуюсь: мне-то, в отличие от советника Луаня, нет дела до судьбы государства.

– Получается, и на этой войне я должен просто ждать развязки?

– А что тебе ещё остаётся? Или ты думаешь, что, когда армия полководца Красной Панды подойдёт к городу, ты сможешь победить её в одиночку?

– А что, если попытаться?

– Надеюсь, ты собираешься сделать это голыми руками.

– Нет! Совсем нет! Ну должны же быть ещё какие-то варианты!

– Понятно, что кого-то из верхушки Красные Повязки обязательно казнят. Просто для того, чтобы дать понять: город захвачен всерьёз, новая власть здесь надолго.

– Но как сделать так, чтобы меня точно не тронули? У меня другие дела.

– Не жить? С покойниками обычно не воюют.

– А что, если я стану, к примеру, монахом, – вдруг предложил мальчик и выставил фасолину прямо в центре доски, открывая рискованную атаку.

– Я не в силах тебе этого запретить, – заметил монах, – но и не согласен одобрить тебя в общине. Но ты можешь поискать других монахов, которые согласятся принять тебя в послушники. Для этого нужно два человека, хотя в особо безлюдных местах допустимо приносить обет даже просто перед статуей Просветлённого.

– Вы полагаете, что я не гожусь в монахи?

– Я скорее предположу, что ты не хочешь становиться монахом. Или, если говорить точнее, не знаешь, что значит быть монахом, – и только поэтому хотел бы им стать.

– Так укажите на мою ошибку!

– Опять же, могу ошибаться и я. И вот что я вижу: по-моему, ты считаешь, что монахи – это какие-то специальные люди, которых просто так обучают боевым искусствам, безмятежности и невозмутимости перед лицом любой угрозы. Это не совсем так. Нигде в Трёх Корзинах Учения Просветлённый не говорил, что необходимо учить монахов боевым искусствам, стратегии или чему-то подобному.

– Но этому обучают, я знаю точно, – заметил Маленький Тигр.

– Это просто местный обычай. В спорных случаях монах следует местным обычаям.

– Тогда вот что учтите: так я думал, когда был совсем маленький. А сейчас после общения с вами я думаю уже совсем по-другому. Сейчас мне уже ясно: монах – это в первую очередь человек, который неустанно закаляет свой дух.

– Но я всё равно должен тебе напомнить, что от того, что ты станешь монахом, ты не сможешь побеждать в одиночку целую армию. Я пока не встречал ни одного монаха, кто был бы на это способен. А если кто-то и способен – в этом случае дело точно не в монашеских обетах.

– Зато я встретил монаха, который спокоен и невозмутим, даже оказавшись в городе, которому предстоит штурм мятежной армией. А этот монах – вы. А значит, научиться хотя бы этому возможно.

– А как же твои странствия?

– Может быть, если стану монахом, то вдруг обнаружу, что странствия мои совершенно бессмысленны и шататься среди рек и озёр – бесполезно.

Монах задумался – может быть, со словами мальчика, а может быть, это была позиция. Наконец, он сделал на доске один не очень ясный ход и ответил:

– Я тоже немножечко тебя изучил, и мне кажется, что монастырь тебе не годится. У тебя несколько неподходящие потоки энергии. Пожить тебе там будет какое-то время интересно, но это будет не больше чем очередная остановка на твоём жизненном пути. Монастырь может помочь, но способ этот не решит всех бед.

– В моём положении я готов на всё что угодно.

– Может быть и так, что монастырь никак не поможет тебе добиться того, что ты хочешь. Но, погрузившись в уклад, живя новой жизнью, ты, пожалуй, сможешь отвлечься и забыть о том, что тебя мучает. А может быть, ты даже продвинешься в Учении настолько, что для тебя это просто перестанет что-то значить. Тебе будет всё равно, добился ты своего или не добился, победил Красная Панда или не победил.

– Если Красная Панда и победит, но при этом Разящему Ястребу отрубят голову – то пускай побеждает.

– Когда ты достаточно продвинешься в Учении, тебе и до того не будет дела.

– И вы думаете, что это и пойдёт мне на пользу?

