– Довольно, я всё понял, – я даже вытянул ладонь вперёд, чтобы он остановился. – Вполне возможно, что Воронихин будет повторно пытаться меня убить.

– Совсем не факт, – покачал головой Корсаков. – С ним уже провели разъяснительную беседу. Парень после событий в подвале и посещения полицейского участка на эмоциях полночи гонял по городу в поисках того самого пьяного водителя. Слава Богу не преуспел. Родственники сами закрыли обезумевшего от горя парня под домашний арест, пока он дров ещё больше не наломал. Твой отец разговаривал с его отцом сегодня утром, ещё до работы. Предложил разрешить ситуацию мирным путём и тогда он не будет выдвигать встречных обвинений о покушении на убийство, которого просто чудом не произошло. Всё немного сложнее с родственниками бедной девочки.

– Сколько лет ей было? – зачем-то спросил я, словно это как-то может исправить или смягчить сложившуюся ужасную ситуацию.

– Девятнадцать. Её родители убиты горем, но хотя бы пока не рвутся в бой с шашками наголо. Им решили сказать правду, что ты получил тяжелую травму и потерял память. Они точно не будут в ближайшее время тебя искать и пытаться убить, хотя её отец уже принял решение вызвать тебя на дуэль.

– А в управу отец зачем тогда поехал? – безучастно спросил я.

– Так они же тоже в курсе, но пока не будут тебя домогаться, до полного выздоровления. Сначала предстоит заседание медицинской коллегии для определения твоей дееспособности, как лекаря, а потом суд. Будем пытаться вывести дело так, что это непредвиденные обстоятельства и девушка уже была обречена, главная вина на водителе автомобиля, которого так до сих пор, кстати, и не нашли. Вот пусть им и занимаются.

– Хотите сказать, что прошлый я не виноват? – взорвался я, вскочив с кресла, как на пружинах. – Да это же полная безответственность! Каким местом он вообще думал? Ему же предлагали помощь и, я так понимаю, рабочий день ещё не кончился, всё могло бы пойти совсем по другому сценарию! Чёртов самоуверенный придурок этот ваш Александр Петрович! Саша, Сашенька, сынок! Руки пооборвать к чёртовой матери!

– Именно поэтому я и унесу Вашу тайну в могилу, Сергей, то есть Александр Петрович, – как бы нечаянно оговорился Корсаков, чётко дав понять, что он полностью в курсе кто я и объяснив мне мотивы своего поступка. – Потому, что я увидел в Вас совсем другого человека, более достойного и менее тщеславного, чем тот, кто канул в лету и освободил для Вас место. Добро пожаловать в мир магии и больших возможностей!

Борис Владимирович встал, выпрямился и торжественно протянул мне руку. Я был настолько в шоке от поступившей информации, что тупо смотрел на него, пытаясь сообразить. Потом через пелену жутких мыслей, до меня наконец просочился его посыл.

– Спасибо, Борис Владимирович, – сказал я, от души пожимая его руку. – Надеюсь, что Вы никогда не пожалеете об этом.

Глава 6

Мастер душ на прощание передал просьбу (уже не приказ, что замечательно) моего отца сразу зайти к нему в кабинет. Я догадывался, что он должен находиться на первом этаже, ноги понесли меня сами в нужном направлении, уже могу обходиться без провожатого.

В коридорах больницы уже было достаточно оживлённо, сновали по коридору сотрудники, приходили заболевшие, уходили довольные выздоровевшие. Судя по одежде были и пациенты, которые находились здесь длительное время, то есть, не смотря на силу магии есть болезни, нуждающиеся в продолжительном лечении и нахождении в стационаре. Ну да, иначе зачем он тогда?

Отец сидел за столом и пересматривал папки документов. Я почему-то сразу догадался, что это аналог наших историй болезни. Вид у него был смурной, но по крайней мере запаха грозы уже не было. Он бросил на меня короткий недовольный взгляд и кивнул в сторону стула напротив.

– Садись, – коротко бросил отец, взяв в руки следующую папку.