– Нет. Я просто описываю то, что могу предложить как честный торговец. Мой товар превосходный, но никак не волшебный. Я полностью выкладываю его на прилавок и не скрываю никаких его свойств.

Мальчишка подумал и сказал:

– Вы честный человек.

– Я стараюсь.

– А ещё вы знающий человек.

– А к этому и стремлюсь.

– Тогда скажите честно и полностью: стоит ли мне вообще тратить силы на Учение? Я уже один раз сломал себе жизнь, когда во всё это ввязался. Стоит ли мне ломать её ещё раз, чтобы теперь развязать этот узел?

– Ты не сможешь отвлечься от того, что и стало причиной твоего пути. Потому что даже в Обитель ты попадёшь по той же причине, по какой ты оказался на этих опасных дорогах. Рано или поздно ты либо сломаешься, либо сбежишь – ни с тем ни с другим монахам возиться не захочется. Может быть и так, что ты начнёшь вершить месть прямо в стенах монастыря. Несмотря на все обеты.

2. Веер Вдовствующей Императрицы

На первый взгляд, ничего не поменялось. Вокруг был всё тот же ясный и прохладный осенний день, Горностай по-прежнему стоял возле приоткрытого окна таверны, внутри продолжался всё тот же разговор, и даже столик между мальчишкой и монахом ещё не до конца заполнился разноцветными фасолинами.

Но после всего, что было сказано, их словно связала причастность к общей тайне. И единственным преимуществом Горностая в этом положении было то, что он был волен сделать вид, что ни при чём, и сбежать от этой тайны подальше.

Но он этого, разумеется, не сделал. Потому что для таких дел он и постигал своё мастерство.

– Месть? – встрепенулся мальчик. – Почему вы сказали «месть»? Кому я собираюсь, по-вашему, мстить?

– Простая закономерность: людей на этот путь толкает либо жажда любви, либо жажда местию Человек может это забыть со временем, отвлекаясь на тренировки и битвы, но всё желание растёт обычно из одного из этих корней. Поэтому догадаться нетрудно.

– То есть вы понимаете мою беду, но сами не знаете, как её разрешить?

– Знаю только в общих чертах. Думаю, прежде чем зевать над схоластической премудростью, тебе надо будет взять какие-то уроки у мастера военных искусств. Когда речь в наше время идёт о любви и мести, мастерство в обращении с оружием поможет больше, чем грамматика или логика.

Мальчишка брезгливо поморщился, как будто заметил на доске клопа.

– Я думал об этом, но у меня больше шансов даже в монастыре, они сразу поймут, что я им чужой. Что я пришёл только затем, чтобы уйти.

– Возможно, со временем ты поймёшь, что дело, ради которого ты собирался загубить свою жизнь, всегда было не больше чем обманом, а монастырь – единственное место, где вообще можно жить по-человечески. Но может получиться и другой вариант: ты поймёшь, что по-настоящему жил только в те годы, когда стремился к тому, что считаешь справедливостью, а монастырь – это тихое место, где протекает глупая и скучная жизнь. Возможны и другие варианты. Я не знаю, какую из этих двух дорог ты выберешь. Но мне очень хорошо видно, что в тебе столько энергии, что ты наверняка пройдёшь её до конца.

– Я не буду у вас спрашивать, какая из этих дорог лучше.

– Правильно. Потому что ты сам понимаешь, что всё равно поступишь по-своему. Единственное, что могу посоветовать: не опоздай встать на выбранный путь. Сейчас, после начала распри, всё очень сильно ускорилось: появилось много мастеров боевых искусств, и у них есть чему поучиться – в наше время их знания испытаны на практике. В наше время сильны именно мастера меча и других боевых искусств. А книжники, напротив, уязвлены и в смятении.

– Я понимаю, – мальчик ушёл куда-то в свои мысли и даже не сразу сообразил, что это его ход.

Монах едва заметно поднял брови, а потом внезапно добавил:

– Если задуматься, то и сама распря во многом началась из-за того, что среди сильных родов возродился интерес к боевым искусствам. Юношам знатных семейств было уже мало становиться просто уездными начальниками. К тому же чиновников можно всегда подготовить из простонародья. Возрождались безыскусные обычаи времён династии Шан, а вместе с ними возрождались и нравы той необузданной эпохи, когда всякий благородный человек, у которого нашлись деньги, желание и досуг на овладение искусствами, считал себя особой породой и ставил себя на одну доску с самим правителем. Мощь армии возрастала, она легко сокрушала варваров четырёх сторон света, но вместе с тем росла и гордыня военачальников, а уже из неё вытекала готовность устраивать распри и убивать. Во времена детства моего отца дуэлями промышляли лишь варвары и те, кто им уподобился, – в основном это были жители пограничных областей. Сейчас же даже при дворе дуэли – обычное дело. А ведь они были запрещены как раз во времена Ся. Но если прежде этот закон бездействовал за ненадобностью, то теперь на него просто не обращают внимания.

Горностай невольно обратил внимание на то, что этот исторический экскурс пронзил мальчишку не хуже, чем удачно пущенная стрела. Что же в нём такого было сказано, что так сильно его встревожило?

По своему опыту Горностай знал, что со стороны подобную тайну разгадать не получится. Чтобы хоть что-то понять – надо и дальше слушать их интересный разговор.

– Вы имеете в виду дуэль, на которой убили… – заговорил мальчишка.

– Осторожнее с именами, – напомнил монах, – они бывают проклятыми и запрещёнными.

– Дуэль, на которой убили человека, – мальчик с трудом нашёл нужное слово, – который носил прозвище Сияющий Дракон, что усмирил Варваров Четырёх Сторон Света?

– По-твоему, причина распри именно в гибели Сияющего Дракона?

– Именно благодаря его победам северные варвары не пытаются чинить набеги.

– А вместо этого вербуются к повстанцам и правительственным войскам и грабят людей уже организованно и безнаказанно.

– Но всё равно, будь он в живых, – мятежники не посмели бы поднимать голову!

– Это может быть одной из причин. Но есть и другие.

– Кстати, Разящий Ястреб, с которым была эта дуэль, – он так и не понёс наказания.

– Думаю, этот Разящий Ястреб считает, что не заслуживает никакого наказания. У двух благородных и высоко стоящих людей были претензии друг к другу, они разрешили их кровью. Специально чтобы не впутывать ни клан, ни государство. Поэтому Разящий Ястреб и уверен, что для государства он не преступник.

– Если Разящий Ястреб так в этом уверен, то почему примкнул к Красной Панде?

– Думаю, потому, что у него при дворе были и другие враги, не только Сияющий Дракон. Люди вроде Разящего Ястреба живут войной и схваткой, они могут завоевать целую страну, сидя на коне, но и пытаться управлять ей будут, сидя на коне, – пока не сбросят под копыта. Я уверен, что он даже не поинтересовался, чего требует этот Красная Панда, что вообще за династия такая – Хон и что пишут на своих знамёнах Красные Повязки. Лишь бы за этими знамёнами шагала достаточно грозная армия.

– Вот именно таких людей и наплодила мода на дуэли. Про таких говорят: «Сделался сильным – стал счастливым, потому что умом больше не пользуется».

– Но такие же люди сейчас сражаются против отрядов Красной Панды. Так что положение Разящего Ястреба очень непрочно. Скорее всего, если его поймают, то убьют, причём весьма затейливым способом.

– Такой родовитый ублюдок всегда сможет вытягивать себя. Прощение и новый пост, пусть даже с понижением. Был он велик при дворе, и влез высоко в армии генерала Красная Панда. А если и тут прижмёт – перебежит на сторону другого мятежника Панды. Провинций много, ему есть где разгуляться. Это нам деваться некуда! Я уверен, его солдаты будут творить бесчинства. Не может быть в порядке армия, которой командуют Разящие Ястребы.

– Не думаю, что до нас им вообще будет дело. Брать у нас нечего, а боевые навыки есть. Скорее всего, нас просто не заметят. Возможно, с нами будут пытаться подружиться и даже предложат воевать на их стороне.