Я смирно присел на стул для посетителей и решил осмотреться, в ожидании пока дойдёт дело до малоприятного разговора. Его кабинет был вдвое больше, солиднее, респектабельнее, чем мой. Оно и правильно, руководитель. И тоже много книг, целая библиотека. Неужели здесь существует такое количество медицинской литературы? Вроде ведь всё просто, приложил руку к больному месту, поколдовал и попрощался с уже здоровым человеком.

– Почему не позвал меня сразу вчера? – резко прозвучал на фоне тишины голос Петра Емельяновича, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. – И не надо юлить, скажи истинную причину.

– Острый приступ идиотизма, – коротко ответил я, не зная, что ещё можно добавить о происшедшем.

– Мне кажется, это был не приступ, а длительное состояние, – высказал он с чёткой ноткой презрения. Та самая, которую очень неприятно слышать из уст родителя. Вот кто угодно так скажет, абсолютно начхать, а здесь совсем другое дело. Как ножом по сердцу. И это я ещё окончательно не проникся идеей, что он мой отец. – Слишком долго я терпел твою безответственность, эгоизм и наплевательское отношение. То, что было вчера не лезет ни в какие ворота. Без последствий не обойдётся, а вот какими они будут, покажет время. Если я правильно понимаю, Обухов Степан Митрофанович будет собирать коллегию по этому случаю. С меня запросили предоставить все обстоятельства летального случая в клинике в письменном отчёте.

В голове всплыл образ упомянутого отцом князя Обухова, который возглавлял госпиталь его же имени и городскую коллегию лекарей. Самая весомая фигура в Питере по части медицины. Мужик суровый, жёсткий, но справедливый. Один раз я уже попадал ему под горячую руку, но он дал мне шанс на реабилитацию, боюсь, второго не будет. Лишат права на лекарство? Может быть. Восстановление этого права процесс сложный, но осуществимый. Есть ещё одно но, в коллегии есть парочка немаловажных особ, которым я как кость в горле, вот эту проблему решить будет сложнее, а их Обухов послушает более охотно, чем меня. Втираться к ним в доверие дело нереальное. Проще достучаться до спрятанного за гранитной набережной Невы сердца Степана Митрофановича.

– Я прекрасно понимаю, пап, – ответил я, он снова немного скривился, когда я назвал его папой. Ну что ж, терпи и привыкай, это нормальное обращение сына к отцу в любом мире, тем более, что здесь не средневековье. Я старался говорить ровно и спокойно, без лебезения и без пренебрежения. Надо потихоньку выстраивать отношения с отцом, который на данный момент производит впечатление тирана. Но это не показательный момент, слишком сильно я ковырнул ему больную мозоль. – Я реально наломал дров. То, что произошло по причине моей глупости и необоснованной самоуверенности не заслуживает прощения. Одно только хочу сказать, но не в оправдание. Я извлёк из этого достойный урок, который изменит всю мою жизнь. Это не для красивого словца, во мне что-то сломалось вчера вечером. И я имею ввиду не ножевое, не черепно-мозговую травму, повлекшую за собой амнезию, я имею ввиду взгляды на жизнь. С сегодняшнего дня я другой человек, появлению которого ты будешь приятно удивлён, просто дай мне шанс, большего не прошу.

Отец всё время, пока я говорил, смотрел на меня исподлобья. Такое впечатление, что где-то в глубине души он хотел бы поверить моим словам, но никак не получалось. Он закрыл очередную папку с документами, встал из-за стола и задумчиво посмотрел в окно, за которым неохотно вступал в права обычный осенний Питерский день. Небо затянуто серыми тучами, серые дома и серые улицы с куда-то спешащими редкими прохожими в дождевиках, накрапывал докучливый дождь, а вот ветер сегодня был весел. Он метал в разные стороны первые опавшие листья, задирал полы дождевиков, бросался брызгами в окно и завывал в вентиляции. От самого пейзажа уже становилось зябко и неуютно.

Идеальная как по мне погода для депресняка и самобичевания. Но, мне не подходит ни первое, ни второе. Жаль, что мне в итоге придётся отвечать за чужие поступки, но выбора не предоставляется. Так что не киснем и разрабатываем план по вытаскиванию себя любимого за уши из болота, в которое меня загнал бывший хозяин этого тела. Придурок, прости Господи. И как у таких выдающихся и строгих родителей вырос такой засранец? Да легко, так нередко бывает. Буду искать ответ в ближайшем окружении. Илья точно не причина, а вот некий Боткин (да простит его известный нам первооткрыватель вирусного гепатита), должен быть рассмотрен под микроскопом и при подтверждении информации о его деструктивном влиянии, отлучён от дома.

Отец отошёл от окна и внимательно посмотрел на меня.

– Знаешь, сын, сам не знаю почему, но тебе хочется верить, – сказал он и пошёл неспешно мерять шагами ширину кабинета. – Наверно только потому, что ты мой сын. Я попытаюсь на время оттянуть заседание коллегии под видом того, что ты ещё не выздоровел. Процедура всё равно неизбежна, но будет шанс показать себя с другой стороны и, возможно, но далеко не обязательно, Степан Митрофанович и его коллеги дадут ещё один шанс. Слабо в это верится после всего, но всё бывает.

– Спасибо, пап, – смиренно произнёс я и склонил голову в небольшом благодарном поклоне. Не смог в этот раз увидеть, дёрнулась ли его щека после слова “пап”. – Скажи с чего мне начать?

– Начни с того, что у тебя сегодня выходной. Просто пойди погуляй по городу один, подумай обо всём. Да, погода не лётная, зато лишнюю дурь из головы выдует, тоже неплохо. Если замёрзнешь, в ресторане погреешься. А первым делом купи себе новый телефон и сразу позвони мне. Если мой номер не помнишь, возьми сразу визитку на столе и положи в карман.

– Сделано, – ответил я, засунув красивый кусочек картона во внутренний карман жилетки. – А Илью отпустишь со мной?

– Нет, пусть трудится, тебе сейчас полезно побыть одному и хорошенько подумать, что надо сделать для того, чтобы предпринять удачную попытку реабилитироваться.

– Хорошо, будет так, – сказал я, поднимаясь со стула. – Ну, я пошёл?

– Да, конечно, – он смерил меня взглядом на прощание, раздражения и ненависти я в нём уже не видел, только немного грусти, как по безвременно ушедшему родственнику. – И будь осторожен. На тебя уже никто не охотится, а там Бог их знает.

– Понял, постараюсь, – я развернулся и вышел из кабинета.

Интересно, у меня в кабинете есть дождевик? Или не чесать мозги и поехать на такси до ближайшего торгового центра? Да, наверно с этого я и начну, а там видно будет. Один хрен на первом месте покупка телефона, остальное вторично. В коридоре чуть не столкнулся с вылетающим из манипуляционной Юдиным.

– О, освободился? – радостно затрещал он. – Ну чё? Как? Чё он сказал?

– Решил попробовать дать шанс на реабилитацию, – ответил я и отодвинул его в сторону окна, чтобы не мешаться посреди коридора. – Буду думать.

– Ну тогда пошли, как раз привезли интересный случай. Там твоя мать и Виктор Сергеевич уже разбираются, меня за Борисом Владимировичем послали.

– Нет, не могу, отец отправил на выходной, отдохнуть от всего и подумать о смысле жизни.

– Успеешь подумать, идём со мной! – он схватил меня за руку и потащил в сторону манипуляционной. – Подождёт твой выходной, тем более, что меня никто не отпустил несмотря на коленопреклонённые просьбы. Да хватит уже упираться, идём! Вот если Алевтина Семёновна тебя пошлёт, тогда уже совсем без вариантов.

– Она расскажет отцу, что я нарушил его приказ.

– Далеко не факт, тебя она любит больше, – категорично возразил он.

– Ну ладно, – я дал ему утащить себя в манипуляционную, натягивая по пути халат, который мне вручила одна из медсестёр.

Вот что я делаю, а? Ведь по нормальному сказали, не лезь, а тебя прям прёт! Профессиональное любопытство? Оно, сволочь, трудно эта животина поддаётся дрессировке. Моё появление в манипуляционной, что самое удивительное, не вызвало мгновенного отторжения и взмахов швабры.